Магнетрон - Георгий Бабат

Константин Иванович встал, вышел из-за стола и остановился посреди кабинета.

— Я еще не беру слова и не высказываю своего мнения по отдельным техническим вопросам, относящимся к теме сегодняшнего заседания, — начал он. — Я хочу откровенно заявить, что собираюсь выступить в роли обвинителя. А никакой прокурор, как известно, не берет слова первым. Свое выступление я резервирую за собой на конец совещания. Сейчас я хотел бы только коротенько сделать некоторые вводные замечания.

После этого вступления Константин Иванович распространялся добрый час о размахе исследовательских работ завода.

— Возьмите хотя бы усилители со вторичной эмиссией. По одному этому вопросу мы имеем ряд ценнейших предложений.

Не торопясь, обстоятельно, Константин Иванович перечислял предложения, которые в последние месяцы поступили на завод.

— На разработку каждого из этих интересных предложений уже отпущены значительные суммы, — сказал он.

Глотнув воды, обтерев бороду своим легким, как лепесток цветка, душистым носовым платком, технический директор завода снова повторил:

— Да, средства на изыскания отпущены не скупо. В отсутствии щедрости нашу дирекцию упрекнуть нельзя. К предложениям, имеющим хотя бы отдаленный интерес для нашего производства, мы относимся очень внимательно. Но… Нет, простите, без всяких «но». Говоря об изысканиях, каким лаборатория нашего завода уделила некоторую часть своих возможностей, я должен констатировать, что в области сантиметровых волн царит, если так можно выразиться, еще большее оживление, чем в области разработки усилителей со вторичной эмиссией. Предложения — я бы сказал, еще более заманчивые, чем проект Веснина, — поступают в вакуумную секцию Научного совета Треста заводов слабых токов чуть ли не ежедневно. Но, товарищи, ведь область сантиметровых волн не Клондайк, не Аляска, не Эльдорадо, наконец, куда в свое время устремлялись многие искатели счастья. И, простите меня, эти искатели шли на свой страх и риск, не требуя снаряжений или гарантий у государства!

Сделав паузу, Константин Иванович пристально посмотрел на Веснина.

— Прошу слова! — крикнул Дымов, вскочив с места.

В ответ Студенецкий погладил бороду, улыбнулся и мягко сказал:

— Постараюсь закруглиться.

И, еще раз отхлебнув воды, продолжал:

— Итак, мы остановились на том, что в области сантиметровых волн царит большое оживление и что поступают предложения одно заманчивее другого. И я, друзья, честно говоря, нахожусь в затруднении. Да, вот именно — в затруднении. Я затрудняюсь сделать выбор. Вот я вижу одну красивую девушку, вторую, третью, и каждую мне хотелось бы сделать подругой своей жизни. Но поскольку у нас моногамия, я должен выбрать какую-нибудь одну. Если бы я находился на необитаемом острове и другого выбора у меня не было бы, я удовольствовался бы и кривой, хромой, косноязычной… — Студенецкий снова посмотрел на Веснина. — Если бы другого выбора не было, — повторил он, — я без колебания принял бы предложение Веснина. Но мы обязаны выбирать. Мы обязаны выбирать, — повторил Константин Иванович. — Наш завод настолько мощное предприятие, что мог бы выполнить любое техническое задание. Я мог бы поручить бригаде промышленной электроники построить, скажем, аттракцион «американские горы» в парке культуры и был бы уверен в успехе. Муравейский достал бы рельсы и цемент, Веснин произвел бы все необходимые расчеты. Я очень ценю широкую инженерную эрудицию товарища Веснина. Да, на нашем заводе все можно построить… Но никто нам не позволит строить «американские горы» вместо радиоламп, которые мы призваны делать. Поэтому я повторяю: я не вижу в сегодняшнем сообщении Веснина того рационального зерна, из которого можно было бы вырастить ценную и полезную работу. И не видел я этого и во всех предыдущих занятиях Веснина, посвященных магнетрону, занятиях, с которыми я знакомился в достаточной степени внимательно.

Жуков попросил слова в порядке ведения собрания. Ввиду того что время всех присутствующих ограничено, он предложил выступающим в прениях говорить не более десяти минут.

— Это, конечно, не касается наших гостей, — прибавил он.

Дымов тут же снова вскочил с места и даже успел выбежать к доске, когда Константин Иванович объявил, что первым записался Рокотов, за ним Фогель.

— Третьим сможете высказаться вы.

Дымов сел, но не на свое место, а рядом с Весниным, и стал перелистывать его лабораторный дневник.

Рокотов, потерев свой широкий, шишковатый лоб, высказался в том смысле, что-де гений Александра Васильевича (широкий жест в сторону Мочалова и поклон) позволил нам раскрыть с большой точностью специфику процессов возбуждения электромагнитных колебаний сверхвысоких частот, процессов возбуждения ультракоротких электромагнитных волн. Он, мол, создал канву, а по этой канве можно теперь вышивать узоры. Для такого узора Веснин дал только эскиз рисунка, который еще в будущем будет удачно или неудачно вышит. Но никого не интересует один голый рисунок узора. Все хотели бы видеть канву с вытканным на ней узором, то есть:

— Коверрр!

Такую попытку, по словам Рокотова, несколько ранее Веснина предпринял весьма одаренный, но почему-то никем не оцененный до сего времени изобретатель:

— Я говоррю об Арррнольде Исидоррровиче Ррронине, которого я открыл, ввел в науку, ободрил, поддержал и направил в ГЭРИ. Да, я хотел бы напомнить о Ррронине, таланты которррого не нашли себе места для прррименения в Радиоинституте, в ГЭРРРИ.

— Он очень обязан этому Ронину? — шепотом спросил у Кузовкова профессор Болтов.

— Еще бы! Ронин составляет ему конспекты лекций на правах дружбы. И еще считает этого Рокотова своим верным последователем только за то, что тот время от времени выдает студентам его идеи за свои.

После Рокотова слово было предоставлено Фогелю.

— Я, — сказал заместитель Константина Ивановича, — производственник. И среди этого высокоуважаемого ученого собрания чувствую себя, как цыпленок среди котят. — При этом он почесал за ухом и ехидно улыбнулся. — Я мало умею высказывать большие мысли, — начал он фразу, которая по-немецки звучала бы вполне серьезно, но в его личном переводе на русский язык показалась всем присутствующим и прежде всего Студенецкому немного смешной. — Я учился не на то, чтобы быть Демосфен, а на то, чтобы производить отличную продукцию согласно государственный план, — с достоинством произнес Фогель. — Я не стану говорить, как профессор Рокотов, о кавьер и канва. Я скажу более грубо, чисто по-русски. Принимать на производство прибор инженер Веснин — это варить зуп из топор. Из многих научных идей я имел высокая честь здесь на завод делать прибор, давать план. Но боюсь сломать игла, если получу приказ делать вышивка на загадочный узор наш уважаемый товарищ — инженьёр Веснин. Задача завода, задача истинного прирожденного производственника — это давать программ, давать ламп!

— Хотят похоронить по третьему разряду, — сказал Кузовков Болтову.

— Генератор коротких волн, — продолжал Фогель, — тема настолько большая, что за ней спряталось много маленьких людей, которые не хотят идти в цех и давать программ. И мы вместо канва часто имеем канава.

Затем Фогель стал обвинять Дымова, что тот в лаборатории поощряет работу над фантастическими темами, что руководимый Дымовым отдел смело можно было бы назвать «отделом имени Жюля Верна», а тем временем идет брак, наносятся убытки производству.

Дымов свою речь начал с того, что сообщил собранию о том, как, идя сюда, дал себе слово не вступать в пререкания с администрацией:

— Но нет той воды, которая могла бы нас с Августом Августовичем Фогелем разлить.

Высказав свое мнение о необходимости продолжать работу над магнетроном, Дымов упомянул о хунте, то есть совещании в городе Саламанка в 1491 году, где решался вопрос об экспедиции Христофора Колумба.

— Один достопочтенный муж, — говорил Дымов, — очень логично возражал на этом собрании против возможности существования людей на Западном полушарии: «Если бы они там действительно жили, то вынуждены были бы ходить вверх ногами и вниз головой, что безусловно противно воле господа». И ваш суп из топора, Август Августович, подобен средневековому скептицизму упомянутого испанского ученого мужа пятнадцатого века.

Кузовков в своей речи также оттолкнулся от высказываний Фогеля:

— Август Августович утверждает, что работа над магнетроном сегодня ничего не дает производству. Но мы… э… не можем заниматься исследованиями, как выездами на пожар. Производственники нарушают технологию, идет брак, нас вызывают, как скорую помощь.

Кузовков стал приводить примеры того, как лаборатория помогает производству. Жуков прервал его и попросил придерживаться темы совещания.