Поэты 1820–1830-х годов. Том 1 - Дмитрий Дашков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
263. К МЕТЕЛЛИЮ
Нет! лучше соглашусь, судьбой, людьми забвенный,В песчаной Ливии влачить мой век презренный;Иль с бедным рыбарем, спуская утлый челн,Трапе́зу скудную испрашивать у волн,Чем каждый день встречать злодеев сонм веселый!
Метеллий! помоги узнать римля́н и Рим!Твой Муций в рубище, оставлен и гоним;Он презрен, осужден, — тогда как Флакк дебелый,При плесках почестей, с красивого коняВзор покровительства бросает на меня!Погибни навсегда воспоминанье дня,Когда в крови, в пыли, весь язвами покрытый,Твой Муций проложил путь чести знаменитый!Метеллий! помнишь ли день римского стыда,Когда покрыли Тибр враждебные суда,Когда патрициев кровавая изменаПриближила к стенам злодейские знамена?
Где был тогда сей Флакк? среди трусливых жен,Не он ли звал к себе постыдный рабства плен?И, с воплем охвати домашнего пената,Не он ли обнимал, рыдая, слитки злата?О, римлян доблестных бесчестье и позор!Я помню вид его и униже́нный взор!Еще вдали от стен кипела сеча брани,А он вздевал к богам трепещущие длани,И жен, и робких жен усугубляя страх,Язык коснеющий мертвел в его устах!
Где ж правда? где ж трудов стяжанье и награда?Отчаянье в полях, коварство в недрах града,И веси отцвели, как в осень злак полей.Едва, в поту лица, в кругу своих детей,Полвека протрудясь над непокорной нивой,Осмотрит свой запас старик трудолюбивыйИ, в скирды уложив стараний тяжких плод,Довольный, оботрет с чела кровавый пот, —Как алчность вечная несытого владельцаПожрет надежду, труд и счастье земледельца.Закона глас молчит! под сень его злодейСпокойно кроется от дремлющих судей.
О! скоро ль гром небес, сей мститель справедливый,Злодейства сильного раздастся над главой,Исчезнет власть твоя, диктатор горделивый,И в Риме процветет свобода и покой?Метеллий! доживу ль минуты толь счастливой?Иль кончу скорбный век среди римля́н рабов?Нет, нет! настанет день. Свободный от оков,Как аравийский конь при звуках близкой брани,Воспрянет римлянин, мечом в кровавой дланиОмоет свой позор и стыд своих отцов!И скоро! Но дотоль, спокойный и безвестный,Наследья скромного сокроюсь в угол тесный,И там, вдали сует, вблизи домашних лар,Свободой и собой твой Муций насладится,Доколь настанет день, доколь не разразитсяОтмщенья грозного решительный удар.
<1824>264. ДРУГУ-УТЕШИТЕЛЮ
Элегия
Тебе ль понять мое мученьеИ иссушить источник слез?К чему мне дружбы утешенье?Оно вечерний луч небес,И благотворный и отрадный,Когда он блещет, серебритУвековеченный гранит,Но не согреет камень хладный.
Привыкши быть с моей тоской,Я раздружился с упованьем;Издавна цепью роковойЕе жестокий жребий мойСвязал с моим существованьем;Исчезну я, как призрак сна,Как искра яркая на снеге,Как в шуме бранном тишина,Как одинокая волна,Забыта бурею на бреге.
<1826>265. Щ<ЕРБИНСКОМ>У («Дай руку мне, товарищ мой!..»)
Дай руку мне, товарищ мой!Пойдем, пойдем навстречу рока!Поставим твердою душойПротив завистника порокаДела, блестящие собой.И верь мне, зависть оробеетПред добродетелью прямой,Как ночь осенняя бледнеетПеред румяною зарей.
<1826>266. УКРАИНА
Я всё люблю в тебе: и злак твоих полей,И полдень пламенный, и в роскоши ночейПевца весеннего на яблоне ветвистой,И селы мирные в тени твоих садов,И запах лип твоих, и дев, и воздух чистый,И песни поселян на ниве золотистой, И первую души моей любовь.
<1826>267. РОДИНА
Гонимый гневною судьбой,Давно к страданьям осужденный,Как я любил в стране чужойМечтать о родине священной!Я вспоминать о вас любил,Мои младенческие годы,И юной страсти первый пыл,И вьюга русской непогоды!
И я опять в стране отцов,И обнял я рукою жаднойДомашних пестунов-богов;Но неприветлив мрамор хладный,И не приют родимый кров!Простите ж, сладкие мечтаньяДуши обманутой моей;Как сын беды, как сын изгнанья,По зыбкой влажности морейВетрилам легких кораблейПрепоручу мои желанья.
<1826>268. РОТЧЕВУ («Велико, друг, поэта назначенье…»)
Велико, друг, поэта назначенье,Ему готов бессмертия венец, Когда живое вдохновенье Отчизне посвятит певец; Когда его златые струны О славе предков говорят; Когда от них сердца кипят, И битвой дышит ратник юный,И мать на бой благословляет чад.
Души возвышенной порывы Сильнее власти роковой.Высоких дум хранитель молчаливый,Он не поет пред мертвою толпой,Но избранным приятна песнь Баяна,Она живит любовь к стране родной, И с ней выходит из тумана Заря свободы золотой, Боготворимой, величавой. О, пой, мой бард, да с прежней славой Нас познакомит голос твой, Но не лелей сограждан слуха Роскошной лютнею твоей: Они и так рабы страстей, Рабы вельмож, рабы царей,В них нет славян возвышенного духаИ доблести нетрепетных мужей.
Они ползут к ступеням трона, Им лесть ничтожная дана. Рабов воздвигнуть ото сна Труба Тиртеева нужна, А не свирель Анакреона.
1827269. X…У («Так, друг мой, так, бессмертен тот…»)
Так, друг мой, так, бессмертен тот,Кто богом обречен для славы,Чей дух, как явор величавый,Несокрушим от непогод.Его удел, в разврате века,Гоненье, ненависть, укор;Но верь мне, вечно светел взорС душой бесстрашной человека!И в униженьи он велик:Сократ в последнюю минутуДушою твердой не поникИ выпил весело цикуту.Ему ль пред смертью трепетать?Он горд, он жалости не просит;Великой истины печатьОн на челе высоком носит,И славы грозные делаВ веках грядущих он читает,И зависть, и ехидну злаНогой безвредно попирает.
<1828>270. БАРД НА ПОЛЕ БИТВЫ
Склонялся день; один с своей тоскою,С мечом зазубренным и лирой боевою, Среди друзей, добычи метких стрел, Печальный бард задумчиво сидел. Его ланит не орошали слезы, И персей вздох не волновал; Но взор певца, как взор угрозы, На трупах отдыхал.
Он пережил сынов своей отчизны,И суждено певцу веселых дней Свершить обряд печальной тризны На трупах тлеющих друзей.
И он поет им песнь прощанья,И тихий глас его уныл,Как в полночь ветра завываньяСреди чернеющих могил.
«Погибли вы, дружины славы,Питомцы грозные побед!Исчез ваш подвиг величавый,Как легкий сокола полет,Как в воздухе орлиный след;Я помню вас в пирах веселых,На поле чести помню вас:Я гибель злым читал не разНа челах мстительных и смелых;Но вы погибли, ваш уделВ руках судьбы отяжелел!»
Так пел певец. В его душе лежала Неодолимая тоска, И на струнах его рука Немела и дрожала; И року буйственный укорИзображал певца унылый взор.
Он вам завидовал, вам, падшие на брани! Вам, мстители за край своих отцов! За иго рабское, за дани — Благодеянья пришлецов.
И взор его воспламененныйПо хо́лмам дальным пробежал;Он струнам арфы вдохновеннойВосторг душевный передал:
«Ко мне из мрачного Аида!Нам вождь — и мщенье, и обида,И стон друзей, и слезы жен,И угнетенных слабый ропот,И победивших наглый хохот,И наших дев позорный плен.Пусть бурной непогодой веетВаш дух во вражеских рядах;Пусть бегство стыд напечатлеетНа их бесславных знаменах!Тогда, певец побед и чести,На их разбросанных костяхПрославлю дух правдивой мести;Родится жизнь в моих струнах,И голос барда, голос смелый,Из края в край промчит молва,И незабвенные словаУслышат дальние пределы».
Потухнул день, замолк певец,Восторженный великой думой;Казалось, взор его угрюмыйИскал страдальческий венец;Он вызывал погибших к битве новой,Но вкруг него сон мертвый повевал,И тщетно глас его суровыйО славе мертвым напевал[181].
<1828>271. ТРИ СЛОВА, ИЛИ ПУТЬ ЖИЗНИ