Верховья - Валентин Арсеньевич Николаев

Теперь, глядя вдаль, он даже слегка улыбался, — так, внутренне, душой, — будто обманул всех. «Вон за тем поворотом будут створы, потом надо прижиматься к левому берегу, а там километра два серединой, потом...

— Хватит! — прервал его думы Олег. — Давай назад, к перевозу... Хоть от директора пойду отвяжусь. Загрызли...

Первомай

1

Когда пристали у поселка, Олег спрыгнул на песок и ушел в контору к директору.

Наискось пересекли реку, ошвартовались у свайного деревянного причала под церковью.

Теперь их жизнь замыкалась меж двух берегов, между селом и поселком.

Было еще совсем рано, доходил только восьмой час, но люди на берегу уже толпились: праздник! Увидев приставший катер, они не стали ждать лодку, а кинулись всей гурьбой к причалу.

Что ж, на берегу был Май как Май. И погода подлаживалась под праздник — вынырнуло в прогал облаков солнце, и день засветился, заиграл легкой весенней радостью.

Семен придерживал багром катер, и нарядные веселые люди сыпались к ним на палубу, смеялись, с удовольствием стучали о железо легкими ботинками, разбродились по всей палубе, кому где нравилось. Жены придерживали подвыпивших мужей, чтобы они не прилипали к рубке и леерам: краска еще не совсем просохла.

Пока снова перебегали через реку к поселку, Семен, наполовину высунувшись из машинного отделения, будто вытирал ветошью руки, а сам внимательно наблюдал за палубой, кабы кто не вывалился за борт. Матроса еще не было, не прислали из затона, и поэтому Семену самому приходилось подавать и заделывать чалку, возиться с трапом.

Из поселка пассажиров было мало: по привычке все шли туда, на луговой берег, где надрывно трещала мотором лодка.

На стоянке Семен спустился в кубрик, порылся в шкафу, пошел и поднял на кормовой мачте флаг.

Флаг был закоптелый, обтрепанный, прошлогодний.

— Постирать бы надо, — сказал Стрежнев, обернувшись к флагштоку, — экой срам повесил!

— Положено, — ухмыльнулся Семен, — по уставу... У всех Май, а у нас что? Сойдет пока... Мы и сами-то не больно красивы.

Только тут они оглядели друг друга и увидели, что оба давно не бриты, в замасленных и изляпанных краской фуфайках, в затасканных до блеска штанах. Под глазами у обоих чернели от грязи и копоти морщины, руки в ссадинах, задубели...

Они усмехнулись, мысленно осуждая друг друга, и ничего не придумали, как только закурить.

А на палубе все копился народ, и надо было скоро снова отчаливать.

— Семен, валяй в магазин, поесть возьмешь, — сказал Стрежнев. — Я пока рейс схожу и один... А потом гляди, собирайся помаленьку, если рассчитываться надумал... Да хоть скажешь там, чтобы мне кого-нибудь прислали. Матроса и то нет...

Семен в ответ что-то хмыкнул и ушел. Стрежнев завел двигатель. Только хотел отходить, увидел, как берегом, скособочившись, семенил по песку Горбов, на бегу размахивая руками. Пальто он сменил на плащ, но был все в той же шапке.

«Сейчас опять надоедать будет, — с досадой подумал Стрежнев. — Припрется еще в рубку...»

Горбов, запыхавшись, тяжело залез на катер, и ему тут же уступили на скамейке место.

Стрежнев обходил его глазами, но наблюдал за ним. Однако тот и разу не взглянул в сторону рубки.

«Не узнает, — подумал Стрежнев, — разве что не в духе...»

Он приоткрыл дверцу, попытал у стоявшего рядом парня:

— Что это начальник наш какой-то не такой?.. На собранье-то он выступал?

Парень усмехнулся, ответил:

— Не успел, сбросили!.. У всех, видно, терпение лопнуло...

— Та-ак... — сказал Стрежнев и дал полные обороты.

Семен ждал катера, сидел на берегу один. А на другом берегу приставал к причалу пассажирский теплоход — шел первым рейсом в верховья.

Не успел Семен заскочить на катер, Стрежнев сказал:

— Потом поедим, с теплохода вон надо везти. Отдавай чалку, пошли...

На середине реки встретились со свежебелым теплоходом. Людей, сошедших с него, ожидало возле свайного причала не так уж и много. Отдельно ото всех стоял речник в кителе и новой мичманке со свежим «крабом». Под мышкой он держал стянутую ремнем фуфайку, возле ноги его лежал тугой рюкзак.

Это был тот разжалованный молодой капитан Яблочкин, с которым Семен и Стрежнев ехали сюда зимой из затона.

Стрежнев узнал его сразу, и кольнула догадка: «Не ко мне ли?! Ишь как вырядился...»

2

Да, это была замена!

Капитан первым из пассажиров ловко прыгнул на катер, привычно кинул фуфайку на деревянный диванчик на борту и с рюкзаком на правом плече заскочил в рубку.

— Здоровы были! — бесшабашно выпалил он и протянул Стрежневу и Семену руку.

Стрежнев нехотя поздоровался, спросил:

— В гости... к кому?

Капитан ответил с усмешкой:

— В гости... Работать к вам! Замена...

Стрежнев молча отвалил от причала, искоса поглядывая на капитана. Держался тот бодро и нагловато, как показалось Стрежневу.

Семен ушел в машинное. А Стрежнев под ровное гудение дизеля думал: «Семену, значит, замена. А мне, выходит, с этим оглоедом дорабатывать... Та-ак...»

«Нет, это он специально, — думал Стрежнев о начальнике, — нарочно подсунул мне. Да что ты будешь делать! Совсем хочет доконать, за человека не считает!..»

— Хорошо ходит? — спросил новый капитан и нагнулся к щитку приборов.

— Хоро-шо... — с растяжкой ответил Стрежнев, в нетерпении глядя на приближающийся берег, будто там ждало спасение.

Когда пристали и люди поспрыгали на песок, Стрежнев вновь отвалил, не посадив ни одного человека. Спустившись по течению ниже, за овраг, он ткнулся носом катера в грязь, чтобы никто скоро не добрался.

Семен удивленно заглянул в рубку, спросил:

— Зачем сюда?..

— Пообедаем... на спокое, — ответил Стрежнев и заглушил двигатель.

Все спустились в кубрик.

— Ну, Семен, собирайся... Замена приехала, — сказал Стрежнев, усаживаясь за стол. — Давай наедайся в последний раз да на тюменские харчи двинешь.

Семен молчал, пыхтя раскрывал ножом консервные банки.

Новый капитан развязал свой рюкзак, выставил на стол бутылку, несколько яиц, хлеб...