Зов Оз-моры - Андрей Хворостов

— Благодарю, — улыбнулась она Тихону. — Тронута… но речного жемчуга я и сама наберу сколько угодно.

— Может, поговорим наедине? — он указал на рощицу.

— Что ты! У меня здесь муж. Как я сейчас уйду с тобой? А вот на Тундонь ильтемо [4] попробую. Раздобудь к тому дню золотые серёжки. Только не со смарагдами, как у меня, а с яхонтами. Лазоревыми, как мои глаза!

Тихон присмотрелся к её серьгам. Сколько же в них золота и самоцветов! По десять изумрудов в каждой, да каких крупных! Ни у кого в Вельдеманове таких украшений не было. Даже попадья Чиндява носила серебряные серёжки со стеклянными камушками.

Ведь-ава была уверена, что парень спасует. Однако он сказал:

— Не отступлюсь от тебя, даже не думай! Будут тебе, Марё, серьги с яхонтами!

— Что ж, ищи! Найдёшь к Проводам весны — поговорю с тобой.

Она обнадёживающе блеснула глазами, отвернулась от парня и пошла к костру.

«Правду ведь говорят, что Марё обчистила родителей! Иначе откуда у неё серьги с такими смарагдами? А ведь она просит ещё дороже, с яхонтами! До Тундонь ильтемо считанные дни остались. Где деньги найти, да так быстро?» — задумался Тихон.

В пятницу утром, за день до Троицы, Тихон запряг лошадь, погрузил на телегу всех своих кур, уток и гусей, почти всю домашнюю утварь, оставшиеся от умерших родственников украшения и одежду, привязал к подводе корову и телёнка — и отправился в Нижний Новгород. Ехать было чуть больше полусотни вёрст, и к вечеру парень уже прибыл на место. Он поел в дешёвой харчевне, переночевал в постоялом дворе и ещё затемно был на торге. Распродал всё, кроме лошади, и пошёл к золотых дел мастеру.

— Сделай мне серёжки золотые, — попросил он. — И чтобы бусины там были яхонтовые. Синие-синие, как глаза моей любимой.

— Ты что, боярышню решил охмурить? — усмехнулся ювелир.

— Может, и так… — загадочно ответил Тихон.

— Не хватит твоих денег на такой подарок.

— А если я ещё и лошадь продам?

— Всё одно не хватит! — мастер с сочувствием посмотрел на него. — Да и на чём ты возвратишься домой? Давай условимся так. Камешки поставлю, но только не лазоревые яхонты, а пеплопритягатели[5]. Уж не знаю, какая красавица не польстится на такой подарок.

Тихон расплатился за серьги и отправился в Вельдеманово.

Проводы весны он ждал с нетерпением. Неделя, как ему показалось, длилась семь лет. Наконец, наступил день карнавала.

Рано утром парни срубили за околицей две молодых кудрявых берёзки, разбились на две группы и ушли с деревцами в противоположные концы села.

Когда рассвело, и блики поднявшегося солнца заиграли на поверхности Гремячего ручья, на торговой площади в центре Вельдеманова собрались все местные девушки и молодые женщины. Ещё накануне они вытащили из своих липовых парей припасённые к празднику холщовые ленты, окрашенные отваром листьев чертополоха и бузины, корней подмаренника, стеблей душицы, цветов дрока, донника, василька…

Почти у всех девушек ленточки были тускловатыми, и только у Девы воды и Девы леса — яркими.

— Где вы такие раздобыли? — удивлялись односельчанки.

— На ярмарке купили, — ответила им Вирь-ава.

Крестьянки пожимали плечами. Никто не помнил, чтобы Марё или её урьвалине ездили на прошлой неделе в Нижний Новгород. «Может, Тихон им привёз? Он же в ту субботу был на торге», — предположила Ансё, но расспрашивать парня не стала.

И вот наступило время выборов Весны. Избрать её предстояло среди девственниц с созревшим для замужества телом, а таких в Вельдеманове было не отыскать днём с огнём. К тому же, молодые эрзянки боялись избрания, ведь Весна была обязана в течение года выйти замуж. Неважно за кого, главное было успеть. Если девушке не удавалось найти мужа, то боги накладывали на неё проклятье, и несчастья преследовали её вплоть до смерти.

— Где ж нам найти Весну? — шептались девицы.

— Как где? — удивлённо посмотрела на них Ведь-ава и указала на Деву леса. — Да вот же она!

— Буду Весной, — подтвердила Вирь-ава. — Я проклятия богов не боюсь.

— Хорошо, что не боишься, но неужели ты непорочна? — недоверчиво спрашивали её односельчанки.

— Я девственна. Если не верите Марё, пригласите повитуху.

Эйдень-аву звать не пришлось. Она сама степенно вышла на середину площади, взяла Деву леса за руку и повела в ближайшую баню. Вышла она оттуда с вытянувшимся лицом, в недоумении тряся головой и звеня бубенчиками на дрожащем ожерелье.

— Девочки! Она вправду девственница! — заорала повивальная бабка.

Вся площадь облегчённо вздохнула, как единое существо. Самая трудная часть карнавала осталась позади.

Сразу же после избрания на голову Весны надели огромный венок из полевых цветов, а всё её тело опутали длинными побегами хмеля, вьюнка и повилики. Затем девушки, оставив Вирь-аву на площади под присмотром эйдень-авы, разбежались в разные концы села, где их ждали парни с берёзками.

Украсив срубленные деревца ленточками, парни и девушки с песнями понесли берёзки на торговую площадь Вельдеманова. По пути к ним присоединялись дети, женатые мужчины и замужние женщины. Старики выносили им припасённые заранее гостинцы.

И вот обе процессии подошли к площади. Два парня, держа наперевес берёзки как рыцарские копья, с разбегу бросили их в направление центра площади. Тут же к деревцам наперегонки побежали детишки и оборвали с них ленточки.

Настало время наряжать коня.

— Кто же поведёт его под уздцы? — начали шептаться вельдемановцы.

— Мина! — громко сказала Ведь-ава. — Он ещё вчера сказал мне об этом.

— Вести коня должен самый достойный! — раздались возгласы. — Подходит ли Мина?

— Почему же нет? — крикнула Ансё. — Он ведь завоевал сердце Марё, а она красавицы из красавиц.

— Он колдун. Он приворожил Марё! — вновь зашумела толпа.

— Даже если он и колдун, то духовидец, — возразила Анисья. — Такой способен мёртвого из могилы поднять, но вот приворожить девушку — уже не в его власти. Тут чары некроманта бессильны.

— Я старая подруга Марё, — вмешалась Весна. — Подтверждаю, что не было никакого колдовства. Мариам никогда не выглядела, как приворожённая.

— Почему мы должны тебе верить?

— Чем же я заслужила ваше недоверие? — парировала Ведь-ава. — Вы сомневались, что я девственница, даже эйдень-аву позвали. И что же выяснилось? Чиста я перед вами.

Спорили вельдемановцы долго, пока не прогремел бас отца Афанасия:

— Пусть Мина усмирит Коня. Тогда и увидим, достоин ли он.

— Пусть усмирит! — заголосили селяне.

Не прошло и минуты, как рогожный Конь с неистовым ржанием выбежал на площадь и понёсся на вельдемановцев, не видя перед собой дороги. Все в страхе расступались перед ним.

Из толпы выбежал Мина, подскочил к голове Коня