Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли

Когда Гробовщик подошёл, новый клиент быстро сел на мраморной плите. Гробовщик ждал обычной реакции: растерянный взгляд человека, только что заново родившегося в Аду и в смущении оглядывающегося по сторонам.

И не дождался. Маркиз де Сад повернулся к Гробовщику.

— Альфонс, мой дорогой!

— Меня зовут иначе, — возразил Гробовщик.

— А я решил дать тебе такое имя. Какой это раз, пятый?.. Нет, я возвращаюсь к жизни в твоей забавной маленькой abattoir[67] в седьмой раз. Кажется, ты тут немного прибрался, верно?

— А что, заметно? — ответил Гробовщик. — Ну, Донасьен, как тебе кажется, у нас здесь многое изменилось? Тебе ли не знать! Ты ведь попадаешь сюда довольно часто.

— Да, — кивнул Сад с негромким смешком. — Меня всё время убивают. Забавно, сколько в Аду собралось ревнителей морали! «Вот де Сад, — говорят они, — по-настоящему ужасный тип, давайте его прикончим». И я получаю удар ножом в живот или верёвку на шею. Но порой, когда у них появляется свободное время, находятся патриоты, которые мстят мне чрезвычайно изощрённо. Их пытки становятся всё более и более продвинутыми, они начинаются…

Тут дверь распахнулась, и в комнату вошёл человек — массивный, с выбритой головой, в маленьких блестящих очках, костюме цвета соли с перцем и жёстким белым воротничком. На шее туго затянут галстук. А на запястье — «Ролекс» с ремешком из норки.

Глава 5

— Леопольд! — воскликнул Сад, мгновенно узнав старого приятеля по Аду (на Земле они никогда не встречались). — До чего приятно, что мы вернулись к жизни вместе. Как тебя убили на сей раз?

Массивный человек — знаменитый Леопольд фон Захер-Мазох — поджал неприятные узкие губы. Он был известен не меньше де Сада, поскольку тоже явился прародителем нового «изма» — речь идёт о мазохизме, получении удовольствия от боли. Впрочем, мало кто знал в этом толк. Захер-Мазох утверждал, будто его великую идею опорочили ноющие ипохондрики-евреи вроде Вуди Аллена. Поскольку мазохизм имеет не больше отношения к жалобам на простуду, проблемам с матерью или на то, что ты не нравишься своему боссу, чем экзистенциализм к тому, чтобы сидеть в одиночестве в комнате и жалеть себя. Так что те, кто так думает, ошибаются. Нет, мазохизм — это воистину старая, отличная штука, и Захер-Мазох всегда считал себя его представителем. Мазохизм связан с сексуальным унижением, способностью почувствовать себя по-настоящему хорошо из-за того, что тебе по-настоящему плохо. Нужен чистокровный австриец благородных кровей, не сомневался Захер-Мазох, чтобы оценить суть явления до конца. Однако его друг де Сад, великий мастер подобных развлечений и весьма одарённый человек, в отличие от Захер-Мазоха испытывает постоянное стремление устраивать безвкусные сцены с невинно страдающими людьми, отчего Захер-Мазох теряет самообладание. И тем не менее приятно снова встретить старого товарища.

Глава 6

— Кое-что в Аду вызывает моё постоянное восхищение, — заявил маркиз де Сад. — Как мастерски Дьявол обеспечивает нас всем необходимым для уничтожения тела и разума! Он чрезвычайно требователен, когда речь заходит о средствах самоуничтожения, правда, Леопольд?

— Я ненавижу, когда ты так говоришь, — ответил Захер-Мазох, присаживаясь возле окна у южной стены клуба «Адское пламя». — Неужели нельзя отказаться от привычки курить опиум? Ты же знаешь, что глупеешь от этой дряни.

— Леопольд, тебя не касается, курю я опиум или нет.

Захер-Мазох остался доволен — он обожал, когда с ним так разговаривали. И добавил, рассчитывая на новый выпад:

— Как ты находишь наш клуб? Нам тебя не хватало.

Сад огляделся. Клуб «Адское пламя» занимал низкое, тускло освещённое, задымлённое помещение, где было не продохнуть от запаха жарящегося мяса. Далеко не все знают, как много бывает дыма, когда десять поваров одновременно поворачивают куски мяса на вертелах — сами понимаете, в Аду с вентиляцией дела обстоят не самым блестящим образом. А в остальном, можно сказать, здесь вполне терпимо.

— Пожалуй, вернуться недурно, — проговорил Сад. — Не слишком интересно, однако недурно. Всегда приятно возвращаться домой. И неважно, уютно там или нет. Верно?

Захер-Мазох восхищался скучающим видом Сада. Ох уж эти французы! Что может быть более декадентским, более утончённым, чем уныние де Сада, находящегося в самом сердце Ада. Пожалуй, чуть позже нужно будет обсудить с мистером Сартром статью, где идёт речь о банальности зла. А сейчас необходимо сообщить Саду важную новость. Только вот непонятно, каким образом. Складывается впечатление, что Сад изменился. Вне всякого сомнения, он по-прежнему способен к жестокости. А как насчёт зла? Неожиданно Захер-Мазох испугался: неужели душа их вожака в конце концов прошла очищение? Может быть, сыграли свою роль бесконечные смерти, причиняющие страдания? А вдруг он стал мягче? Что, чёрт побери, произошло с де Садом?

Этот вопрос, точнее, ответ на него, имел огромное значение. Захер-Мазох должен принять решение. Он знал, что, возможно, ему выпадет несчастный жребий снова убить Сада. На сей раз быстро и безболезненно, чтобы убрать его со сцены, если он… если произошло немыслимое… если маркиз де Сад стал религиозным человеком.

— Что это за взрывы?

— Вряд ли коммунары, — ответил Сад. — Им тут нечего делать.

— В последнее время многое изменилось, — проговорил Захер-Мазох. — Вьетконговцы проявляют большую активность — здесь, на нашем уровне. На других свои собственные проблемы.

Глава 7

Вы знаете, что чувствует человек, возвращаясь домой. Хочется немного пройтись, посмотреть на знакомые места, поговорить с парочкой приятелей. Выпить пивка в любимой забегаловке. Где-нибудь перекусить. Хочется сделать множество привычных вещей — в Аду, как и в любом месте на Земле; пожалуй, в Аду даже больше. Это ощущение Байрон выразил в поэме «Шильонский узник», где,