Полное затмение - Лиз Ригби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ломакс не знал, что и сказать на это.
— Наверное, - добавил Драпински, - звучит странно.
— Странно. И ненаучно.
Драпински вздрогнул. За стеклами очков трудно было определить цвет его глаз. Какой-то размытый, подумал Ломакс.
— Вы встречались с Джулией Фокс?
— Нет, но слышал о ней достаточно.
— Трудно узнать человека, основываясь только на слухах. Именно поэтому мне так трудно понять, какой была Гейл Фокс.
Ответа не последовало. Драпински прошелся по комнате, выдвинул ящик и снова вернулся на место уже со скальпелем в руке. Он начал разделять мух на две кучки. Ломакс так и не понял, каким критерием учитель руководствовался при отборе. Со стороны все мухи казались одинаковыми. Разочарованный Ломакс продолжал:
— К тому же чудовище - термин антинаучный. Не знаю, что значит это понятие для вас, но чудовище, которым вы считаете Джулию Фокс, и чудовище, убившее Гейл и Льюиса, - это не совсем одно и то же.
— А вы умеете подбирать слова, - сказал Драпински, чуть помедлив над своей работой. - Сразу видно адвоката.
— Ошибаетесь. Я астроном.
Учитель биологии поднял глаза на Ломакса и быстро-быстро заморгал.
— Я - астроном, но сейчас в творческом отпуске и помогаю в расследовании убийства. Разве это не доказывает, что и вы способны ошибаться в людях, не так ли, мистер Драпински?
Учитель улыбнулся. Лицо и часть лысины при этом сморщились.
— Вы совершенно не знали Гейл? - спросил он. - А ей бы понравилось беседовать с вами - она увлекалась астрономией. Как и множеством других вещей. У нее был живой ум исследователя. Не удивлюсь, если Гейл состояла членом здешнего астрономического клуба.
Ломакс молча ждал продолжения.
— Вам не понравится то, что я скажу, - заметил Драпински. - К тому же времени мало. Вы опоздали. На тридцать минут.
— Простите, - сказал Ломакс.
— Хм, - произнес Драпински. Судя по тону, прощать он не собирался. - А по какой причине вы опоздали?
— Принести вам записку от матери?
— Мне хотелось бы узнать причину.
— Когда я выходил из дома, зазвонил телефон.
— Это был очень важный звонок?
Ломакс подумал.
— Наверное, нет, - признал он. Определенно нет. Сегодня вечером он так или иначе увидит Ким в обсерватории. Тогда он мог бы и договориться о визите Элисон. - Простите, - сказал он. - Я всегда стараюсь успеть, но всегда опаздываю. И ничего не могу поделать с этим.
— Хм-м-м, - снова пробурчал Драпински.
Наступило молчание. Учитель продолжал раскладывать мух на две кучки.
— Чем вы занимаетесь? - не выдержал наконец Ломакс.
— Отделяю мутантов от чистых. Наркоз продлится одиннадцать минут. - Затем неожиданно Драпински заговорил: - Гейл здорово справлялась с этой работой. Она была очень талантливой ученицей и часто помогала мне в лаборатории. Она приходила с коричневой сумкой во время ленча и помогала готовить опыты. У меня есть свой метод работы в лаборатории. Цель, способ, результат, вывод. Гейл все схватывала на лету. Методология очень важна. Гейл умела работать с результатами опытов. Ее выводы были блестящими. Графики, таблицы, расчеты - все тщательно анализировалось. А результаты свидетельствовали об остром уме.
— Прямо-таки отчет об успеваемости, - заметил Ломакс.
Драпински показал рукой на один из графиков. Пересекающиеся линии напоминали большое насекомое. При ближайшем рассмотрении Ломакс увидел, что это генетическая карта. Линии связывали гаметы бабушек, дедушек, родителей и детей. Сбоку объяснялся смысл эксперимента.
— Это сделала Гейл? - спросил Ломакс.
Драпински кивнул.
Ломакс никак не ожидал подобного.
— Правда?
— Разумеется. - Драпински наслаждался изумлением Ломакса. - Это работа по изучению способа передачи наследственной красно-зеленой слепоты. Триста семей на протяжении трех поколений. К сожалению, исследование основывалось только на опросах, поэтому контрольный тест показал вероятность в шестьдесят пять процентов. Подробности эксперимента приведены в приложении. Исследование доказывает, что аллель цветной слепоты передается по наследству и зависит от пола…
График усложнялся. Ломакс заметил слова "цель, способ, результат, вывод". Он рассматривал почерк. Мелкий, все буквы написаны с одинаковым наклоном. Аккуратный. И форма, и содержание свидетельствовали о научном складе ума.
— Триста семей. Она проделала большую работу, - сказал Драпински. - Гейл заставляла меня раздавать опросные листы на собраниях родительского комитета. Родители заполняли, ученики - почти никогда.
— Ее привлекала генетика?
— Для талантливого ученика генетика - чистое наслаждение. На уровне школы в генетике есть своя стройная логика. Наверное, Гейл испытывала интерес к генетике из-за своей матери.
Ломакс помедлил.
— Вы встречались с ее матерью?
— Вы многого не знаете о Гейл. Ее мать умерла, когда Гейл была совсем ребенком. Трагично. Гейл всегда переживала, что болезнь, убившая ее мать, передается по наследству.
— Это она вам сказала?
— На годовщину смерти матери она надевала в школу брил-лиантовую брошку. Гейл всегда боялась, что ее украдут, но все знали, по какому поводу надета брошка, и не трогали ее. Это единственная память, которая осталась у Гейл от матери.
Ломакс присел.
— Почему она проводила перемены здесь, а не вместе с друзьями-одноклассниками?
— Возможно, у нее не было друзей. Возможно, именно я был ее другом.
— Вы?
— Отчасти.
Драпински завершил разделение мух по кучкам. Высыпал одну из них в банку. Затем написал на листке бумаги: "Чистые" - и, засунув листок внутрь банки, плотно закрыл ее.
— Вы женаты?
— Да.
— Давно?
— Одиннадцать лет. Отвечаю на следующий вопрос - детей нет.
— В вашей дружбе с Гейл было что-нибудь… необычное?
— Да.
— Вы часто оставались с ней наедине?
— Вы хотите сказать, что это неестественно? Но Гейл была не такая, как все.
— Почему?
Впервые Драпински посмотрел прямо в глаза Ломаксу.
— Послушайте, - сказал он, - у нас не было сексуальных отношений. Но я любил ее. В школе полно богатеньких деток. Они считают, что именно им принадлежит весь мир. Некоторые девушки почти взрослые, сексуально зрелые. Этакие красотки…
Он замолчал. Ломакс подумал о Мэри Бет, Джине и Келли Энн.
— То есть я хочу сказать, что здесь порой бывает настоящий показ мод. Так вот, эти девицы меня нисколько не интересуют. Мне нравятся подростки, которые умеют смущаться, у которых полно вопросов, они все время совершают ошибки, постоянно испытывают неуверенность в себе. Вот такой и была Гейл.
— Почему?
— Почему они мне нравятся? - На мгновение Драпински показался Ломаксу уязвленным. - Наверное, я и сам задержался в этом возрасте. Обычно моя жена так и говорит.
— Работы Гейл кажутся вполне зрелыми, - заметил Ломакс. Он все еще находился под впечатлением графика, висящего на стене.
— Интеллектуально она была вполне зрелой.
— Интересно, почему она подружилась именно со своим учителем?
— В этом не было ничего сексуального, - повторил Драпински.
— Ну а о чем вы, к примеру, говорили?
— Жена часто называет меня Департаментом бесполезной информации. Меня интересует все на свете. И Гейл была такой же.
— Ну, например?
Драпински нетерпеливо вздохнул.
— Черные дыры. Жизненный цикл тли. Гидролокация у китов… да все на свете.
— И особенно генетика.
Драпински сложил оставшихся мух в другую банку, написал: "Мутанты" - и плотно закрыл ее.
— Кроме того, ее всегда увлекали мотивы поведения. Гейл хотела знать, почему животные и люди ведут себя именно так, а не иначе. Она изучала поведение в классах, поведение учеников с точки зрения биологии. Гейл проделывала эксперименты над целыми классами, а они даже не догадывались об этом. Цель, способ, результат, вывод. И все это на таком сложном объекте, как школьники. Некоторые старшекурсники считали, что это не научный, не лабораторный подход, но Гейл доказала свою правоту. Этот метод она могла применять везде.
— Однако ведь случается, что ученицы влюбляются в своих учителей, - осторожно заметил Ломакс.
Драпински откинул голову назад и издал звук, который Ломакс не сразу признал за смех.
— Гейл не была влюблена в меня, - сказал он.
Наверное, Драпински сам был влюблен в Гейл. Непонятно почему, но учитель покраснел.
— Она снится вам? - спросил Ломакс, вспомнив о Хегарти. - Да.
— Часто?
— Да. И до своей смерти она часто снилась мне.
— И что она делает в ваших снах?
— Обычно Гейл одета в одно и то же платье. Это все, что я помню.
— Ее настоящее платье?
— Да. Синее. У нее было много платьев синего цвета.
— Она надевала это платье в лабораторию?