Поэты 1820–1830-х годов. Том 1 - Дмитрий Дашков

280. ДЕМОН

К. К-у

Бывает время, разгоритсяОгнем божественным душа!И всё в глазах позолотится,И вся природа хороша!И люди добры, и в объятьяОни бегут ко мне как братья,И, как любовницу мою,Я их целую, их люблю.Бывает время, одинокийБрожу, как остов, меж людей,И как охотно, как далёкоОт них бежал бы в глушь степей,В вертеп, где львенка кормит львица,Где нянчит тигр своих детей,Лишь только б не видать людейИ их смеющиеся лица.Бывает время, в мраке ночиЯ робко прячуся от дня,Но демон ищет там меня,Найдет — и прямо смотрит в очи!Моли, мой юный друг, молиТворца небес, творца земли,Чтобы его святая силаТебя одела и хранилаОт ухищренной клеветы,От ядовитого навета,От обольщений красотыИ беснования поэта.

А. Г. РОТЧЕВ

Александр Гаврилович Ротчев (1806–1873)[182], сын скульптора, в 1822–1829 годах (с перерывами) учился на нравственно-политическом отделении Московского университета и по своим личным и литературным симпатиям принадлежал к кругу А. И. Полежаева. В 1826 году он подозревался в сочинении вместе с Полежаевым антиправительственных стихов. Связь его с Полежаевым сохранилась и позднее; в 1829 году Полежаев прислал на его имя свое стихотворение «Видение Валтасара» для напечатания в «Московском телеграфе»[183]. Ротчев был связан и с оппозиционными студенческими кружками (с братьями Критскими, Шишковыми). В 1827 году он был взят под надзор полиции за сочинение аллегорического стихотворения о дубе и атлете, в котором был усмотрен намек на самодержавие[184]. Печатался Ротчев в «Атенее», альманахах, но преимущественно в «Галатее» и «Московском телеграфе»; в 1829 году он был втянут в резкую полемику Раича с Полевым и перестал сотрудничать в «Галатее». Помимо политических стихов, почти целиком до нас не дошедших, Ротчев пробовал свои силы в области любовной лирики («Вакханка», 1826; «Соломон», 1829; «К молодой девушке», 1829) и в переводах-вариациях, преимущественно из Байрона («Разбитие Сеннахерима», 1826; «Мелодия» (подражание Байрону), 1826; «Тьма», 1828). Под влиянием «Еврейских мелодий» Байрона и отчасти Полежаева у Ротчева вырабатывается стиль романтического ориентализма, типичного для поэзии 1830-х годов; для его стихов характерен экзотизм, эмоциональная напряженность; в то же время они сохраняют символико-аллегорическую основу аллюзионной политической поэзии 1820-х годов. Одновременно Ротчев выступает как театральный переводчик; с середины 1820-х годов в печати и на сцене систематически появляются его переводы и переделки из Шиллера («Мессинская невеста», 1829; «Вильгельм Телль», 1829; «Орлеанская дева», 1831), Шекспира («Макбет», с немецкого, 1829), Гюго («Эрнани», 1830; «Кромвель», 1830) и др. Переводы Ротчева были предметом полемики, с диаметрально противоположными отзывами; положительно оцениваемые в «Северной пчеле» и «Московском телеграфе», они подвергаются постоянным и очень резким нападкам в «Телескопе», как отличающиеся «неслыханным неуважением к оригиналу». За переводы драм Шиллера Ротчев, впрочем, 15 марта 1829 года был избран действительным членом Общества любителей российской словесности при Московском университете. Исключительная плодовитость Ротчева в значительной мере объяснялась его постоянной потребностью в литературном заработке В 1828 году он женился на княжне Е. П. Гагариной; этот мезальянс едва не привел к общественному скандалу. Е. П. Гагариной посвящены и его «Подражания Корану», вышедшие отдельным изданием в 1828 году, но печатавшиеся в журналах ранее, с 1826 года, сразу вслед за выходом первых пушкинских «Подражаний». В «Подражаниях Корану» Ротчев учитывает как опыт своих переводов из Байрона, так и «декабристских» аллюзионных стихов, выбирая для поэтической интерпретации те суры корана, которые давали возможность применений к современной социальной жизни (о социальном неравенстве, гонениях за веру, грядущем торжестве справедливости и т. д.); в них проходит мотив утопического «золотого века» и характерная эсхатологическая тема, развиваемая затем русской поэзией 1830-х годов. Эсхатологические мотивы в свойственной Ротчеву аллегорической трактовке достигают апогея в серии его переводов из «Апокалипсиса» («видения Иоанна»), которые должны были, по-видимому, также составить цикл.

В начале 1830-х годов поэтическая деятельность Ротчева, по существу, оканчивается. В 1830 году он переезжает в Петербург, где поступает на службу в контору императорских театров копиистом и исправляющим обязанности переводчика, а в 1835 году переходит на службу в Российско-Американскую компанию. В 1835–1842 годах он совершает заграничные плавания в качестве комиссионера компании, проводит некоторое время в Калифорнии (где, между прочим, управляет известным поселком «Росс») и печатает ряд статей о своих путешествиях (1835–1850-е годы). В 1842 году Ротчев вышел в отставку, но с 1850 года вновь служит в разных департаментах и редакциях газет — «Русского инвалида» (1857–1858), «Северной почты», «Ведомостей Санкт-Петербургской городской полиции» (1862–1866), «Петербургского листка» (1867). В 1869–1871 годах Ротчев опять за границей и помещает в газетах корреспонденции о франко-прусской войне. В последние годы жизни участвовал в издании «Туркестанских ведомостей» (1870) и редактировал «Саратовский справочный листок» (1872–1873), куда привлек круг молодых способных литераторов. Скончался Ротчев в Саратове 20 августа 1873 года[185].

281. ПЕСНЬ ВАКХАНКИ

Лицо мое горит на солнечных лучах,И белая нога от терния страдает!Ищу тебя давно в соседственных лугах,Но только эхо гор призыв мой повторяет.О милый юноша! меня стыдишься ты…Зачем меня бежишь? вглядись в мои черты!Прочти мой томный взгляд, прочти мои мученья!Приди скорей! тебя ждет прелесть наслажденья.Брось игры детские, о юноша живой;Узнай, — во мне навек остался образ твой.Ах, на тебе печать беспечности счастливой,И взор твоих очей как девы взор стыдливый;Твоя младая грудь не ведает огняЛюбви мучительной, который жжет меня.Приди, о юноша, прелестный, черноокий,Приди из рук моих принять любви уроки!Я научу тебя восторги разделять,И будем вместе млеть и сладостно вздыхать!..Пускай уверюсь я, что поцелуй мой страстныйВ тебе произведет румянца блеск прекрасный!О, если б ты пришел вечернею поройИ задремал, склонясь на грудь мою главой,Тогда бы я тебе украдкой улыбалась!Тогда б я притаить дыхание старалась.

282–288. ПОДРАЖАНИЯ КОРАНУ

1. «Клянусь коня волнистой гривой…»

Клянусь коня волнистой гривойИ брызгом искр его копыт,Что голос бога справедливыйНад миром скоро прогремит!

Клянусь вечернею зареюИ утра блеском золотым:Он семь небес своей рукоюОдно воздвигнул над другим!

Не он ли яркими огнямиЗажег сей беспредельный свод?И он же легкими крыламиПарящих птиц хранит полет.

Когда же пламенной струеюСверкают грозно небесаНад озаренною землею —Не бога ли блестит краса?

Без веры в бога мимо, мимоПромчится радость бытия:Пошлет ли он огонь без дымаИ дым пошлет ли без огня?

2. «О Магомет! благое слово…»

О Магомет! благое слово,Как древо пальмы, возрастет:Его услышав, твой народДа укрепится силой новой!Мной послан дивный Соломон,—Да озарит он землю светом,—И в сердце, мною разогретом,Ко мне горел любовью он;Ему, избранному со славой,Созданья тайну я открыл;Ему я бурю покорил;Безгласен стал пред ним лукавый:Он погружался в глубь морейПо мановенью СоломонаИли, прикованный у трона,Он трепетал царя царей!О Магомет! реки творенью:Сильна Великого рука!Да не созиждут храм спасеньюНа бреге зыбкого песка!

3. «Богач, гордясь своим именьем…»

Богач, гордясь своим именьем,Забыв всесильного творца,Так нищему сказал с презреньем:«Мое блаженство без конца!В моих садах древа с плодамиНеувядаемо цветут.Мне ль бога умолять делами?Не верю я в господний суд!..»— «Он мещет гром рукою смелой,—Ему смиренно нищий рек. —Смотри, строптивый человек,Чтоб над тобой не загремелоЗа то, что длань его далаТебе дары свои обильно,А ты строптивого челаНе преклонил пред дланью сильной!»Минула ночь; восстав с зарей,Богач увидел горделивыйОпустошенные грозойСады цветущие и нивы!И он воспомнил близость дня,В который веруют народы,В который будет вся земляРавна, как равны моря воды!

4. «Когда в единый день творенья…»