Антология «Дракула» - Нэнси Холдер

Шок вернул Дракуле рассудок, но его кровь утратила свои свойства. И вампир принимает решение обосноваться в африканской стране…

Камера квадратная, двадцать на двадцать футов, оконце под потолком забрано прутьями и сеткой. В центре — разгромленный кинопроектор: кишки-кабели наружу, объектива нет. На грязном бетонном полу плещется, собираясь в углу, жижа из канализации, стены из шлакоблока в черно-зеленых спиралях наростов и грибков. В одном месте на полу запеклась кровь. Гарри Меррик чует ее резкий запах, похожий на вонь тухлого мяса, и свежую кровь у себя на одежде. Скверное место, но после адского погреба барака А оно как пентхаус отеля «Хилтон».

— Ты теперь политический, — говорит одна из охранниц.

Ее блестящая черная кожа вздулась и пожухла, как у покойницы день примерно на третий. Иглы вылезли из шеи и подбородка, верхнюю губу царапают желтые клыки. На ней хаки и очки с зеркальными стеклами. Взявшись за рукоять М-16 неуклюжими когтистыми лапами, она целится в Гарри, пока санитар дрожа берет у него кровь. Санитар провонял страхом. С третьей попытки он находит вену. Он еще тянет в шприц темную жидкость, а синяк на запястье уже начал бледнеть и пропадать. Санитар сует шприц в ведерко со льдом и убегает под насмешливые выкрики охраны.

— Зря вы это, — говорит Гарри. — Она теряет силу, как только выходит у меня из тела. Превращается в черный порошок через несколько минут. Кровь — штука непростая.

— Она нам для магии нужна, — говорит охранница. — Для черной магии.

Ее напарница, такое же чудовище, отмыкает наручники, которые Гарри мог бы разорвать, слегка шевельнув запястьями. Но между дверью и свободой слишком много собак и надзирателей, и некоторые такие же сильные, как и он.

Женщина-конвоир облизывает клыки, на деснах ранки. У алого языка — раздвоенный кончик.

— Граф скоро тобой приходить, — сообщает она. — Тогда мы, может, тебя на кол и голову отрезать.

— Жду не дождусь, — говорит Гарри, разогнувшись. Ошибка: конвоир перехватывает автомат и тычет им ему в поясницу. Гарри послушно сгибается и удостаивается удара по голове.

— Скотина, — произносит охранница. — Маньяк. Кровосос.

Кто-то из людей вешает на стену распятие. Потом дверь запирают на два засова, и Гарри остается наедине со своей виной.

Впервые он услышал о графе за месяц до ареста. В тот день он ходил на почти опустевший рынок за свежей рыбой и овощами для кухни своего бара. Война, долго бывшая лишь новостями с южных границ, докатилась наконец до столицы. В ее авангарде шли толпы беженцев.

Повстанцы пересекли границу двумя месяцами ранее. Они с ходу взяли железные рудники и медленно двинулись по направлению к озеру Альберта и столице. Сначала наступление подчинялось строгому плану. Повстанцы вступали в очередной город, останавливались, чтобы закрепиться и перегруппироваться, и только потом двигались дальше. Но недавно их силы разделились на две неравные части. Организованное меньшинство возглавлял принц Маршалл, ехавший в джипе с телефонной трубкой в руке, чтобы рассказывать о своих успехах ВВС и расстреливать тех, кто останавливался пограбить. Дело пошло быстрее. Раньше в столице хватало еды для тех, кто мог заплатить назначенную цену, и желательно долларами, но теперь даже запасы риса и маниоки подходили к концу.

Гарри Меррик изо всех сил старался удержать свое заведение на плаву, хотя дороговизну военного времени приходилось покрывать из неприкосновенного запаса. Важно было держать марку. Бар служил убежищем для Гарри вот уже тридцать лет. Туда любили заглянуть эмигранты и дельцы, бюрократы и армейские чины из клики президента Вея. Шлюхи там были здоровые и молодые, спирт не разбавляли, и Фрэнсис, повар из племени фела, готовил божественно. Но армия, состав которой с начала гражданской войны комплектовали все больше из соплеменников президента, начала аресты мужчин-фела — оба командира повстанцев, принц Маршалл и Левитикус Смит, были фела. Когда схватили и расстреляли двоих дядьев повара, тот отказался ходить за покупками, и Гарри пришлось делать это самому.

Продовольственный рынок столицы — лабиринт будок под жестяными козырьками — располагался недалеко от паромной переправы. На другой стороне набережной стоял Национальный банк в восемь этажей — самое высотное здание в республике. Обычно жизнь на рынке кипела от рассвета и до заката, но с недавних пор большая часть будок опустела, а в остальных взять было особо нечего. Гарри, прячась за темные очки и широкополую панаму от утреннего солнца, как раз торговался из-за клетки тощих кур, когда подкатил грузовик военных.

Департамент общественного надзора поддерживал в городе невысокий, но постоянный уровень террора, с тех пор как мятеж пять лет назад привел к власти президента Вея. Даниель Вей был тщеславным, малограмотным выскочкой с комплексом неполноценности под стать его же жадности и готовности к беспощадным интригам. Он поубивал всех своих товарищей-конспираторов в суматохе после переворота и вступил на должность пожизненного президента, хотя в армейской иерархии не поднялся выше сержанта. Он одного за другим убрал чиновников и министров, оставшихся от прежнего режима, и заменил их грубиянами из родной деревни. Верховного судью расстреляли на заседании, министра обороны и двух генералов нашли в обломках вертолета, который подстерегла самонаводящаяся ракета на границе. Владелец телеканала взлетел на воздух вместе с автомобилем — бомба убила еще шестнадцать прохожих и ранила полсотни. Видных бизнесменов убирали с конфискацией. Мелкая сошка вроде Гарри платила налоги напрямую сборщику, который появлялся каждую неделю и знал удивительно много о бухгалтерии закусок и вин.

Для африканской страны начала восьмидесятых, после смены власти, все это было в порядке вещей, но, когда на юге объявились повстанцы, в армии начался отдельный террор. Солдат, родом из восставших племен, разоружили и согнали в лагеря. Сотня погибла, пытаясь вырваться из бараков. На перекрестках начали появляться трупы, сидевшие, зажав головы между колен. Никто не смел убрать их оттуда. Миссионера застрелили в церкви за то, что он дал приют семьям двух пропавших офицеров. На выездах из города поставили КПП, где подозрительных останавливали и отводили туда, откуда те уже не возвращались.

Несмотря на террор армии, с одной стороны, и клешни, в которых две колонны повстанцев сжимали остаток страны, с другой, большинство знакомых Гарри по гольф-клубу, местному заповеднику для иностранцев со средствами, считали, что президент выкарабкается. Их капиталы теперь почти совсем перетекли в карманы новой элиты, экономика страны стремилась к нулю, но они, как безумные игроки, продолжали метать кости. Сам Гарри думал, что президент умнее, чем выглядит. Даниель Вей, может, и был хвастуном с манерами козопаса, явившегося покорять большой город, но он точно не дурак. Притворяясь невеждой, он знал, чьи советы слушать, и всегда делал вид, что уважает мнение старейшин родного племени. Однако в последнее время он как будто стал выпускать рычаги. Несколько ночей назад он появился на телеэкране с заявлением, что бойня в лагере — дело рук повстанцев, чему не поверил никто.

Стоило грузовику притормозить у обочины, как толпа расступилась. Это был десятитонный «бедфорд» с тяжелой решеткой на радиаторе, кабина и брезентовый колпак в защитных кляксах. Солдаты выпрыгнули из кузова, стащили оттуда за руки и ноги тело мужчины и плюхнули его в бак возле пустой мясницкой стойки. Грузовик тронулся, солдаты, свисая с бортов, хохотали и палили в воздух из М-16, хотя так называемая праздничная стрельба была, строго говоря, запрещена как растрата патронов.

На трупе были только рваные брюки. Очевидно, что его избили, а потом прострелили затылок. Железный прут торчал из груди, кисти рук и ступни отсутствовали. Что-то жуткое творилось с челюстью: казалось, ее сломали и вытянули, а потом загнали колючки желтого цвета через щеки в десну. Толпа, бормоча, обступила исковерканный труп. Гарри с отвращением протолкался наружу и оказался нос к носу с журналистом-французом по имени Рене Санте.

Как обычно, Санте был в курсе всех событий. Неутомимый, он работал на полдюжины газет и одну крупную телесеть в Штатах.

— Прошлым вечером я был на приеме для оставшихся послов, — сообщил он. — Президент по такому случаю облачился в сержантскую форму со всеми регалиями, которыми сам себя наградил. Перед десертом он произнес речь. Сказал, что приготовил повстанцам сюрприз, какого они не ждут. Есть мнение, что он хочет полить напалмом деревни на линии фронта. Еще сказал, что дефицита нет, в недостаче виноваты расхитители и он скоро арестует всех воров. Потом он съел ложку десерта и ушел. Скучает он на этих приемах, друг мой. Я уже штук двадцать посетил, и ни разу мы не добрались до десерта. Мороженое, между прочим. Я его месяц не ел.