"Притащенная" наука - Сергей Романовский

Да, финансирование сократилось слишком резко (но это если считать от разбухшей советской науки), резко упала численность армии ученых (и это, если считать от 4,5 – 6,0 млн. советских «уче-ных», многие из которых даже предмет своих занятий толком не знали).

Приведем ряд цифр, иллюстрирующих только что сказанное.

С 1990 по 1998 г. численность исследователей сократилась в 2,5 раза [683].

Здесь ключевое слово «сократилось». Не «сократили», а «сократилось», т.е. процесс протекал в режиме самотека: молодые уходили из науки, а пожилые, которым поздно было менять профессиональную ориентацию (хотя, возможно, подавляющее большинство из них должны были уйти из науки еще в молодые годы), оставались преданными научной работе.

Отсюда еще две цифры: в 2000 г. средний возраст занятых наукой превышал 49 лет, а средний возраст докторов наук зашкаливал за 61 год [684].

С 1991 по 1993 г. (начальная фаза «реформ») ассигнования на науку упали почти в три раза. Особенно пострадали отраслевые НИИ: число сотрудников в них сократилось вдвое; зато доктора наук стали размножаться, как генералы в армии, простым делением – на самом деле, число «докторов» за этот же срок выросло втрое [685]. Сразу и не поймешь: как же реагировать на все это – то ли смеяться (нервно), то ли ухмыляться (ехидно).

Обвал между тем продолжался: в 1995 г. финансирование науки упало практически до нуля и составило всего 0,41% от вало- вого внутреннего продукта (ВВП), а уж что это за «продукт» был в то время, догадаться не сложно.

В 1999 г. в бюджет заложили 4% расходов на науку, но затем правительство решило, что наука вполне обойдется и меньшими суммами: в 1999 г. они составили 2,02% от ВВП, а в 2000 г. – 1,87% [686].

Процесс, как говорится, пошел. Многие думали в начале 90-х, что весь этот финансовый кошмар продлится максимум 5 – 10 лет. Нет. Он только начинается! Ибо к подлинному реформированию науки наше «техническое» правительство еще не приступало. И не приступит! Сомнений на этот счет уже не осталось.

Хотя никто из государственных чиновников в этом не признается…

Послушаем нашу верховную власть и всплакнем от умиления.

27 апреля 1992 г. президент России Б.Н. Ельцин подписал указ «О неотложных мерах по сохранению научно-технического потенциала Российской Федерации». Его итог – создание Российского фонда фундаментальных исследований.

22 июня 1993 г. президент подписал еще Указ, поддержавший программы некоторых отраслевых институтов. Им присвоили статус Государственных научных центров и государство обязалось их обеспечить. На ноябрь 1996 г. таких центров было 61. Выделили их из 14 ведомств. Каждые два года эти ГНЦ должны были доказывать свою нужность [687].

Читаешь подобное и диву даешься. Когда чиновнику поручается какая-либо творческая задача, он делает все возможное, чтобы свести ее к незначительному числу формальных (бюрократических) процедур. Он делает вид, что проблема решена, президент искренне считает себя благодетелем, а рядовой научный сотрудник, представив начальству очередные «бумаги», обосновывающие его нужность и полезность науке, заглотит от досады и злости стопарь и пошлет их всех по одному ему известному адресу.

16 сентября 1993 г. появляется новый указ «О мерах по материальной поддержке ученых России» (С 1 января 1994 г. учредили 5000 ежемесячных государственных научных стипендий для «выдающихся ученых России» и 1000 стипендий для «талантливых молодых ученых»).

Все это напоминало пайки ЦеКУБУ времен гражданской войны. Конечно, это помощь [688]. Многие ученые смогли, наконец, реализовать свои планы: стали выезжать на международные конференции, публиковать монографии, выполнять конкретные и не очень дорогостоящие проекты. Но главную задачу сохранения российской науки, т.е. стимулирование работы молодых ученых, что и означает поддержку ее потенциала, эти меры не достигли. Сейчас нарушено главное условие притока в науку творческой молодежи - мотивация научного творчества, к тому же недопустимо низко упал престиж занятий наукой.

Забота о науке между тем набирала обороты.

20 мая 1995 г. Президиум РАН обсуждал проект «Научной доктрины России», подготовленный Министерством науки и технической политики [689].

Такое впечатление, что взрослые дяди из министерства решили в детский сад поиграть. Думали, академические старцы их поддержат. А неблагодарный академик Н.Г. Басов возьми и скажи: «Наука кончится на нашем поколении, нового мы не подготовим, поскольку ее престиж упал до нуля» [690]. Но министра Б.Г. Салтыкова это не тронуло: он задание выполнил, доктрину разработал, а далее – его не касается.

Прошел год. 13 июня 1996 г. президент Б.Н. Ельцин подписывает новый указ «О доктрине развития российской науки». Судя по всему – это лишь финальный аккорд «доктрины Салтыкова». Читаешь указ, как медовуху пьешь: «поддержка развития науки» отныне «приоритетная задача государства». Указал президент правительству тратить на науку не менее 3% расходной части бюджета с ежегодным увеличением «по мере стабилизации экономики» [691]. Одни верили, другие скрежетали челюстями. Вторых было намного больше. Но государство продолжало свою отеческую заботу о науке. 7 мая 1997 г. правительство приняло постановление «О неотложных мерах по усилению государственной поддержки науки в Российской Федерации» [692].

Вот это да! Значит будет еще лучше! Чем же наука ответит на столь впечатляющую заботу «партии и правительства»?

Но и это не все. 23 июля 2003 г. президенты В.В. Путин и Ю.С. Осипов обсудили приоритетные направления развития науки и, само собой, их финансирование. Как видим, на самом высоком уровне все еще продолжается обсуждение приоритетов. Скоро, вероятно, и это прекратится, ибо жизнь возьмет свое, и самым нужным направлением развития отечественной науки окажется просто самое дешевое. Скорее всего, это будет поддержка архивов, библиотек и кое-каких гуманитарных дисциплин.

Коли не ёрничать (а как – иначе?), то сказать можно одно: когда перестали проводиться самые необходимые научные эксперименты в физике, химии, геологии (и ученые это прекрасно знают!), то любые разговоры о поддержании науки государством для самого научного сообщества полностью обессмысливаются, ибо они каждодневно лицезреют подлинное отношение государства к науке [693].

Вернемся к истокам. Петр Великий, что мы знаем, науку в Россию притащил – он выманил ученых из благополучной Европы тем, что обещал им оплачивать (и сносно!) занятия наукой. То было невиданным новшеством. Началась «утечка умов» из Европы в Россию. Утечка эта, само собой, на тысячи не мерилась, но зато умы-то были какие: Л. Эйлер, Д. Бернулли, Хр. Гольдбах, Г. Миллер, Ж. Делиль. Несколько позднее: В. Струве, Х. Ленц, О. Баклунд, Г. Вильд и многие другие. По времени «утечка умов в Россию» продолжалась с первой четверти XVIII века до второй половины XIX века. Затем этот процесс прекратился. Почти сто лет российская, затем советская науки развивались сами, как умели.

Но уже в 70-х годах XX века начался обратный процесс: ум побежал из России. Причина та же, что и при Петре: деньги да еще крайне удушливая идеологическая атмосфера в стране. Конечно, в те годы «ум» убегал из СССР нелегально: уезжали в научные командировки и назад не возвращались. В масштабах страны таких было немного, чаще всего их просто покупали: зарплатой, бытом, интересной работой. Это были главным образом специалисты по физике, химии, математике, имеющие прямое, чаще косвенное, отношение к разработке новых видов вооружений. И так получилось, что СССР стал помогать многим странам третьего мира создавать новейшие виды оружия, в том числе ядерного.

Все развитые государства забили тревогу. Но что они могли сделать тем более после того, как СССР ушел в историю, а новая Россия стала нищей и неуправляемой. Только то, что было в их силах: создать специальные фонды, поощряющие научную работу в России. К 1993 г. их было уже более 10. Фонд Сороса поддерживал фундаментальную науку, фонд Макартуров давал гранты молодым ученым. Стали создавать и совместные научные проекты [694]. Но все эти меры поддержали лишь тех, кто не собирался уезжать из России. Остальные – кто хотел – эмигрировали, несмотря ни на какие фонды.

Сам термин «утечка умов» (мозгов, интеллекта – кому что нравится) появился сразу после окончания II Мировой войны, когда из-за тяжелых бытовых условий и невозможности найти работу по специальности эмигрировали из Европы в США на протяжении 50 – 60-х годов около 100 тыс. высококвалифицированных специалис- тов [695].