Вся ваша ненависть - Энджи Томас

так водители по всему району реагируют на решение присяжных. Какие-то ребята примерно моего возраста стоят на крыше машины и кричат: «Правосудие Халилю!»

Сэвен объезжает ее и паркуется у дома своей бабушки. Поначалу он сидит молча, без движения. И вдруг с силой бьет по рулю.

– Дерьмо!

Деванте качает головой.

– Полнейшее.

– Дерьмо! – орет Сэвен. Он закрывает глаза руками и качается взад-вперед. – Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

Я тоже хочу кричать – просто не могу.

– Не понимаю, – говорит Крис. – Он же убил Халиля. Значит, должен сесть…

– Такие, как он, никогда не садятся, – бормочет Кения.

Сэвен быстро вытирает лицо.

– Да пошло оно все. Старр, делай что хочешь, я с тобой. Хочешь что-нибудь поджечь – давай подожжем, только скажи.

– Чувак, ты сдурел? – хмурится Крис.

Сэвен оборачивается.

– Ты не врубаешься, так что заткнись. Старр, чего ты хочешь?

Чего угодно. Всего. Кричать. Рыдать. Блевать. Кому-нибудь вписать. Что-нибудь сжечь или бросить.

Меня напичкали ненавистью, и теперь я хочу всех отыметь, хоть и не знаю, как именно.

– Чего-то, – говорю я. – Протестовать, бунтовать, мне пофиг…

– Бунтовать? – повторяет Крис.

– Так держать! – Деванте протягивает мне кулак. – Вот это я понимаю!

– Старр, подумай, – продолжает Крис. – Это ведь ничего не решит.

– Мои слова тоже ничего не решили! – огрызаюсь я. – Я все сделала правильно, и это ни хрена не помогло. Мне угрожают, копы издеваются над моей семьей, кто-то обстрелял мой дом… Мы столько всего пережили – и ради чего? Ради правосудия, которого Халиль так и не получил? Им насрать. Ну и ладно. Мне тоже теперь насрать.

– Но…

– Крис, мне твое одобрение не нужно, – говорю я с комом в горле. – Просто попытайся понять, что я чувствую. Пожалуйста.

Он открывает и закрывает рот, но ответа не следует. Сэвен вылезает из машины и опускает свое кресло.

– Лирика, пойдем. Кения, ты остаешься у бабули или идешь с нами?

– Остаюсь, – говорит она, и в глазах у нее стоят слезы. – Вдруг мама придет.

Сэвен тяжело кивает.

– Хорошая мысль. Ты будешь ей нужна.

Лирика спрыгивает с колен Кении и бежит по дорожке к крыльцу. Кения медлит. Потом оборачивается.

– Мне жаль, Старр, – говорит она. – Это неправильно. – А затем идет вслед за Лирикой, и вскоре бабушка впускает их в дом.

Сэвен возвращается за руль.

– Крис, закинуть тебя домой?

– Я с вами. – Крис кивает, словно сам себя уговаривая. – Да, я с вами.

– Уверен? – спрашивает Деванте. – Будет опасно.

– Уверен. – Он смотрит на меня. – Я хочу, чтобы все знали, что решение присяжных – бред собачий.

Он кладет руку на сиденье ладонью вверх, и я накрываю ее своей.

Сэвен заводит машину и задним ходом выезжает на дорогу.

– Чекните твиттер, узнайте, где сейчас движ.

– Ща. – Деванте достает телефон. – Народ идет к бульвару Магнолий. В прошлый раз все месилово происходило именно там… – Он снова морщится и хватается за бок.

– Ты сам-то уверен, что хочешь поехать, Ванте? – спрашивает Крис.

Деванте выпрямляется.

– Да. Меня били посильнее, когда принимали в банду.

– Как Короли вообще тебя поймали? – спрашиваю я.

– Ага. Дядя Карлос сказал, что ты ушел погулять, – подхватывает Сэвен. – Долго же ты гулял.

– Мужик… – Деванте фыркает в своем фирменном девантовском стиле. – Я хотел Дэлвина навестить, ясно? И сел на автобус до кладбища. Меня злит, что он совсем один в Садовом Перевале… Я не хотел, чтобы ему было одиноко, понимаешь?..

Я стараюсь не думать о том, что Халиль в Саду тоже останется совсем один – ведь мисс Розали и Кэмерон собираются в Нью-Йорк к мисс Тэмми, да и я переезжаю.

– Понимаю.

Деванте прижимает полотенце к носу и губе. Крови стало меньше.

– Я уже возвращался – шел на остановку, когда на меня напали парни Кинга. Думал, всё, мне кранты, чесслово.

– Ну, я рад, что тебе не кранты, – говорит Крис. – Значит, у меня еще есть время, чтобы надрать тебе задницу в «Мэддене».

– Ты совсем сдурел, снежок, если веришь, что у тебя есть шансы, – ухмыляется Деванте.

По бульвару Магнолий в обе стороны носятся машины, как по субботам, когда все барыги съезжаются сюда, чтобы похвастаться своими тачками. Орет музыка, народ сигналит, высовывается из окон своих автомобилей или стоит на капотах. На бульваре сгрудились люди; в воздухе висит туманная дымка, а небо вдалеке лижут языки пламени.

Я прошу Сэвена припарковаться у «Права на Правду», окна которого заколочены досками. Поверх них баллончиком написано предупреждение: «Собственность чернокожих». Мисс Офра говорила, что, если Большое жюри не выдвинет обвинений, «Право» организует протесты по всему городу.

Мы идем по тротуару, сами не зная куда. Людей здесь гораздо больше, чем я думала, – не меньше половины жителей Сада. Я надеваю капюшон и опускаю голову. Вне зависимости от того, какое решение приняли присяжные, я по-прежнему Старр-которая-была-с-Халилем и не хочу, чтобы сегодня ночью меня видели. Пусть только слышат.

Кое-кто из окружающих смеривает Криса косыми взглядами в духе «какого хрена здесь делает этот белый пацан». Он засовывает руки в карманы.

– Я привлекаю внимание, да? – говорит он.

– Ты уверен, что хочешь остаться? – спрашиваю я.

– Это так вы с Сэвеном чувствуете себя в Уильямсоне?

– Именно, – хмыкает Сэвен.

– Тогда я справлюсь.

Толпа слишком плотная. Мы забираемся на лавку на автобусной остановке, чтобы получше осмотреться. Посреди улицы на полицейской машине стоят Короли в серых банданах и Послушники в зеленых и скандируют: «Правосудие Халилю!» – пока народ вокруг снимает происходящее на телефоны и бросается камнями в окна.

– Нахер того копа, бро, – кричит парень с бейсбольной битой. – Ни за что пацана кокнул! – И с этими словами он разбивает стекло со стороны водителя.

Началось.

Короли и Послушники выбивают лобовое стекло. Кто-то вопит:

– Перевернем эту херню!

Гангстеры спрыгивают, и народ выстраивается с одной стороны от машины. Я смотрю на мигалки и вспоминаю свет, мерцавший у нас с Халилем за спиной… Но в следующий миг они исчезают – и машина падает на крышу.

Кто-то кричит:

– Посторонись!

К ней летит коктейль Молотова, и мгновение спустя – в-в-в-вух-х-х! – она вспыхивает.

Толпа ревет.

Говорят, несчастье любит компанию; думаю, то же можно сказать и о гневе. Я здесь злюсь не одна – все вокруг со мной солидарны. Никому из них даже не пришлось сидеть в пассажирском кресле во время убийства. Мой гнев – это их гнев, и наоборот.

Из магнитолы гремит скретч[121], а потом Айс Кьюб произносит: “Fuck the police, coming straight from the underground. A young nigga got it bad ‘cause I’m brown”[122].

Глядя на толпу, можно подумать, что мы на концерте – все читают вместе с Кьюбом и прыгают под бит. Деванте