"Притащенная" наука - Сергей Романовский

Вернемся к истокам. Петр Великий, что мы знаем, науку в Россию притащил – он выманил ученых из благополучной Европы тем, что обещал им оплачивать (и сносно!) занятия наукой. То было невиданным новшеством. Началась «утечка умов» из Европы в Россию. Утечка эта, само собой, на тысячи не мерилась, но зато умы-то были какие: Л. Эйлер, Д. Бернулли, Хр. Гольдбах, Г. Миллер, Ж. Делиль. Несколько позднее: В. Струве, Х. Ленц, О. Баклунд, Г. Вильд и многие другие. По времени «утечка умов в Россию» продолжалась с первой четверти XVIII века до второй половины XIX века. Затем этот процесс прекратился. Почти сто лет российская, затем советская науки развивались сами, как умели.

Но уже в 70-х годах XX века начался обратный процесс: ум побежал из России. Причина та же, что и при Петре: деньги да еще крайне удушливая идеологическая атмосфера в стране. Конечно, в те годы «ум» убегал из СССР нелегально: уезжали в научные командировки и назад не возвращались. В масштабах страны таких было немного, чаще всего их просто покупали: зарплатой, бытом, интересной работой. Это были главным образом специалисты по физике, химии, математике, имеющие прямое, чаще косвенное, отношение к разработке новых видов вооружений. И так получилось, что СССР стал помогать многим странам третьего мира создавать новейшие виды оружия, в том числе ядерного.

Все развитые государства забили тревогу. Но что они могли сделать тем более после того, как СССР ушел в историю, а новая Россия стала нищей и неуправляемой. Только то, что было в их силах: создать специальные фонды, поощряющие научную работу в России. К 1993 г. их было уже более 10. Фонд Сороса поддерживал фундаментальную науку, фонд Макартуров давал гранты молодым ученым. Стали создавать и совместные научные проекты [694]. Но все эти меры поддержали лишь тех, кто не собирался уезжать из России. Остальные – кто хотел – эмигрировали, несмотря ни на какие фонды.

Сам термин «утечка умов» (мозгов, интеллекта – кому что нравится) появился сразу после окончания II Мировой войны, когда из-за тяжелых бытовых условий и невозможности найти работу по специальности эмигрировали из Европы в США на протяжении 50 – 60-х годов около 100 тыс. высококвалифицированных специалис- тов [695].

Процесс отъезда за рубеж не был равномерным во времени. Как и следовало ожидать, максимальное число мозгов выехало еще в конце 80-х – начале 90-х годов. Затем этот процесс стал спадать, но не потому, что условия для работы в России улучшились, просто те, кто стремились к отъезду, уже успели уехать. Ведь далеко не для всех «наука выше России». Чтобы порвать с привычной средой, одного желания мало, необходима еще решимость сделать это.

Приведем несколько цифр. Только за 1990 г. из России выехало около 33 тыс. специалистов, главным образом ученых [696]. 20 марта 1990 г. главный ученый секретарь Академии наук И.М. Макаров отметил, что за 1989 г. из Академии выехало 252 человека, из них 131 физик, 69 биологов, 29 химиков, 23 гуманитария. А на годичном общем собрании Академии 13 марта 1991 г. привели такие данные: только из академических институтов за рубеж уехало 534 специалиста, из них 74% – это лица от 30 до 45 лет (наиболее продуктивный для науки возраст) и 18% – молодые ученые – до 30 лет [697].

Интенсивный отток научных кадров начался с середины 1993 г. Если в 1989 г. в науке трудились 2 215,6 тыс. человек, то в начале 1993 г. уже 1315 тыс. Причем доля эмигрировавших за рубеж невелика, всего 2000 человек за год [698]. Следовательно, основная масса «изменивших» науке – это еще активные молодые люди, не побоявшиеся резко развернуть свою жизнь и заняться более прибыльным, чем наука, делом.

Как относиться к процессу резкого сокращения армии научных работников?

Если вспомнить, что эту армию ставила под ружье еще советская наука, развивавшаяся «по всему фронту» да еще отчетливо экстенсивным путем, то арифметически процесс идет в нужном направлении. Но дело в том, что за арифметикой прячутся люди, а они разные – и по таланту и по возрасту. Про талант говорить не будем, это материя тонкая. А что касается возраста, то вопрос предельно ясен: самыми преданными науке оказываются наиболее «возрастные» ученые, которым уже поздно проявлять какую-либо инициативу.

В этом – главная беда, ибо утрачиваются научные школы, оголяются целые научные направления, воссоздать которые и довести хотя бы до прежнего уровня – труд многих лет.

Что можно делать в ситуации неуправляемого усыхания российской науки?

Альтернатив две: можно выделить ключевые (приоритетные) направления, в которых наша национальная наука занимает ведущие позиции в мире и основное внимание уделить им, а можно не вмешиваться в этот достаточно стихийный процесс и проявлять равную заботу о всей науке, распыляя тонким слоем скудные государственные средства по сотням академических институтов.

По прогнозам науковедов Россия к началу XXI века лишится 1,5 – 1,8 млн высококвалифицированных специалистов [699]. Если эти данные хотя бы отдаленно окажутся близки к реальности, подобный урон практически невосполним.

Итак, в разные годы после начала «реформ» число утекающих из России умов то росло, то уменьшалось. Это касается и тех, кто просто менял место работы (Россию на другую страну), и тех, кто менял саму работу: науку на бизнес, к примеру. По некоторым данным только в 1998 г. (год дефолта) из России выехали порядка 20 тыс. ученых. Всего же за 10 лет (с 1990 по 1999 г.) науку покинуло около 577 тыс. человек из 992 тыс. ученых, т.е. она скукожилась на 58%. «В истории человечества еще не было такого прецедента, чтобы какая-либо страна смогла столь скоротечно и бессмысленно растранжирить с огромным трудом ею же накопленный потенциал высококвалифицированных специалистов в авангардной сфере экономики, каковой во всем мире признается сфера науки и высоких технологий» [700].

И все же: много это или еще «терпимо»?

Как считать и от чего отталкиваться. Если за начало отсчета принять 4,5 млн научных работников, которые трудились в интеллектуальной сфере на начало 90-х годов, то эта цифра смехотворно мала. Придется повторить: надо знать - какая наука сегодня нужна России, в каком объеме, сколько в ней должно быть занято людей, а потом уже обсуждать «проблему» утечки умов. К тому же ученые – товар штучный. Как писал В.И. Вернадский, из 40 средних умов не получишь одного Фарадея. Так и среди отъехавших за лучшей долей могут быть свои фарадеи, а могут и не быть. Достаточно было среди сотен тысяч эмигрантов из России после 1917 г. оказаться В.К. Зворыкину и И.И. Пригожину, чтобы масштаб утраты для российской науки и культуры этих «сотен тысяч» резко возрос.

Поэтому сами по себе цифры, которые любят приводить в статьях о бедственном положении науки в России, ничего не говорят. Ведь мы не знаем главного – чего ждет Россия от своей национальной науки сегодня и нужна ли ей вообще эта самая национальная наука. Достаточно проанализировать в этой связи отношение российского правительства к основному национальному достоянию страны – ее недрам, чтобы уверенно сказать: нынешней власти наука не нужна. Прошедшие годы доказали, к сожалению, абсолютную справедливость этих слов.

Есть еще один разворот занимающей нас темы – чисто моральный. Дело в том, что построение демократической России сделало ее политическую систему достаточно открытой, т.е. впервые отъезд за рубеж перестал расцениваться как предательство и не казался более делом зазорным, почти аморальным. В открытую на Запад дверь мгновенно хлынули толпы тех, кто хотел работать в условиях стабильности и материального достатка. Так Россия, строя новое общество, стала с пугающей быстротой терять самых инициативных, деятельных и образованных своих граждан. Конечно, для самой науки безразлично, кем и в какой стране сделано то или иное открытие, ибо оно в наше время быстро становится достоянием цивилизации. Но для нашей национальной науки это вопрос не второстепенный.

… Еще в 1913 г. корреспондент журнала «Вестник Европы», резюмируя интервью с И.И. Мечниковым, отметил, что «если наука, отвлеченно говоря, ничего не потеряла, а может быть и выиграла от переселения И.И. Мечникова в Париж, для России является огромным и непоправимым ущербом то обстоятельство, что лучшие научные силы страны или добровольно покидают ее, или насильственно вытесняются из ее ученых и научных учреждений, освобождая место людям, удовлетворяющим уже не научному цензу, а только “политическому”. Благонамеренность, аккуратность и политическая услужливость – плохие суррогаты даровитости и знания» [701].

В свое время В.К. Зворыкина, отца американского телевидения, назвали подарком России американскому континенту. Россия щедра и такие подарки делала без счета.