Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли

Дьюэрни сбавила скорость и спрямила курс. Кемаль сумел прицелиться и быстро выстрелить дважды, оба раза мимо. Снаряд приближался. Тогда принц вспомнил, что не учёл рефракцию, подсчитал в уме и выстрелил снова. На сей раз вышло прямое попадание, которое снесло коническую носовую часть снаряда.

Ещё один преследователь проломил соляную корку и провалился на двадцать метров. Витессцы, обитавшие в пещерах, теперь на своей шкуре испытали риск езды по поверхности. Осталось четыре машины.

В запале схватки Кемаль не заметил, как жарко стало в кабине. Ему едва удавалось вздохнуть. Затем он осознал, что на него кричит Дьюэрни, но слова тонут в рёве двигателя. Однако он понял: опусти лицевую пластину и перейди в режим полного охлаждения с подачей кислорода. Он защёлкнул шлем, и Дьюэрни сделала то же. Взглянув вперёд через её плечо, Кемаль различил тёмную линию, косо пересекавшую горизонт. Они неслись к терминатору!

В систему циркуляции пошёл охлаждённый воздух, и Кемаль испытал минутное облегчение. Но воздух почти сразу начал нагреваться. Оборудование скафандра слабо задымилось, изоляция вспыхнула.

Затем они очутились в черте сумерек и умеренных температур. Дьюэрни свернула направо, чтобы не выйти из этой зоны, ведь та растянулась здесь всего километров на двенадцать. Преследователи выстроились гуськом, когда Дьюэрни выполнила поворот. Головная машина шла быстро — невысокая, с торчащей базукой.

Кемаль больше не мог вести огонь — в пекле замкнуло систему наведения. Полицейская машина стремительно увеличивалась, приближаясь слева. Кемаль, как учили в академии, хлопнул Дьюэрни по левому плечу. Она увидела мчавшуюся рядом машину и взяла левее, идя наперерез. Преследователь увернулся, налетел на продолговатый выступ и лёг, задрав правые колёса.

Кемаль хлопнул снова. Дьюэрни свернула опять и сумела завалить ещё одну машину.

Они всё больше отрывались от оставшихся. Дьюэрни выжала из жестянки всё, что возможно, — четыре пухлых колеса перелетели через кряж, приземлились с другой стороны и резко затормозили.

Там, выстроившись в ряд, пять бронированных сухопутных машин, раскрашенных в жёлтые, чёрные и золотые цвета дома Гавиланов, преграждали путь.

За ними виднелись другие, припаркованные у низкого куполообразного строения.

Витесские машины преодолели кряж и остановились.

Жестянка оказалась зажатой меж войсками Витесса и Меркурия-Прайм. С флангов высились невысокие, но неприступные скалы.

— Что будем делать? — спросила Дьюэрни.

— По-моему, мне пора с ними потолковать, — ответил Кемаль.

Он вошёл в куполообразное здание, сопровождаемый Дьюэрни. Внутри оказался полевой лагерь. Удобное кресло было только одно, и в нём сидел Гордон Гавилан. Далтон, при полной боевой выкладке, устроился рядом на стуле; он нехорошо улыбался. Позади с оружием наготове выстроилась охрана.

— Добро пожаловать, племянник, — сказал Гордон с прежней живостью. — Очень мило с твоей стороны задержаться на нашей скромной заставе. Охрана! Стулья моему племяннику и его шофёру.

Кемаль мысленно проклял себя за то, что позволил витессцам загнать жестянку в засаду. Он принял стул и сел. Дьюэрни осталась стоять у двери.

— Вы не сочли нужным сказать мне, дядя, что я наследный представитель Танцоров, — отважно произнёс Кемаль.

— У меня были на это причины, мой мальчик. И не забывай, что я заплатил авансом.

— О чём он говорит? — спросила Дьюэрни.

— О том, что передаст отцовское наследство, как только я подпишу договор. Мне было некогда сказать тебе, — объяснил Кемаль.

— Всё верно, — кивнул Гордон. — Настоящая политика, малыш, есть искусство расчёта. Твой отец никогда этого не понимал. Он был идеалистом. Я любил его, Кемаль, и горько оплакивал его кончину, но он не был практиком. А чтобы править, надо быть практичным. Я постарался воспитать в тебе это качество. Я направил тебя в Военную академию Джона Картера, чтобы ты получил образование и приучился к дисциплине, обретя качества, каких никогда не было у Оссипа.

— Нас не учили в «Джоне Картере» отбирать чужие права!

— А выполнять приказы вышестоящих офицеров учили?

— Конечно, но ты…

— Я глава правящей династии. Ты сын моего брата. Я оказываю тебе поддержку, учу и посвящаю в наши внутренние дела. Как же династии править, когда не выполняются приказы её главы?

— Если они законны!

— А что незаконного в том, чтобы потребовать твоей подписи под моим договором? Если, конечно, я главный в семье. Может быть, ты главный, Кемаль?

— Разумеется, нет, — сказал Кемаль. — И не претендую.

— Вот и славно. — Гордон осклабился, и это означало, что он не потерпел бы иного ответа. — В таком случае главой семьи остаюсь я. Что скажешь, Далтон?

— Мне тоже так кажется, — откликнулся Далтон, гадко скалясь на свой манер.

— Кемаль, — молвил Гордон, — я понимаю, что тебе непросто это сделать. Женщина была бы весьма симпатичной, если бы избавилась от привычки дуться. Не сомневаюсь, что ты с ней неплохо развлёкся. Или ещё только мечтаешь? Не горюй. Позволь успокоить твою совесть насчёт Танцоров и их надуманных притязаний. Это неорганизованные подонки, стянувшиеся на Меркурий из разных миров для работы на рудниках. Они начали развиваться независимо от других и вообразили, будто это даёт им право считаться свободными. Но это всего лишь беспомощный сброд, которому волею случая повезло расселиться вдоль терминатора. У них нет ни постоянного жилья, ни собственности, кроме машин. Нет и территории, поскольку поверхность Меркурия является всеобщим достоянием.

— Да, — согласился Кемаль, — но ведь они и живут на поверхности.

— Это мелочь, не играющая никакой роли. Разве ты не можешь, Кемаль, взглянуть на ситуацию с нашей точки зрения?

— Я вижу одно, — ответил тот. — Я их представитель, а тебе нужна моя подпись на договоре.

— Обычная формальность, — сказал Гордон.

— О, тогда можно и не подписывать, если разницы никакой? — осведомился Кемаль в тон дядиному блефу.

Гордон вдруг обозлился:

— Разница огромная. Танцоры возымели наглость обратиться с петицией в Корпус свободы и прочие организации вроде НЗО, разношёрстной компании земных террористов. Без