Девять драконов - Джастин Скотт

По настоянию Чипа вся семья перебралась на административный этаж «Макфаркар-хауса», где дюжина свободных от службы офицеров старших чинов стояла у дверей и лифтов. Улицы вблизи здания, как рассказал Питер, вернувшийся в сопровождении трех телохранителей с абсолютно неотложной встречи в гонконгском и шанхайском банках, были необычно оживленными: толпы танка слонялись у дверей и смотрели на «Макфаркар-хаус» из такси.

Прилив адреналина, сопровождавший решимость противостоять Ту Вэю, давно спал, и Викки провела много часов в ужасе, думая, что она просчиталась. Каждый телефонный звонок, каждый приезд курьера заставлял колотиться ее сердце в ожидании, что китайский магнат распорядился доставить ей детские пальцы. Она старалась не думать о Стивене, а когда убедилась, что это невозможно, напомнила себе, что Ай Цзи — нежная душа. Но Хуан тоже казался человеком с нежной душой, и если она что-то сейчас знала, то только то, что в отношении китайцев ни в чем не может быть уверена.

Через сутки глубокой ночью зазвонил телефон.

Голос китайца, может, того, что звонил в первый раз, произнес:

— Позвольте мне поговорить с Джоном Чипвудом-Чипвордом.

— Они знают, что ты здесь, — сказала Викки, давая трубку Чипу.

— Уж конечно.

— Он назвал твое имя, не должность.

— Хорошо. Он знает, почему я здесь… Чипвуд-Чипворд слушает… Да… да… Нет. Это абсолютно невозможно. Найдите другое место… Вот это уже лучше.

Он прикрыл рукой трубку и прошептал:

— Мы обменяемся в холле отеля «Пенинсула».

Потом повернулся к телефону и заговорил низким металлическим голосом, какого Викки у него никогда не слышала раньше.

— Еще одна вещь, старина. Со мной будут три приятеля. Мы служили в Белфасте вместе. Мы отыщем вас даже на краю земли, если хоть один волосок упадет с головы этих детей.

Он повесил трубку и немедленно позвонил Ай Цзи.

— Мы готовы. Отель «Пенинсула». Через час.

— Я еду с тобой, — сказала Викки.

— Нет. И Фиона тоже не поедет. Не волнуйтесь, мы сделаем все как надо. С ними все будет хорошо. Никто не допустит глупостей в этой далеко зашедшей игре. Мы позвоним сразу же, как только девочки будут у нас.

Потом он побежал к двери и ушел.

Викки села за стол, Фиона — на стул сбоку. Они почти не говорили все это время, пока ждали звонка, и когда наконец зазвонил телефон, Викки взяла трубку, боясь самого худшего.

— С твоими племянницами все в порядке, — сказал усталым голосом Стивен Вонг. — Я думаю, что все еще люблю тебя, но шансы на доверие упали.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже. Я должен идти. Они говорят, что я должен объясняться дома.

Викки с тоской и нежностью прижала замолчавшую трубку к щеке.

Фиона, застыв, смотрела на нее.

— Стивен Вонг говорит, что с детьми все хорошо.

Телефон зазвонил опять.

— Возьми, — сказала Викки. — Уверена, это тебя. Я уже получила свое.

Фиона схватила трубку.

— Да. Ох, родные, с вами все в порядке?.. Все хорошо? Позови сестру. Да… дорогая, мама здесь… Да… Все хорошо, дорогая… Ничего, это хорошо, что ты плачешь… Что?.. Нет, Мелисса, я не имела в виду, что ты маленькая. Позови еще свою сестру, пожалуйста.

Счастливая, она подняла полные слез глаза на Викки.

Викки пошла к окну и смотрела на здания напротив, пока Фиона не повесила трубку.

— Хорошо.

— Я позвоню, чтобы принесли чай.

— Да, пожалуйста.

Викки взяла трубку другого телефона и набрала номер авиалинии Макфаркаров «Голден эйр».

— Это Виктория Макинтош. Свяжитесь с «Кетей пасифик» или «Бритиш эйрлайнз» и забронируйте три места на Лондон. Макинтош Фиона, Миллисент и Мелисса… Немедленно.

— Что? — спросила Фиона. — Что ты делаешь?

— Ты едешь домой, Фиона. И забираешь девочек. Оставаться в Гонконге не безопасно.

— Но здесь наш дом. Я не могу вот так просто сорвать их с места.

— Я не смогу еще раз пройти через это, — сказала Викки, имея в виду, что не сможет делать то, что вынуждена, если будет уязвимой.

— Но ты останешься одна. Совсем одна!

— Я одинока больше, чем ты думаешь. Но это моя вина. Моя ошибка и моя кара.

— Ты ослушался меня.

— Да, отец.

Стивен Вонг повесил голову.

У него было две недели, чтобы отрепетировать позу искреннего раскаяния — опущенные глаза, смиренно упавшая шея, виновато поникшие плечи, но мысли его были заняты не этим. Потому что, несмотря на четырнадцатидневное заключение под домашним арестом в апартаментах семьи на верхних этажах «Волд Оушнз-хауса», он все еще страдал от предательства Викки.

Его пронзила боль, словно Викки сделала это час назад. И это осложняло возможность попасть в настроение, которое должно соответствовать отцовскому нравоучению на безумно дорогом ковре напротив письменного стола тайпана. Стивен подавил кривую улыбку. Насколько он помнил, впервые женщина сделала ему больно — за исключением матери. Но он уже давно не винил ее, потому что она умерла.

В сущности, он не мог так уж винить Викки. Она принесла его в жертву детям своего брата. Отличная сделка, думал он, — две маленькие рыжеволосые дочки гуйло за одного великовозрастного дамского угодника. Но все равно было чертовски больно.

Как его отец впутался в дело с похищением маленьких девочек — об этом не стоит думать. Как не стоит и спрашивать, потому что все равно не получишь ответа. Остается только заключить, что маленькие племянницы Викки были ставкой в более крупной игре, в которую влип его отец. И какова бы ни была эта игра, его сын Номер Один влип тоже — это уж точно.

— Я что, очень о многом тебя просил?

— Нет, отец.

— Давно я не переживал такого горя — с тех пор, как умерла твоя мать.

— Извини, отец. Как жаль, что я не могу изменить то, что произошло.

Ту Вэй сжал котики пальцев обеих рук и стал внимательно разглядывать фигуру, которая у него получилась. Люди с большими амбициями наживают врагов. Даже лестно, что последним крупным противником суждено стать англичанину. И не просто какому-то англичанину, а дочери Дункана Макинтоша. И не менее символично то, что ценой ставки в этой самой крупной игре стал его сын от первой жены. Он чувствовал, как замыкается какой-то круг, — события стали развиваться по своим законам, и даже он не мог их контролировать.

— А если я не очень многого требовал, то почему ты ослушался?

— Я не понимал, как это важно.

В Ту Вэе стал закипать гнев.

— Есть такой закон или обычай, не знаю, который требует, чтобы мужчина все объяснял своему сыну, прежде чем тот будет повиноваться.

— Нет, отец.

— Как можно в этом мире предпринимать какие-то шаги, если нельзя доверять своей семье — своему тылу? Ты хоть имеешь какое-нибудь понятие о вреде, который причинил?

— Нет, отец. Я не знал, что это было так важно.

— Хороший сын должен был сам понять, что это важно.

— Прости, отец. Но я — не хороший сын.

— Твои братья трясутся, потому что боятся меня. Твои сестры дрожат, — стал рассуждать вслух Ту Вэй. — Почему так?

Стивен прогнал Викки из головы. Это начинало звучать серьезнее, чем он предполагал. И он решился на ответ, который, несмотря на внешнее высокомерие, был тем не менее правдивым.

— Ты любишь меня не так, как моих сводных братьев и сестер.

— Да, любил, — сказал его отец, и у Стивена кровь застыла в жилах.

— Я люблю ее, отец. Я потерял контроль над собой.

— Любовь — это право, которое ты должен заслужить. Сначала наведи порядок в своем доме, чтобы ты мог защитить эту любовь. Это — право мужчины, а не своевольного недоросля.

— Что я такого сделал? И что мне делать?

Его отец сложил руки, словно молился, и долго молчал.

— Ты можешь сослужить мне службу, — сказал он наконец.

— Все что угодно, — сказал Стивен, отвергая мысль, что сказать «все что угодно» человеку с такой репутацией, как у его отца, это опасное обещание.

Тогда Ту Вэй Вонг вынул из стола один-единственный листок бумаги и протянул его сыну. Это было короткое, отпечатанное на машинке письмо с напоминанием от «губернатора» Аллена Уэя, с грифом совершенно секретно.

Потом он дал Стивену чистый бланк из канцелярии губернатора с гонконгской печатью — британский лев и китайский дракон.

— Ты не будешь так любезен перевести это на китайский?

Стивен удивленно посмотрел на отца.

— В чем проблема?

— Просто… это может сделать кто угодно.

— Кто угодно, — согласился отец. — Любой, кто ходил в лучшие школы, у кого были лучшие преподаватели, для кого была открыта любая дверь. Я хочу, чтобы ты это сделал. Я хочу, чтобы ты выполнил одно очень простое задание: чтобы когда я пойду спать, я знал, что мой сын Номер Один наконец хоть раз что-то сделал для меня, сделал именно то, что я попросил. Ты можешь это сделать?