Друид - Клауде Куени

— Трупные пятна, как правило, начинают появляться через полчаса после смерти, — сказал я едва слышно. Мой голос дрожал. Я нажал большим пальцем правой руки на одно из красно-фиолетовых пятен, образовавшихся на бедре купца. Кожа тут же посветлела, значит, нажав на пятно, я вытеснил кровь.

— Кровь еще не свернулась, — констатировал я, обращаясь к Сильвану, — обычно это происходит в течение шести-двенадцати часов. Если бы прошло очень много времени с момента смерти, то кожа не посветлела бы в том месте, на которое я надавил пальцем.

В шатер вошли еще несколько римлян. Это были не простые солдаты, а офицеры и военные врачи из сословия всадников. Один из медиков, тот, который вошел первым, встал на колено с другой стороны тела и ощупал трупные пятна.

— Я Калидий Север, первый медик десятого легиона. А кто ты такой?

— Умершего зовут Нигер Фабий. Я был его гостем. Нигер фабий был сыном вольноотпущенника, — произнес я.

— Ты не ответил на мой вопрос. Я, кажется, ясно спросил, кто ты такой! — раздраженно проговорил Калидий Север.

— Он друид, кельтский друид, — ответил вместо меня Сильван, и его голос звучал так, словно он хотел меня в чем-то обвинить. Медик оторвал взгляд от трупа и начал внимательно рассматривать меня. Затем он взял в руки кисть умершего и стал осторожно ощупывать суставы его пальцев. Через некоторое время Калидий Север вновь взглянул на меня — можно было подумать, что он требует от меня сделать то же самое. Я тщательно ощупал левую кисть покойника, а затем, стоя на коленях, переместился немного в сторону, чтобы дотянуться до ноги, и медленно согнул колено тела. Трупное окоченение уже началось, стадия, на которой находился этот процесс, лишь доказывала мое предположение, сделанное на основании результатов осмотра трупных пятен.

— Нигера Фабия убили три-пять часов тому назад, — сказал я.

Сильван вопросительно взглянул на Севера. Первый медик десятого легиона утвердительно кивнул, выражая свое согласие с высказанным мной предположением, и дал мне знак помочь ему перевернуть тело на живот. Позвоночник купца оказался сломанным в районе шеи. Нигера Фабия задушили удавкой с узлами, сделанной из жил животных. Всего на орудии убийства оказалось три узла.

— Гаротта, — пробормотал Сильван и добавил: — Он не мучился. Его смерть была быстрой.

Убийство при помощи гаротты считалось самым быстрым и безболезненным. Между шеей жертвы и удавкой продевали деревянную рукоятку. Как только убийца или палач поворачивал ее, шнур сначала врезался в кожу, а затем сдавливал дыхательные пути и ломал позвоночник.

— Сначала ему пробили череп, а затем, как я полагаю, когда он уже был оглушен ударом, сломали шею при помощи гаротты, — сказал медик и покачал головой.

— Но это еще не все, — возразил я и повернул голову умершего. Черты лица Нигера Фабия изменились, подбородок неестественно выдавался вперед и вправо, челюсть была сломана.

— Кто-то перерезал ему сонную артерию, чтобы вся его кровь вытекла.

— Здесь совершили обряд жертвоприношения! — закричал Сильван. — Этого араба принесли в жертву какому-то кельтскому богу! Факты налицо! Неужели вы не видите?

Взгляды всех собравшихся в шатре вновь устремились на меня. Что я мог ответить?

— У него что-нибудь украли? — спросил я.

— Нет, — ответил Сильван. — И это мне кажется очень странным. Я слышал, будто, принося жертву своим богам, кельты убивают человека трижды. Неужели кто-то сомневается в том, что здесь совершили жертвоприношение? Вот почему у купца ничего не украли!

В шатер вошел Урсул, примипил десятого легиона.

— Где рабы? — спросил он.

— Мы всех их связали и отвели за шатер, — ответил Сильван.

— Приведите сюда их надзирателя, — велел Урсул.

Через некоторое время один из оптионов втолкнул внутрь огромного грека, руки которого были связаны за спиной.

— Немедленно развязать его, — приказал Урсул.

Оптион тут же выполнил приказ и развязал грека.

— Как тебя зовут и какие обязанности ты выполнял? — спросил Урсул по-военному лаконично.

— Мой господин называл меня Пекунио[43], потому что я заработал для него немало денег, выступая как кулачный боец. Пять лет назад я собрал достаточную сумму, чтобы заплатить за свою свободу, но, выкупив себя из рабства, решил остаться на службе у своего хозяина. С тех пор я слежу, чтобы рабы, погонщики и слуги исправно выполняли свои обязанности. Нигер Фабий всегда очень хорошо с нами обращался. Но я готов поклясться тебе всеми богами, господин…

— Закрой рот и помалкивай, пока я не прикажу тебе говорить, — перебил грека Урсул.

— Разве это дело не должен расследовать префект лагеря? — спросил Сильван.

Примипил десятого легиона резко повернулся к офицеру и посмотрел на него с удивлением, которое тут же сменилось подозрительностью.

— Может быть, ты не очень доволен тем фактом, что следствием буду заниматься я? Сам префект лагеря попросил меня найти и наказать виновных, — сказал Урсул и вновь обратился к греку: — Скажи, у твоего господина что-нибудь украли?

— Исчезли только деньги и шелковая вексилла.

— Рабы не убивали араба, — заметил Сильван, — в противном случае они бы уже давно сбежали.

— Он прав, — согласился я. — Нигер Фабий всегда хорошо обращался с ними.

Вдруг в разговор вмешался медик:

— Друид, ты утверждаешь, что был гостем Нигера Фабия. Каким образом это может быть связано с так называемым тройным ритуальным убийством жертвы?

Затем один из врачей спросил меня, где я находился последние пять часов, и вновь все взгляды были устремлены только на меня.

— У нас, кельтов, есть боги, которым следует приносить в жертву людей. Таранис — бог солнца; Езус — наш господин и хозяин; Тевтат — бог всех живущих на земле людей. Жертв, приносимых Таранису, мы сжигаем; тех, чьи души предназначены Езусу, также всегда сжигают, а принося людей в жертву Тевтату, мы их связываем и бросаем в реки или в священные пруды, чтобы бог мог принять их в свои холодные мокрые объятья. Мой же друг Нигер Фабий, проявивший по отношению ко мне удивительное гостеприимство, не умер тройной смертью. Удушение при помощи гаротты и перерезанная сонная артерия — это одно и то же.

— Он лжет, пытаясь отвести от себя подозрение! — закричал Сильван.

— Нет, Сильван, — ответил я, — если мы приносим жертву своим богам, то всегда придерживаемся очень строгих правил. Каждый, кто осмелится нарушить ритуал, навлечет на себя гнев богов. Ни один друид ни за что не стал бы убивать человека таким образом, чтобы принести его в жертву одному из наших богов. Это не ритуальное жертвоприношение, совершенное кельтами, а самое обычное убийство, которое, скорее всего, является делом рук римлянина. Более того: римлянин этот плохо знаком с кельтскими обычаями, но пытался действовать так, чтобы навлечь подозрение на какого-нибудь друида.