Фонарь на бизань-мачте - Марсель Лажесс

Чтобы ускорить дело, господин де Мопен счел нужным остаться на месте и подгонять рабочих, угрожая им всеми возможными карами. Тут-то он, как говорят, и ударил старшего мастера железным прутом. История наделала много шуму, и, когда мастер спустя три месяца умер, жители вновь написали министру петицию, обвинявшую де Мопена в преждевременной смерти этого человека. Копию документа прислали на Иль-де-Франс, чтобы дать де Мопену возможность как-нибудь оправдаться. Губернатор ответил короткой отпиской: «Я его сроду ничем не бил, кроме как только ногой, да и то он от этого не упал». Впрочем, он признавал, что характером малость вспыльчив. Лишь после его отъезда люди всласть посмеялись над этим ответом.

Через несколько дней обнаружилось, что весь подмоченный в бурю запас зернового хлеба и риса в амбарах начал преть. А так как и все плантации были залиты водой, нам, чтобы как-нибудь выжить, оставалось рассчитывать разве что на охоту и рыбную ловлю. Солдаты, рабочие и их семьи уже приготовились было по приказанию губернатора отправиться в лес и, разбив там лагерь, кормиться добытой дичью, как вдруг появился, на счастье, корабль из Мадагаскара. Он привез нам стадо быков и груз риса. Другой корабль, прибывший с мыса Доброй Надежды, доставил зерно. Эти суда считались погибшими, а они были просто застигнуты штилем в открытом море. Колония приободрилась.

К концу третьей недели все деревья, лишенные ураганом листвы, начали покрываться почками. В поместьях заново обрабатывали плантации риса, хлеба, табака, кукурузы. В Порт-Луи тоже никто не сидел сложа руки. Суда, что во время шторма сели на мель, были подняты. То было время больших перемен, настоящее возрождение после бедствия.

Для меня это стало временем, когда я себе позволила жить ожиданием. Впереди ничего не маячило определенного — попросту нечто, смутно напоминающее надежду. Каждое утро я думала: что-то должно случиться. Но наступал час отбоя, а ничего не происходило. Тем не менее радость моя не блекла. Я говорила себе, что жизнь продолжается, и, как всегда, эта мысль служила мне утешением.

Дни шли за днями. Все были заняты подготовкой судов к отправке. В пекарне круглыми сутками не угасало пламя в печах, где пеклись галеты для экипажей. Загружалось в трюмы соленое оленье мясо, бочонки с вином и водкой. Лесорубы складывали на берегу поленницы, и лодки перевозили эти дрова на борт. Домашняя птица, которую местные жители в обмен на полученные концессии должны были поставлять королевству, ожидала в курятниках часа, когда ее переправят на корабли. Порт тоже наполнился жизнью, временно прерванной на период зимовки. Каждый здесь четко знал, что именно он обязан выполнить.

Господин де Мопен, которому, как говорили, сделал внушение стоящий над ним губернатор Бурбона, умерил свою нетерпимость. Говорили также, что он весь во власти мечты о повышении в чине, а следовательно, и награждении Крестом Святого Людовика. Но корабли из Франции целых два года не приносили ему ничего, кроме горького разочарования.

В одно прекрасное утро господин Дюкло, поспешно вернувшись домой, сообщил нам, что люди видели капитана Мерьера в Порт-Луи.

Я с нетерпением и страхом ожидала часа обеда. Скорее всего капитан вернулся лишь для того, чтобы сейчас же уехать обратно.

Но в полдень нотариус пришел с целым коробом новостей. «Стойкий» на следующей неделе отплывает в Пондишери под командованием Дюбурнёфа, поскольку представителям судовладельцев так и не удалось убедить капитана Мерьера принять командование кораблем. За отсутствием кого-либо другого на должность первого помощника берут господина Дюмангаро, и дело теперь стоит за вторым. Зато «Герцог Шартрский» полностью загрузился провизией и отправляется в Лориан.

— Некоторые особы, в том числе господин Шапделен, уже вывесили объявления о своем отъезде, — сказал под конец нотариус, взглянув на меня.

Тут было принято, покидая колонию, загодя оповещать об этом жителей порта вывешенным на стене канцелярии объявлением.

— Кому же он поручает свое поместье? — спросила госпожа Дюкло.

— Он его продал сегодня утром, — ответил нотариус. — И угадайте, кому?

— Без сомнения, капитану Мерьеру, — сказала я.

— Откуда вы знаете? — спросил нотариус.

— Догадаться проще простого. Разве вы не сказали нам, что капитан собирается покупать имение?.. Ну так где же оно находится?

— У Большой Гавани, за королевским заповедником. Дом и службы построены, часть земли уже приносит доход. Если не ошибаюсь, плантации в полном порядке, что же касается рубки леса, то господин Шапделен всегда уважал свои договоры с властями.

— Выходит, что капитан Мерьер решил поселиться в колонии, — сказала госпожа Дюкло с равнодушным видом.

— Все наши женщины будут грезить о нем, — засмеялся нотариус. — Стоит мужчине попасть в историю, о которой не утихает молва, как женщины начинают за ним гоняться. Но те, кто ожесточился против него, сочтут, что это его решение не столь уж забавно.

— Вы виделись с ним? — спросила я.

— Да, в канцелярии, куда господин Шапделен пришел вместе с ним ко мне на прием. Да, кстати, Армель, он спросил, здоровы ли вы и как вам понравилось на Иль-де-Франсе?

— Что вы ему ответили?

— Что вы чувствуете себя превосходно, что вы теперь стали членом нашей семьи и что вы, хотя и подумывали какое-то время вернуться во Францию, ныне переменили свое решение. Я был прав?

— Да.

Я не нашла, что добавить к сказанному, потому что меня взволновала одна внезапно пришедшая мысль. Почему капитан ни с того ни с сего заинтересовался моей особой? По соображениям, известным ему одному, он рассудил, что я не должна выходить замуж за Матюрена Пондара, и устроил все так, чтобы дать мне это понять. С тех пор миновали недели. Питай он ко мне какие-то чувства, он вел бы себя иначе. Такой неожиданный интерес был весьма подозрителен. Не опасался ли он каких-нибудь козней с моей стороны? Все тут плохо согласовалось одно с другим и требовало раздумий. Впрочем, не очень-то поразмышляешь, когда из рук в руки передаются блюда, дети отказываются от мяса и то и дело принимаются хныкать. Но уже то, что мне предстоит уяснить себе все до мельчайших подробностей, обещало приятное развлечение.

Однако и после