Гуманный выстрел в голову - Коллектив авторов. Составитель С. Лукьяненко

— Что тут такого смешного? — набросился на них Хин.

— Хи-хи, — тихо смеялись духи, — Хэммел Милл приехал верхом на курице, хи-хи.

— Хи-хи, — вторили им другие, — Хэммел Милл решил жениться, хи-хи.

— Хо-хо-хо, — смеялся дух старого толстого мыша, — кто ж за него пойдет, хо-хо-хо.

Опытный в этих делах Хин разделил поток своего сознания надвое, и одна голова шамана встряхнулась, выйдя из транса, и уставилась на визитера.

— Жениться собрался? — спросил шаман.

Хэммел Милл был меньше всего похож на человека, собравшегося жениться. Тихо постанывая, он лежал на циновке у входа, на которой закончился его стремительный полет. Одной рукой он держался за шишку, медленно, но неумолимо растущую на лбу, второй — за ушибленную ногу, а на его плече сидела курица, била крыльями и изредка поклевывала своего мучителя.

— Понятно, — кивнула голова огра, — подумаю над твоей проблемой. Но одной курицы маловато будет за такое дело. Мне, кстати, лыжи нужны. Зима на носу, а лыж у меня нет. Усек? Все, топай к Зиммеру-плотнику, мне еще с этими мышами разбираться.

Продолжая стонать, Хэммел Милл благодарно кивнул и на четвереньках покинул гостеприимного шамана, сбросив, наконец, с себя мстительную курицу и оставив на циновке сине-зеленое перо. Шаман же, вернувшись к собранному им мышиному парламенту, с ужасом увидел, что половина духов разбежалась, а оставшиеся ничего не помнят из предыдущей беседы, поскольку родились после нее. Разогнав серый народец, шаман глотнул еще дымка и отправился на третье небо, к духу одной знакомой суккубши, с которой можно было неплохо провести время и в астрале.

Вновь очутившись на крыльце шаманьей избы, Хэммел Милл с облегчением вздохнул, привел в порядок свою одежду и отправился к лучшему плотнику, обитавшему в деревушке под названием Нижние Хвосты. Справедливости ради, а старый Хэм был человеком очень справедливым, надо сказать, что Карп Зиммер был также и единственным представителем славного цеха плотников в данном селении. По происхождению Зиммер был невысокликом, или, по-другому, полуросликом, но в душе он был поэтом. Только этим можно объяснить то, что женат он был на краснолюдке Розочке. Впрочем, благодаря этому дом его, как и избушка шамана, был избавлен от шалостей деревенской ребятни, боявшейся Розочку еще больше, чем двухголового огра.

Оказавшись на крыльце Зиммеров, Хэммел вновь замялся. Чтобы постучаться в старую и обшарпанную дверь плотника, требовалась храбрость ничуть не меньшая, чем для визита к шаману. На дух не вынося запах спиртного, Розочка, как и все краснолюды, была излишне подозрительна. Вот и сейчас, отворив на робкий стук Хэммела скрипящую на три голоса дверь, она первым делом обнюхала его с ног до головы. Могучие легкие с такой силой втягивали воздух, что одежда визитера вновь пришла в некоторое расстройство. Не уловив искомого запаха, краснолюдка чуть смягчила выражение лица и вежливо спросила:

— Ну, чего приперся?

— У-у меня д-дело, к-к Карпу, — слегка заикаясь от волнения, отвечал Хэммел.

— Какое еще дело? — Розочка выгнула бровь, что не предвещало ничего хорошего.

— Д-д-деловое, — не сдавался Хэммел.

Внезапно Розочка сменила гнев на милость и гаркнула в глубину дома:

— Карл!

Внутри раздался грохот, словно от падения чего-то тяжелого, затем дробный топоток протрещал за дверью и тщедушная фигура Карпа протиснулась между Розочкой и дверью на крыльцо.

— Карл? — Розочка всегда называла его именно так, и сейчас в ее голосе явно слышалась угроза.

— А, привет, Хэммел. Козочка, это ко мне, но важному делу, — засуетился Карп, теребя в руках мощные очки на тесемочках. Хмыкнув и поджав губы, краснолюдка развернулась и скрылась в глубине дома. Когда затих скрип половиц под ее тяжелыми шагами, полурослик вытер рукавом пот со лба, водрузил очки на нос и спросил:

— Ну, что у тебя там стряслось?

— Да вот, лыжи нужны…

— Лыжи?! В конце октября? — слегка опешил плотник. — Ты это, лучше бы к шаману сходил…

— Да был я уже у шамана, он меня сюда и послал, — отвечал Хэммел.

— Да? — все больше и больше удивлялся Зиммер, — а что ещё?

— Еще жениться, — упавшим голосом сказал Хэммел Милл.

— Что?! Жениться?! — подпрыгнул полурослик. — И с этим тоже ко мне?

— Да нет, это вообще, так, — неопределенно махнул рукой Хэммел.

— Л-ладно, — процедил Карп, опасливо косясь на своего старого знакомого, внезапно сошедшего с ума, — будут тебе лыжи, если другого способа нет. Что с тобой поделаешь. Пошли, поможешь лошадей запрячь. Подходящее дерево в лесу еще найти надо.

Помогая запрягать низкорослых пони в миниатюрную, казавшуюся игрушечной, телегу, Хэммел Милл думал об одном — о женитьбе. Об этом же он размышлял и сидя на телеге, влекомой маленькими лошадками в лес, по узкой дороге, петляющей между высоких сосновых стволов и густо усыпанной прошлогодней хвоей.

— Эх, на ком же мне жениться, — поделился он своими думами с Карпом.

— Да, ежели ты до этого не женился, то теперь уж и вовсе… Ума не приложу, кто за тебя пойдет… — отвечал Зиммер.

Помолчали. Шустрые лошадки бодро трусили по мягкой лесной дороге.

— Вот разве на вдове Стона женись, — сказал плотник.

— На трольчихе?! Мне на нее смотреть страшно, а ты — женись! Да она из избы только по ночам выходит, свету дневного боится.

— Мда, трольчиха не подходит, — согласился Карп, — ну, тогда на дочке Эрвандила женись, на Эрвениле. Писаная красавица!

Дык она ж эльфка! Лыцари там разные с прынцами к ней сватаются, да и те не солона хлебавши домой возвращаются. Нет, не пойдет она за меня. Да и больно надо — корову, скажем, доить она не умеет. Или там курицу общипать. Бесполезная она в хозяйстве, вот что.

— И это мимо, — кивнул головой полурослик, — а больше у нас в деревне никого и нетути… О, гляди, вот это подойдет!

— Это ж не сосна.

— Точно. Это морбуку. Для лыж в самый раз. Ну, берись за пилу, — сказал Карп, останавливая телегу.

Спилив высокое дерево и отрубив ветки, они закинули бревно на телегу и молча вернулись в деревню.

— Лыжи тебе к завтрему будут, как и договаривались, — пообещал Зиммер Хэммелу, прощаясь.

— Ладно, за мной не заржавеет, — подмигнул Хэм полурослику, и отправился домой.

Дома он сразу лег в кровать и быстро уснул.

В то самое время, когда Хэммел Милл уснул в своем доме, стоящем на окраине деревушки Нижние Хвосты, вампир Адам Эммануэль Блодринкер Третий проснулся в своем фамильном замке, грозящем небу шпилями башен по ту сторону Клинковой гряды. Поскольку Адам Эммануэль, как фамильярно называл он сам себя, был аристократом от кончиков клыков до широких фалд смокинга, то делал это, то есть просыпался, нерегулярно. Обычно к обеду. Поскольку окрестности замка пользовались дурной славой на протяжении почти тысячи лет, то обед забредал сюда достаточно редко. Последний раз это случилось лет двадцать назад. Тогда в лес по соседству нагрянула бригада лесорубов. Лесорубы попались на редкость шустрые — успели даже построить избушку. Одного пришлось оставить на развод — во-первых, к концу обеда бедняга тронулся умом, а во-вторых, даже тронувшись, он виртуозно владел топором.

Проснувшись, Адам Эммануэль долго не мог понять, зачем он это сделал. Лежа в своем удобном гробу и недоуменно глядя в потолок, он смутно чувствовал, что причина пробуждения кроется во сне. Адам Эммануэль хотел было уснуть опять и пересмотреть свой сон в поисках причины пробуждения, но ничего путного из этой идеи не вышло — на голодный желудок уснуть никак не получалось. Тогда он решил посоветоваться со своей старинной знакомой — гадюкой Змеей Подколодниковой, обитавшей под трухлявой колодой в лесу. По быстрому войдя в астрал и найдя там Подколодникову, вампир был очень удивлен. Подсознание гадюки транслировало на всех уровнях какое-то маленькое белое пятнышко. Напрягшись, Адам Эммануэль разглядел тоненький хвостик и розовую бусинку глаза. Это была белая крыса. В профиль. Вампир попытался достучаться до Змеи, в ответ белое пятнышко превратилось в зелененькое. Адам Эммануэль с трудом разглядел в нем лягушку. Анфас. «Наверное, в горах уже зима», — подумал вампир, и попробовал уснуть.

Постучав на следующее утро в ветхую дверь плотника, Хэммел был изумлен — открыл ему сам Карп, на лице которого играла победная улыбка.

— Э… А что с Розочкой? — осторожно спросил Хэммел.

— Заходи, соседушка, заходи, не стой на пороге, — зазывно поманил пухлым пальчиком низушек, — ты уже завтракал? — Хэммел Милл утвердительно икнул. — Ну так будем чай пить.

Ошеломленный и растерянный Хэммел, ведомый полуросликом за руку, прошел через темную прихожую и оказался на большой, просторной кухне. Там было хорошо: в теплом воздухе витал аромат жареного лука, чесночные и луковые косы вились между начищенными до блеска медными котлами, висевшими на вбитых в беленые стены крюках. Но ярче медных котелков сиял латунный самовар, возвышающийся на столе. Сказать, что самовар был большим — значит не сказать ничего. Самовар был огромен — монументальный цилиндр уходил под потолок, большой кран исходил паром. Даже никогда не бывавшему в подземном пределе, у мастерового народа, и никогда не видавшему паровоз Хэммелу казалось, что самовар сейчас выпустит клуб пара, издаст протяжный, грустный гудок и, пыхтя, двинется через кухню в прихожую, а оттуда все дальше и дальше, по деревянным тротуарам Нижних Хвостов, затем по старому тракту, а потом и вовсе без дороги, через заснеженный перевал в страну мечты, тонущую в блистающих, колющих глаза искрах… Лишь заслонившись ладонью от самоварного сияния, Хэммел Милл увидел Розочку. И тотчас зажмурился, страстно захотев оказаться в другом месте — где угодно, но только подальше. Розочка НАКРАСИЛАСЬ. Алая краска на щеках плавно переходила на ее большие, чувственные губы, черные полосы над бровями распластались крыльями летучей мыши, темно-синие круги на веках усилили глубину ее прекрасных глаз. Приоткрывши один глаз, Хэммел увидел, что внимание краснолюдки полностью приковано к его скромной особе — та неотрывно смотрела на него и улыбалась обаятельной улыбкой, завидев которую, любой медведь в округе счел бы своим долгом стремительно ретироваться.