Антология «Дракула» - Нэнси Холдер

Но президент слишком любил власть, чтобы спасаться бегством. Гарри не боялся коммунистического переворота или победы повстанцев, его беспокоил загадочный Граф.

Худшие подозрения подтвердились, когда через несколько ночей в бар вошел офицер департамента общественного надзора. Гарри сидел, как обычно, в дальнем конце стойки — малокровного вида фигура с серебристыми волосами в белой хлопковой двойке и черной шелковой рубашке. Джин-тоник выдыхался на стойке перед ним. Плотная масса бизнесменов, сутенеров и шлюх расступилась перед вошедшим. Уродливый, с квадратными плечами, он направился прямиком к Гарри. Его бритый череп над воротником чистенького костюма цвета хаки вспыхивал в свете флюоресцентных ламп, «узи» и очки с зеркальными стеклами дополняли наряд. Сенегальский ансамбль на сцене умолк, потом подтянулся, не спуская глаз с офицера. Танцовщица го-го в позолоченной клетке последовала их примеру.

Гарри заказал ему выпивку — двойной «Джонни Уокер» со льдом. Он ждал обычного неуклюжего наезда, от которого легко было откупиться, заплатив чуть-чуть сейчас и сдав рэкетира шефу полиции завтра, или попытки сбыть кокаин, но офицер не притронулся к виски. Он наклонился к Гарри и оскалил острые зубы. Клыки были изогнуты, как у кобры. Тогда же Гарри сообразил, что он не дышит.

— Вами интересуется Граф, мистер Меррик, — сказал офицер. — Он считает, что вы родственники.

После этого он плюнул в стакан и вышел.

Гарри закрыл бар пораньше, собрал чемодан и велел одному из своих ребят отвезти его в аэропорт. «Боинг-747» «Эр Гвинеи» улетал поутру, и он подкупит кассиров, чтобы получить место.

Он добрался до второй рогатки. На шоссе в аэропорт, в полночь, в лучах фар и отблесков костра из пропитанных нефтью тряпок, показался вставший поперек дороги БТР. Из темноты материализовались силуэты. Казалось, они соскользнули с пальм вдоль дороги. Шесть женщин в плохо сидящих хаки с автоматами и мачете. Сначала Гарри показалось, что на них маски с красными глазами и клыками на челюстях. Потом он услышал, как кричит водитель.

Они набросились на парня сразу, трое рвали куски из живого тела, как шакалы, заталкивая мясо в рот. Гарри бросился наутек, но женщины были быстрее и сильнее смертных. Они связали ему запястья куском провода и отвезли в охранный комплекс на дальнем конце парка Национального освобождения. В колониальные времена дочки белых хозяев играли там в теннис. Гарри швырнули в камеру, полную заключенных.

Тогда это и произошло.

Граф сметает проектор, как папье-маше, и тот разлетается на части у стены. Гарри прижат под окном к грязным шлакоблокам. Лунный свет из-за плеча выделяет тонкие, как острие ножа, и белые, будто кость, черты Графа. Ноздри на его длинном носу аристократа вздрагивают. Он произносит:

— Англичанин, но с цыганской кровью.

Кто-то вошел в комнату сразу за Графом, но Гарри видит его только теперь, как будто он прятался в громадной тени Графа.

— Как я и сказал, хозяин. Секеи, это их линия. Прямой наследник.

Это говорит низкорослый, лысый человечек в зеленом халате хирурга. За толстыми стеклами очков его глаза поблескивают красным цветом.

— Я думал, они все погибли, — мурлычет Граф.

Один шаг, и Гарри поднят на воздух. Он чувствует, как посеребренные прутья решетки опаляют волоски у него на шее, и видит лишь белое лицо Графа.

— Скажи мне, малыш, как такое ничтожество оказалось среди моих детей?

В первые дни после ареста Гарри надавал себе много клятв и обещаний. После того, что случилось в бараке А, он их повторил. Перед реальностью Графа все они тают, как лед на солнце. Красные глаза вытягивают из него слова правды. Он бормочет о том, как падал сквозь ночь в Югославии. Он вспоминает, как едва не умер и как его спасли.

В 1943 году Гарри Меррику было двадцать три года. В частях особого назначения ВВС он был лейтенантом, специалистом-подрывником. Его отправили за линию фронта, чтобы высадиться в тылу врага, но маленький самолет заметили с земли и поприветствовали ураганным огнем из пулеметов. Случайная пуля перебила топливную трубу. Пилот погиб, Гарри был ранен. Он выпрыгнул из самолета и тут обнаружил, что пуля, раздробившая его левое колено, заодно пробила парашют. Гарри пронесся сквозь ледяную ночь и рухнул на верхушки елей, а с них в сугроб, весь истерзанный, истекающий кровью, при смерти.

Тогда пришли они. Красивые, сильные люди, быстрые и смелые, как волки. Они перебили патруль из сербов, искавший Гарри на горном склоне, они подобрали его и принесли к себе в пещеру. Какая-то девушка полоснула себя по запястью, и он выпил ее крови, едва соображая, что делает. Ему казалось, это его невеста, Катарина. Он умер и воскрес.

— Дети ночи, — поддакивает гном в халате. — Видишь, хозяин? Видишь?

— Не перебивай, болван. Ну же, малыш. Что с ними стало?

Они звались детьми ночи. Они пришли из Румынии, так они сказали, из места под названием перевал Борго. Им пришлось бежать от погромов шестьдесят лет назад, и теперь они сражались с фашистами, потому что тысячи их братьев и сестер из людей погибли в лагерях смерти. Они были вампирами, но также и цыганами. Ева, спасшая Гарри, сказала, что две крови, цыганская и та, которую они унаследовали от своего темного отца, смешались в них и дали двойную силу. Ей было за сотню, но из-за тонких девичьих черт и водопада черных волос казалось, что восемнадцать. Она была легкой, как ветер, и на бегу звала волков окрестных гор. На железном прикладе ее «Штурмгевера-44» было сорок насечек, по числу убитых немцев.

После своего воскрешения Гарри сражался бок о бок с Евой и ее отрядом. Цыгане предпочитали тактику точечных ударов и засад. Гарри умел блокировать дороги минимумом взрывчатки. Они убивали без всякой жалости, но не пили кровь врагов, сажали на кол трупы и раненых в знак мести. Они кормились вместе с волками, загоняя оленей и кабанов, боролись с ними зубами и ногтями, пили горячую кровь, но не убивали. То была хорошая, чистая жизнь. Их было восемь: Ева, Мария, Иллеана, Йон и Меньшой Йон, которого еще звали Саву, Мирча, Виорел и самый старший из всех, хотя выглядел он ровесником Евы, — спокойный сероглазый Петру, умевший превращаться в волка. Их всех убили. Один Гарри уцелел.

Это случилось в последние дни войны. Стояла жара, и короткие летние ночи стесняли их действия. По дорогам к северу шли и шли машины. В воздухе пахло победой: на юге каждую ночь сверкало и грохотало, это союзные самолеты сбрасывали бомбы на головы отступающим фашистам.

Днем, когда дети ночи спали, пришли крестьяне. Их было двадцать или тридцать, этих хорватов, бывших союзников, отчаянно испуганных, в драной форме всех видов, вооруженных чем попало, вплоть до кос и вил. Один приволок древний мушкет. Но у большинства были винтовки и серебряные пули. Они знали, с кем имели дело. Гарри спал в дальнем конце пещеры, ему, как новорожденному, труднее всего было выдерживать солнечный свет. Когда люди с криками хлынули внутрь, серебряная пуля пробила ему бок. Вне себя от боли, он рванул сквозь строй нападавших, помчался сквозь обжигающий воздух и бросился с утеса, перестав катиться только в кустах в тени елей, которые росли прямо на камнях.

Через три дня его кости срослись (рана в боку не заживала и сочилась чем-то вязким и черным), и тогда он вскарабкался на утес и нашел там почерневшие тела, вздернутые на колы. Голов не было. Казалось, трупы побывали в плавильной печи, солнце выжгло их до кости. Ева, Мария, Иллеана, Йон и Меньшой Йон, которого еще звали Саву, Мирча, Виорел, спокойный сероглазый Петру. Узнать их было невозможно.

— Они были сильными, — говорит Граф. — Мои дети. Какую музыку они устраивали в горах!

— Слушай хозяина, — велит Гарри коротышка. Его язык черного цвета и слишком длинный, левая рука иссохла, пальцы срослись вроде клешни. Граф дает ему оплеуху, и тот взбегает на стену, чтобы увернуться. — Хозяин — великий человек, а со мной станет еще более великим.

— Мои дети были прекрасны, — говорит Граф. — Мои невесты были ламии, перед которыми не устоял бы самый верный христианин, перед детьми ночи никто не мог устоять. Даже английская роза, которую я сорвал, была прекрасна, хотя и холодна. А теперь моя кровь производит только бесплодных уродцев. Но скоро все вернется на круги своя.

— Вернется, — поддакивает коротышка и лезет на потолок. Он болтается вверх ногами и заглядывает Графу в ледяное белое лицо. На руках и ногах у него когти как ножи. — Кровь хозяина пострадала, но я ее очищу.

Граф смахивает его в сторону, и он вылетает за порог и врезается в охрану. Граф переводит свои красные глаза на Гарри, который пытается, но не смеет ответить тем же.

Голос Графа угрожающе ласков.

— А ты, дитя? Что ты здесь делаешь, зря тратишь свой дар? Почему ты притворяешься тем, чем был когда-то? Поднимись над людьми, прекрасный и ужасный! Или ты трус?