Герои пустынных горизонтов - Джеймс Олдридж

Улучив однажды минуту, когда Тесс была одна и по всем признакам благодушно настроена, он сказал ей: — Ты, я вижу, совсем по-родственному привязалась к маме, девочка.

Она вспыхнула. — Мне очень нравится твоя мать, — возразила она воинственно. — Мы с ней отлично понимаем друг друга.

— Если вы и понимаете друг друга, то разве только в мелких женских делах. А деликатничать и изощряться в вежливости просто глупо — и с твоей и с ее стороны. Тебе с ней спорить надо — вот и спорь.

— Я люблю вежливость!

— А я не люблю, — сказал он. — Так что не старайся быть вежливой со мной.

Она подогнула под себя одну ногу и опустила взгляд. — А тебе не мешало бы немножко поучиться сдержанности, Нед, — скромно заметила она.

— Ах, ради бога, не разыгрывай паиньку! — сказал он и вышел из комнаты, где она сидела, уютно свернувшись в большом кресле у камина. Она засмеялась, и ему послышался в этом смехе отголосок той женской войны, которую она вела против него.

Как-то утром, пытаясь вызвать его на откровенность, мать смущенно, но решительно спросила, собирается ли он жениться на Тесс.

— Мне, может быть, не следовало задавать такой вопрос, — поспешила она добавить, видя, что он неприязненно нахмурился. — Но в самом деле, Нед, с тех пор как ты привез сюда Тесс, ты ни с кем из нас не сказал и двух слов. У нас у всех такое чувство, словно ты приглядываешься к своим родным, соображая, стоит ли вообще о них думать. Если ты намерен ввести Тесс в нашу семью…

Ему вдруг захотелось смеяться, но он вовремя удержался, не желая усугублять неловкость.

— Значит ли это, что ты советуешь мне жениться на Тесс? — спросил он с неожиданной для него самого враждебной ноткой.

— Как тебе не стыдно, Нед! Меня просто интересует, какие у тебя планы. И не только по отношению к Тесс. Я ведь все знаю. Я расспрашивала Тесс о тебе. И мне нетрудно было угадать то, чего она не сказала. Ты думаешь войти в парламент и заняться политикой?

На этот раз он не сдержал раздраженного смешка. — Чего бы вам хотелось, мама? Чтоб я женился на Тесс, занялся политикой и зажил добропорядочной, благополучной жизнью?

— Как нехорошо ты об этом говоришь, Нед! — Возмущение помогло ей вновь обрести твердость и спокойствие. — Да, я люблю и уважаю Тесс, я вижу, что она близка тебе, и я была бы очень рада, если бы вы поженились. Что же касается политики и парламента, то, честно говоря, это, по-моему, единственное достойное поприще в Англии, которое может дать тебе удовлетворение. Если я об этом заговорила, то лишь потому, что боюсь, как бы ты не упустил случай — неповторимый случай найти себе в Англии дело по сердцу, а может быть, и послужить своим старым аравийским друзьям. Прошу тебя, Нед, не упускай этого случая.

Мелькнувшее подозрение заставило его покраснеть, и он сказал нарочито ровным тоном: — Разумеется, если б я занялся парламентской деятельностью, это бы всех устроило: Джека, Грэйс, всю семью. Даже покойный папа был бы доволен.

Но эти слова не оскорбили ее и не задели. Она сейчас была и хладнокровней и уверенней в себе, чем он. — Конечно, это было бы хорошо, для всех нас. Наша жизнь тоже стала бы осмысленнее, интереснее. Что же тут плохого? Почему это тебя раздражает?

— По-видимому, это должно повлиять на мое решение?

— Ни в какой мере. Но это истина, и тебе незачем закрывать на нее глаза.

— Было бы лучше и для вас и для меня, если бы вы не заговаривали со мной о политике, — сказал он.

— А почему? Разве я не могу интересоваться твоими делами?

— Можете, но только не как мать. Я не хочу ни материнских забот, ни политических разговоров с вами, мама.

Это уже было обидно. Она сжала губы (совсем как Джек) и отвела взгляд в сторону. Он невольно подумал, что поступает по-свински, но что она внесла в разговор оттенок мелодрамы, и этого уже не исправишь: чем больше будешь стараться, тем все будет выглядеть мелодраматичнее и глупее.

— Простите, мама. — Ему удалось сказать это с полным спокойствием. — Но ведь вы знаете, что, когда мне что-нибудь не по душе, я не переношу никаких попыток повлиять на меня хотя бы косвенным образом.

— Знаю, Нед. Но я скажу тебе то, что ты сам однажды сказал Грэйс: решай, как хочешь, только решай. А то мы тут все выбились из колеи.

— Разве в этом я виноват?

— Зачем ты придираешься к каждому моему слову, Нед? — упрекнула она его. — Ведь побуждая тебя действовать, я просто хочу помочь тебе. Не нужно медлить слишком долго. Это на тебя непохоже, и это может оказаться опасным для тебя. Да и для всех нас.

Он пожал плечами. — Вероятно, я в самом деле кругом виноват, — сказал он устало, и эти слова были лишь слабым отголоском глухой тревоги — как бы надежды семьи не оказались ловушкой, защелкнувшей его.

— Никто не виноват. Просто со всеми нами творится что-то неладное. Вдруг какая-то пустота внутри, какой-то цинизм в отношении друг к другу. И хуже всех — я сама. Грэйс едва разговаривает со мной, да и я с ней тоже. А Джек! Бедный Джек близок к отчаянию. Наверно, если б не твой друг Смит, чье присутствие держит нас всех в границах, мы давно перестали бы щадить друг друга.

— Смит!

— Да! Он такой милый, такой воспитанный, что с ним невольно считаешься. К счастью, он охотно проводит много времени с Джеком и на заводе.

— У Смита денег куча. Если Джеку требуется спаситель, Смит самый подходящий для этого человек — любит машины и имеет деньги. Вот пусть и спасает. Я сделал все, что мог.

— Ты как-то близоруко смотришь на вещи, Нед. Не отрицаю, мне вначале очень не хотелось, чтобы Джек вступал в страшный мир коммерции и техники. Но теперь я поняла, что этот его шаг был полон большого и глубокого смысла, и я не хочу, чтобы он потерпел неудачу. Так же, как не хочу, чтобы потерпели неудачу ты или Грэйс. Но я не понимаю и никогда не пойму, что такое легло между нами. Неужели мы все так плохо защищены душевно? — Она прижала руки к сердцу, словно чувствуя боль, — жест, исполненный средневековой непосредственности. — Я не могу отделаться от ужасного чувства, что дело тут не в нас; просто мир дал трещину, и это болезненно отзывается на каждом. Нам не на что положиться. Не во что верить. Так кто же виноват?

Он ответил обличающим смехом: — Вот из-за этой трещины в мире Грэйс и бросилась к католикам. Она тоже искала на что положиться и во что верить.

— Я знаю, что Грэйс трудно. Но я знаю и то, что перемена религии не разрешит ее сомнений…

— Она уже приняла католичество?

— Я боюсь спросить. Просто не верится, что это могло случиться. — Миссис Гордон сделала усилие и овладела собой. — Последнее время она стала спокойнее. На нее хорошо действуют разговоры твоего знакомого, Фримена.

— Фримена? Он бывает здесь?

— Да. Я предупреждала тебя! Это я настояла на том, чтобы он здесь бывал. Он проявляет большой интерес к Грэйс. Пока тебя не было, он приезжал почти каждый день. И, кстати, имей в виду, завтра он у нас обедает. Я знаю, что ты его не любишь и Смит тоже, но очень прошу тебя не вмешиваться в его отношения с Грэйс.

Только теперь Гордон осознал, что его постепенно низвели на роль терпеливого слушателя, безгласного объекта, на котором мать отводила свою потребность излить душу. Снова, как Иксион, нарушивший родственный долг, он был прикован к огненному колесу и должен был отказаться от всякой свободы в решении своих дел, да и семейных дел тоже.

Разговор с Джеком укрепил его в этой мысли.

Джек оставался самим собой даже под обезоруживающим напором бесконечных денежных затруднений. В нем была душевная щедрость, которая свойственна людям, больным неизлечимой болезнью, и как ни совестно ему было обращаться к брату, он все же не утратил своего глубоко запрятанного чувства юмора.

Джек сидел напротив Гордона и читал. Остальные уже спали.

— Ты когда-нибудь разговаривал со Смитом о технике, Нед?

— Только если этого никак нельзя было избежать.

— Напрасно! Техника — это настоящее, Нед. Техника и люди. А все, что существует между техникой и людьми, — ложно. Я завидую Смиту и Муру, их умению разбираться в машинах. Мур хороший инженер, но он прагматик. Смит интереснее, потому что способен страстно увлекаться каким-нибудь зубчатым колесом. Его техническое воображение могло бы, вероятно, творить чудеса, если бы дать ему простор.

Гордон, лежа на диване, посмеивался над энтузиазмом, с которым Джек говорил это. — Со слов мамы я знаю, что наряду с машинами Смит проникся нежными чувствами к тебе и ко всему нашему семейству.

— Не совсем так, — сказал Джек, с беспощадной прямотой отметая в сторону всякие сентименты. — Смит целиком предан тебе, Нед. Он просто благоговеет перед тобой. Если он хорошо относится к нам, то это, так сказать, отраженно. Мама, правда, успела привыкнуть к нему; да и он к ней тоже. Ей даже кажется, что ему неохота уезжать отсюда; у меня у самого такое впечатление.