Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман

Завязывается полемика между «Литературной газетой» и «Северной пчелой». Она становится всё острее. О ней говорилось в предыдущей главе. Царь иногда становится на сторону Пушкина. Бенкендорф всегда защищает Булгарина. В конечном итоге, царь почти всегда присоединяется к мнению Бенкендорфа. Так что «Литературная газета» просуществовала не долго. После прекращения её Пушкин всё время продолжает думать о журнальной деятельности, одновременно ругательски ругая ремесло журналиста в России. Сперва он предполагает издавать в пользу братьев Дельвига последний том альманаха «Северные цветы». Позднее возлагает надежды на журнал «Европеец» (они также оказались несостоятельными, о чем шла речь в предыдущей главе).

Еще во время выхода «Литературной газеты» Пушкин хочет расширить рамки ее программы или получить право на новое издание. Вопрос о разрешении журнала или газеты возникает в начале 1830 гг. неоднократно. Ведутся переговоры о разрешении газеты «Дневник». Об этом или чем-либо подобном идет речь в черновике письма Бенкендорфу от 19 июля — 10 августа 1830 г. Указав на монопольное положение «Северной пчелы», единственной, которой разрешено печатать политические известия, Пушкин пишет о необходимости восстановления равновесия: «В сем-то отношении осмеливаюсь просить о разрешении печатать политические заграничные новости в журнале, издаваемом бароном Дельлвигом или мною» (638). Далее довольно подробно определяется характер издания: «направление политических статей зависит и должно зависеть от правительства, и в этом издатели священной обязанностью полагают добросовестно ему повиноваться и не только строго соображаться с решениями цензора, но и сами готовы отвечать за каждую строчку, напечатанную в их журнале. Злонамеренность или недоброжелательство были бы с их стороны столь же безрассудны, как и неблагодарны» (638-9). Вопрос о разрешении издания затрагивает Пушкин в письме Бенкендорфу около 21 июля 1831 г.: «Если государю императору угодно будет употребить перо мое, то буду стараться с точностию и усердием исполнять волю его величества и готов служить ему по мере моих способностей <…> С радостию взялся бы я за редакцию политического и литературного журнала, т. е. такого, в коем печатались бы политические и заграничные новости. Около него соединил бы я писателей с дарованием и таким образом приблизил бы к правительству людей полезных, которые всё еще дичатся, напрасно полагая его неприязненным к просвещению» (639-40).

Царь разрешает Пушкину издание газеты «Дневник», но вскоре отменяет разрешение. Весной 1832 г. на просьбы Пушкина Бенкендорфу разрешить ему «стать во главе газеты, о которой господин Жуковский, как он мне сказал, говорил с вами», ответа не последовало; разрешение было отменено (849-50).

Надежды сменяются разочарованиями, разочарования надеждами. 3-го сентября 1831 г. Пушкин пишет Вяземскому, отвечая на его вопрос о журнале: «Ты пишешь о журнале; да, чёрта с два! кто нам разрешит журнал? Фон-Фок умер, того и гляди поступит на его место Н. И. Греч. Хороши мы будем! О газете политической нечего и думать, но журнал ежемесячный, или четырехмесячный, третейский можно бы нам попробовать…» (380). 11 июля 1832 г. в письме Киреевскому: «Мне разрешили на днях политическую и литературную газету»; просьба к Киреевским и Языкову о сотрудничестве: «Не оставьте меня, братие! <…> Прошу у Вас советов и помощи» (413). В тот же день Пушкин сообщает о разрешении газеты Погодину, которого тоже приглашает сотрудничать: «Знаете ли Вы, что государь разрешил мне политическую газету? Дело важное, ибо монополия Греча и Булгарина пала. Вы чувствуете, что дело без Вас не обойдется?» (414). На вопрос Погодина о программе газеты Пушкин отвечает в сентябре: «Какую программу хотите Вы видеть? часть политическая — официально ничтожная; часть литературная — существенно ничтожная; известия о курсе, о приезжающих и отъезжающих: вот вам и вся программа. Я хотел уничтожить монополию, и успел. Остальное меня мало интересует» (416). В письме жене конца сентября 1832 г.: «но покамест голова моя кругом идет при мысли о газете. Как-то слажу с нею?» (421). 2 декабря 1832 г. Нащокину: «Мой журнал остановился, потому что долго не приходило разрешение. Нынешний год он издаваться не будет. Я и рад. К будущему успею осмотреться и подготовиться» (423).

В этот период Пушкин стремится во что бы то ни стало получить разрешение на периодическое издание. В 1831 г. он обращается к заместителю Бенкендорфа, управляющему III отделением фон-Фоку, подает ему прошение о газете (сохранился черновик; письмо до нас не дошло), просит его совета, почему-то надеясь на его поддержку, считая, что тот против монополии «Северной пчелы». Лукавый Фок ответил, что он польщен доверием, но возвращает прошение, потому что далек от покровительства какому-либо литератору за счет его собратьев; о том, что ему приписывают влияние, которого он не имеет, которое противоречит его правилам; издатели «Северной пчелы» более ему близки, чем другие, по причине «чисто общежительных отношений»; он обменивается с ними мыслями, но никогда не становится исключительно на сторону их воззрений; изредка дает им статьи политического содержания, но обязан делать это по указанию Бенкендорфа, который обычно письменно их одобряет; к нему-то надо бы Пушкину обратиться, так как он «постоянно оказывает вам очевидные доказательства своего особого благорасположения». В конце письма фон-Фок желает блестящего успеха задуманному Пушкиным предприятию; он один из первых будет радоваться его успеху, поздравлять публику с тем, что человек такого таланта будет способствовать ее удовольствию и просвещению (Лем505). Письмо — скрытая ироническая насмешка и прояснение для Пушкина реальной ситуации (надежды обойти Бенкендорфа напрасны; только с его разрешения, никак иначе).

В поисках выхода в середине 1832 г. Пушкин намерен издавать газету в союзе с Булгариным и Гречем, своими противниками. В июне 1832 г. Булгарин ведет переговоры с Пушкиным (Лем509). Обсуждаются различные варианты. Но как раз в это время Пушкин получает разрешение издавать газету с сентября 1832 г. Вопрос о союзе отпадает. Булгарин и Греч предрекают ему неудачу. Действительно, разрешение взято обратно. Снова переговоры с «братьями-разбойниками». В конце августа Греч сообщает Булгарину, что встретился с Пушкиным на улице, что тот предложил ему издавать вместе газету. Греч ждет его для переговоров. Пушкин пришел к нему, предложил взять в аренду журнал «Сын отечества», чтобы изменить его в духе иностранных журналов. В начале сентября намерения Пушкина изменились: он хочет издавать в половинной доле вместе с Гречем три раза в неделю газету, печатать ее в типографии «Северной пчелы». Греч считает, что не следует «выпускать из рук» Пушкина и его партию. Он не прочь в 1834 г. соединить их в одной газете. Всё это сообщает Лернер, к свидетельствам которого следует относиться с опаской. Но вот реальный факт. 16 сентября Пушкин дал доверенность Н. И. Тарасенко- Отрешкову (экопномисту, журналисту, видимо секретному агенту III Oтделения; во всяком случае оно не возражало против назначения Отрешкова редактором) на редактирование и ведение дел по изданию газеты «Дневник». В конце сентября- начале октября 1832 г. Пушкин в Москве. Видимо, там идет речь и о подборе сотрудников. Греч извещает Булгарина, что Пушкин вернулся из Москвы с пустыми руками. А. Н. Мордвинов, после смерти фон-Фока занявший его пост, уведомляет Пушкина, что с газетой надо подождать возвращения Бенкендорфа, чтобы представить царю ее образец. 16 ноября этого же года Греч извещает Булгарина, что Пушкин «образумился» и не будет издавать ни журнала, ни газеты. Комовский (В.Д. или С.Д.?) писал, что Пушкину предлагали сотрудничество в «Северной пчеле» и «Сыне отечества» за 1000–1200 руб. в месяц, но он отказался, не желая работать с Булгариным. Все эти известия, относящиеся к 1832 г., не слишком достоверны, являются во многом, вероятно, не фактами, а слухами. Но какие-то попытки Пушкина тем или иным способом добиться права выхода в журналистику они отражают.

Вопрос о разрешении газеты возникает вновь весной 1835 г. Но прежде, чем говорить об этом, следует остановиться на изменениях, которые прoизошли с 1832 г. в отношениях Пушкина и Уварова. Середина 1830 гг. — время наибольшего влияния последнего. Он в фаворе. К Пушкину относится совсем не плохо. Осенью 1831 г. Уваров переводит на французский язык стихотворение Пушкина «Клеветникам России», посылает перевод Пушкину с хвалебным письмом. Называет стихи Пушкина «прекрасными, истинно народными стихами». 21 октября 1831 г. Пушкин отвечает Уварову в том же духе: «Стихи мои послужили Вам простою темою для развития гениальной фантазии» (387). Летом того же года Уваров поддерживает перед Бенкендорфом проект основания пушкинской газеты «Дневник», выражает желание увидеть Пушкина почетным членом Академии Наук (из письма Ф. Вигеля Пушкину). В 1832 г., когда Уваров инспектирует московский университет, его сопровождает Пушкин, и Уваров представляет поэта студентам в самых лестных выражениях. 17 декабря 1832 г. Уваров голосует за избрание Пушкина членом Академии Наук. В 1833 г. по инициативе Уварова Пушкина избирают академиком. Не мудрено. Кажется, что Пушкин пользуется милостью царя. Весной 1834 г. Пушкин хлопочет перед Уваровым о месте в Киеве для Гоголя и пишет о министре, как о человеке, с которым он лично общается: «пойду сегодня же назидать Уварова» (484). 7 апреля 1834 г., отмечая в «Дневниках» запрещение «Московского телеграфа», Пушкин пишет без всякого осуждения о роли в этом Уварова: «Уваров представил государю выписки, веденные несколько месяцев и обнаруживающие неблагонамеренное направление…» (8.с43). 10 апреля того же года Пушкин был на вечере у Уварова, говорил с ним о старинных рукописях, которые Свиньин предлагал купить Академии. Оба подозревают, что рукописи поддельные (8.с.44).