Шестая книга судьбы - Олег Курылев

— Да-да, конечно. К сожалению, не на все из них я смогу ответить.

— Вы, как я понимаю, из будущего? Вы часом не Шнайдер?

— Боже упаси. Я же сказал уже, что меня зовут Гараман. Я руковожу в нашей академии отделом диктатур двадцатого века.

«Хоть я давно уже готов к подобному, но все равно чертовщина какая-то, — подумал Вангер. — Выходит, для него я покойник. Может, я просто сплю обычным дурацким сном?»

— Как такое возможно, профессор Гараман?

— Что я руковожу отделом? — обиделся старикан. — А, вы имеете в виду, как возможно, что мы с вами общаемся? Возможно, уверяю вас. Возможно еще и не такое, но у нас, к сожалению, сейчас нет времени на все это. Давайте поговорим о книгах.

— Давайте, — согласился Вангер. — Какого черта вы мне их подбросили?

— Ну, во-первых, вам их принес ваш приятель Белов, которого никто об этом не просил. Во-вторых, все это результат ошибки наших растяп из группы по копированию… Впрочем, на них сейчас тоже нет времени. Лучше ответьте: вы о книгах никому не рассказывали?

— Пока нет.

— Что значит «пока»? Я убедительно прошу вас не пока, а вообще никогда никому не говорить о Шнайдере! Вы, как историк, должны понимать, что произошло недоразумение. Читали у фантастов о проблемах причины и следствия?

— Я понимаю, что вы хотите сказать, однако должен заметить, что в данном случае для меня такой проблемы не существует. Это у вас там проблемы…

— Вы заблуждаетесь, Вангер. Вы думаете, что эти сны — единственное средство в руках наших психологов? — Гараман перешел на шепот — Должен вам сообщить по секрету, что с вами поступили так… — он подбирал слово, — ну, достаточно корректно, что ли, только благодаря мягкости нашего президента. Не хочу вас пугать, но в арсенале психологов есть такое чудовищное средство, как, например, амнезия. Вплоть до полной потери памяти, включая родной язык. Вы представляете…

Вангеру стало не по себе Он на миг вообразил, что однажды, проснувшись, будет лежать и хлопать глазами, лишенный вместе с памятью и собственного «я».

— Что вы от меня хотите?

— По-прежнему ведите себя благоразумно. Что бы ни случилось, какие бы невзгоды ни уготовила вам судьба. Пообещайте сделать это не из страха, а сознательно. А я в долгу не останусь.

— Что вы имеете в виду?

— Как историк, я понимаю, что значит для человека нашей с вами профессии узнать о прошлом то, о чем никто не догадывается. Поэтому в обмен на ваше молчание о будущем я готов дать вам некоторую информацию о прошлом, причем по вашему предмету. — Гараман обвел рукой Форум, очевидно, имея в виду древний Рим. — Ну как, идет?

«Ну и дела! — думал про себя профессор. — Стоим тут и торгуемся, как на базаре. Однако ничего не остается, как соглашаться. Этот старик в штанах прав Но что он там говорил о грядущих невзгодах?»

— Какую информацию?

— Ничего сногсшибательного и тем не менее много интересных подробностей и уточнений. Но опять же с одним условием: если вы решите кому-нибудь о них рассказывать, то никаких ссылок на меня.

— Вот тебе раз! На кого же мне ссылаться? — полушутя-полусерьезно спросил Вангер. — На родовую память, что ли? Как у Вилигута и ему подобных?

— Вы имеете в виду Карла Вилигута? А что, хорошая идея. Зато вы сами будете уверены, что ваша память не выдумка и не фальсификация. А если серьезно, дополнительные сведения в первую очередь прояснят для вас лично некоторые темные моменты, помогут во многом разобраться. Только и всего. Но разве Рим не стоит мессы? Да и, насколько я успел разобраться, вы вовсе не тщеславный человек. Владейте информацией в одиночку, подобно тому, как почитатель искусства владеет краденым Гогеном, тайно наслаждаясь им в своем подвале. Разве не здорово?

— Вы не оставляете мне выбора, профессор Гараман. А что там о невзгодах?

— Каких невзгодах?

— Ну, вы сказали: какие бы невзгоды вас ни постигли…

Старикан в тоге, больше напоминавшей банную простыню, замялся.

— Вы же понимаете, что вас ждет. Я имею в виду вас, немцев вообще. Не исключены и личные трагедии. Клянусь, я не знаю, что будет конкретно с вами и вашей семьей, — соврал Гараман не моргнув глазом, — и просто хочу быть уверен, что все, что бы ни случилось, вы воспримете как неизбежное и независимое от всей этой истории с книгами.

Крутившаяся в толпе неподалеку собака неожиданно подбежала к ним и остановилась. Склонив набок голову, она внимательно посмотрела на Гарамана и вдруг с рычанием бросилась на него Тот что-то еще продолжал говорить, но Вангер почувствовал, что голос его собеседника меняет тональность, словно граммофонную пластинку тормозят пальцем, при этом изображение окружающих предметов начинает по краям расплываться.

— Все, пора прощаться, — пробасил Гараман, отмахиваясь ногой от пса, — нас застукали. Та-а-ак вы-ы-ы обе-е-ща-а-е-ете?..

Вангер проснулся. Он был почти уверен, что никогда уже не увидит во сне ни Рима, ни этого странного типа, которому он так и не успел дать обещание.

XX

Dolus an virtus in hoste requirat?[34]

Мартин стоял метрах в десяти от обочины дороги и наблюдал за движением войск. На Мондерфельд выдвигалась 1-я танковая дивизия СС «Лейбштандарт». Меся жидкую грязь, доходившую чуть ли не до середины катков, урчали тяжелые «пантеры» и «тигры» вперемешку с более легкими «четверками». По пояс высунувшись из люков, покачивались танкисты в черных панцерблузах с зиг-рунами на правых петлицах. Их уши закрывали большие подушки наушников, надетых поверх черных пилоток, шеи, охваченные дугами горловых микрофонов, были обмотаны теплыми шарфами. Время от времени двигатели танков переходили на громкое рычание, выбрасывая вверх столбы синеватого газа.

В разрывах между танковыми ротами ползли бронетранспортеры, самоходные зенитные установки «виббельвинд», неповоротливые «Штурмгешутцы». Тягачи на полугусеничном ходу тащили длинные зенитные пушки «А-40». Параллельно главной дороге, буксуя и скользя юзом, катились грузовики. В промежутках между деревьями, по узким дорогам и тропам, не столь еще разбитым тяжелой техникой, тянулись бесконечные вереницы мотоциклов с пулеметами на люльках, кубельвагенов с командирами и штабами, грузовиков с солдатами, полевых кухонь, «санок» с красными крестами на бортах, обозов тыловых служб. Между всем этим скопищем техники текли ручейки пехоты из каких-то армейских частей.

В нескольких километрах севернее за покрытым снегом лесистым холмом можно было наблюдать аналогичную картину. Там в направлении Эльсенборна выдвигалась 12-я танковая дивизия СС «Гитлерюгенд». Составляемый этими двумя дивизиями 1-й корпус вместе со всей 6-й танковой армией СС выходил на рубежи наступления.

Если бы не сплошные, низко нависшие облака, такое движение войск днем было бы совершенно невозможно. Последние месяцы, а вернее весь последний год, над Францией и Бельгией господствовала авиация союзников, уничтожавшая все, что двигалось по дорогам, контролируемым немцами.

Мартин стоял в форме американского сержанта. Круглая каска, короткая куртка, заправленные в ботинки брюки. На плече — карабин «гаранд». Но главной деталью был ярко-синий шарф. Именно он или такой же красный, как и некоторые другие, заранее разработанные признаки, должны были предупредить своих, что их обладатель не враг. Рядом находилось еще около пятидесяти «американцев», из которых большинство знали только слово «yes». Они ждали разрыва в плотно двигающейся колонне войск, чтобы пересечь дорогу.

— Здесь мы утонем в грязи, — сказал командир их взвода, — надо пройти вперед. Там выше и, будем надеяться, суше.

Они пошли по давно опавшей, втоптанной в грязный талый снег листве. В результате неожиданной метаморфозы все эти люди вдруг оказались подразделением недавно сформированной 150-й танковой бригады. И офицер горных войск Мартин Вангер, и артиллеристы, и моряки, и эсэсовцы, и даже пилоты люфтваффе. Всех их собирали поштучно в армиях Западного фронта, свозили в лагерь под Графенвером и обучали, а точнее, просто инструктировали, готовя к выполнению чрезвычайно важной, но пока никому из них не понятной задачи. При этом ходили самые фантастические слухи, вплоть до того, что они под видом американцев пойдут на Верден брать в плен самого Эйзенхауэра или на Париж, уже вовсе неведомо для чего.

Прежде всего с вновь поступившим в бригаду беседовал человек, свободно говоривший по-английски. Он выяснял, к какой категории отнести новичка: к первой, высшей — говорит по-английски без акцента и владеет американским сленгом, или к пятой, низшей — может, хорошенько поднатужившись, произнести слово «yes». По каким критериям отбирали этих последних, Мартин так и не понял. Сам он попал в третью категорию — говорил вполне сносно, но с сильным акцентом и без малейшего понятия об американском сленге.