Друид - Клауде Куени

— Я не собираюсь разыскивать твоих рабов, — упрямо ответил я. Мне нужно было время, чтобы как следует все обдумать. Кретос швырнул на стол наш договор и присел на обеденное ложе рядом со мной. Затем он положил руку мне на плечо и сказал:

— Мой юный друг, ведь мы не станем спорить из-за такой мелочи, как тысяча восемьсот сестерциев, верно?

— Мне очень хотелось бы на это надеяться, — ответил я. — Но если уж ты считаешь меня своим другом, то я надеюсь, что больше не услышу из твоих уст предложение продать самого себя в рабство, чтобы вернуть долг.

— Корисиос, насколько я помню, ты всегда хотел стать самым знаменитым купцом во всей Массилии. Помнишь, как я объяснял тебе, каким образом следует подсчитывать доход, который можно получить с зафрахтованного тобой корабля, а? Ведь ты помнишь мои слова? Ты берешь в долг деньги, покупаешь шесть тысяч амфор винного концентрата, фрахтуешь корабль с командой…

— Да, знаю… Знаю… — прервал я купца, нетерпеливо отмахнувшись. — С кораблями обычно случаются три неприятности. Любой корабль может опрокинуться килем кверху. На те, которые не опрокидываются, нападают пираты. А корабли, которые не перевернулись и не были захвачены пиратами, разбиваются о скалы или тонут в открытом море во время шторма.

Я решил подыграть Кретосу, надеясь, что он хотя бы немного смягчится и предложит какое-нибудь другое, более приемлемое для меня решение.

— Что же происходит с шестью тысячами амфор, Корисиос? Ты помнишь?

— Они разбиваются во время перевозки. Содержимое тех, которые остаются целыми, выпивают матросы. А тысяча амфор, которых вполне хватило бы, чтобы получить прибыль, идут ко дну вместе с кораблем.

— Все верно, мой юный друг. Но ты всегда говорил мне, что тебя привлекает подобный риск и ты готов идти на него ради перспективы получить прибыль. Если ты в самом деле решил стать купцом, то в первую очередь должен научиться верно оценивать существующий риск и философски относиться к убыткам. Но ты также должен уметь расплачиваться за неудачные сделки, заключенные тобой. Я обещал твоему дядюшке Кельтиллу, что сделаю все возможное, чтобы помочь тебе стать хорошим купцом с превосходной деловой хваткой. Можешь считать случившееся своим первым уроком, Корисиос. Вот почему я продолжаю настаивать на том, что ты все еще должен мне тысячу восемьсот сестерциев.

Теперь этот подлый Кретос решил убедить меня, будто его действиями руководит не его непомерная жадность, а желание преподать мне урок! К сожалению, до сих пор я, даже плохо зная человека, всегда был склонен считать, что положительных черт характера у него больше, чем отрицательных. Наконец я понял: впредь следует быть более осторожным.

— Итак, Корисиос, у тебя есть три возможности: ты можешь взять деньги в долг у какого-нибудь ростовщика, ты можешь продать мне свою рабыню, но ты можешь также пойти на службу в канцелярию Цезаря и получить задаток в размере трехсот сестерциев.

Похоже, Кретос говорил вполне серьезно.

— И что же я буду делать с тремя сотнями сестерциев?! — в отчаянии воскликнул я.

— Этой суммы будет вполне достаточно, чтобы выплатить мне проценты, начисленные на твой долг, — с деловым видом ответил Кретос.

Он хотел получить с меня еще и проценты! Поистине, жадность этого купца была безграничной.

— Работая в канцелярии Цезаря, я буду получать триста тридцать серебряных денариев… Это одна тысяча триста двадцать сестерциев в год. Не меньше семисот-восьмисот сестерциев я буду тратить на еду, вино и одежду. Значит, в лучшем случае я смогу отдавать тебе только шестьсот сестерциев в год.

— И через три года ты полностью выплатишь свой долг, — совершенно спокойно заметил Кретос.

— Три года! — закричал я. — Чтобы заплатить за двух самых глупых рабов во всей Римской республике!

— Да, — ответил купец, — ты прав. Те двое хотели стать купцами или хотя бы мелкими торговцами, но влезли по уши в долги, поэтому были вынуждены продать себя в рабство. Я не отрицаю — они действительно были двумя самыми глупыми рабами в Римской республике. И если ты не прислушаешься к моим словам, Корисиос, то завтра же станешь самым глупым рабом Массилии.

Я понял намек Кретоса.

— Ты дашь мне три дня на размышление?

Купец изобразил на лице удивление и взглянул на меня.

— Я уже целую неделю терпеливо жду, когда ты вернешь мне моих рабов. Но, принимая во внимание тот факт, что ты являешься моим другом и, более того, дорог мне как сын, я согласен дать тебе еще три дня, дабы ты мог взвесить все «за» и «против» и хорошо обдумать все последствия.

Я освободился из объятий Кретоса, сбросив с плеча его руку, и поднялся. Я сделал всего лишь один шаг, а моя левая нога уже сыграла со мной злую шутку — она метнулась вперед и вправо. Подумать только, я споткнулся о свою собственную ногу и рухнул на пол! Ванда тут же подбежала ко мне и помогла встать. Если бы я мог себе это позволить, то непременно ударил бы Кретоса по руке, которую он протянул, чтобы поддержать меня, когда я поднимался на ноги.

— И еще, Корисиос. Если я не ошибаюсь, мы с тобой уже как-то говорили о том, что мне нужен надежный человек, который смог бы повсюду следовать за войском Цезаря. Если ты станешь писарем в канцелярии десятого легиона, то, без сомнения, будешь мне очень полезен.

Теперь я постепенно начал понимать замысел Кретоса. Этот старый лис решил напугать меня до полусмерти, чтобы я, словно утопающий, с благодарностью схватился за любую соломинку!

— Я непременно подумаю о твоем предложении и о только что сказанном тобой, — ответил я сдержанно.

Кретос кивнул:

— На самом деле все не так уж плохо. Если ты откажешься служить писарем в канцелярии Цезаря и не сможешь взять деньги в долг у ростовщика, то я в качестве компенсации за двух рабов соглашусь принять твою рабыню.

— Я возьму деньги в долг, — уверенно сказал я.

— Интересно было бы знать, у кого. Может быть, у Нигера Фабия? — ухмыльнулся Кретос.

Я молчал.

— Что ж, можешь попробовать, — едва слышно пробормотал купец.

Когда мы вечером вернулись к палатке, которую предоставил в наше распоряжение Нигер Фабий, его шатер был окружен несколькими дюжинами легионеров. Откинув полог, Сильван вышел наружу. Увидев меня и Ванду, он сразу же жестом велел нам подойти к нему.

— Что случилось? — испуганно спросил я. Уже в тот момент в мою душу закралось подозрение, что произошло самое страшное, потому что за шатром на коленях стояли рабы Нигера Фабия. Их руки были связаны за спиной. Сильван с недоверием смотрел на меня. После непродолжительной паузы он откинул в сторону полог, закрывавший вход, и велел нам войти внутрь. Прямо на земле лицом вверх лежал Нигер Фабий. На нем совершенно не было одежды. Рядом с его головой я сразу же заметил огромную лужу крови. Там, где его кожа прикасалась к земле, уже появились характерные красно-фиолетовые пятна. Внезапно я почувствовал страх. Понимая, что араб мертв, я встал на колени рядом с его телом. По какой-то причине в тот момент я не мог поверить, что его больше нет в живых. Я отказывался смириться с этим. Нигер Фабий покинул мир живых. Я чувствовал, что взгляды всех, кто находился внутри шатра, были направлены на меня, поэтому прилагал огромные усилия, чтобы держать себя в руках.