Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ) - Дарья Аредова

Трубка замолчала. Удивились, наверное.

— Как – не Маша?.. А кто? Мне диспетчер нужен.

— Нету... – пролепетала я. – Я тут случайно оказалась, извините...

Мужчина там, у второго аппарата, видимо, разозлился совсем.

— Что за шутки?! Девочка, ты откуда, вообще?!

— И-из... из Города... – окончательно испугалась я. У него бы спросить, кто он такой и откуда, но он же не ответит, подумает, что я его разыгрываю.

— С чем тебя и поздравляю! Я тоже не из колхоза, если хочешь знать! – Так, он, по-моему, уже так думает... – Где диспетчер?!

Вокруг было темно и тихо, мерно гудели и постукивали станки, но я их слышала отдаленно, через дырки в стенах. Неподвижными тенями замерли навеки уснувшие турникеты. Они были похожи на кости какого-нибудь животного – светлые и тонкие лапки в темноте. Мутное пыльное стекло перед глазами и мужик с требованием диспетчера как-то не могли ужиться одновременно в моей голове. Я вцепилась в трубку.

— Не знаю... тут вообще никого нет...

— Перестань дурачиться, это очень важно! Мы рискуем глобальной катастрофой! Девочка!

— Но здесь, правда, никого нет!

Он собирался что-то ответить, по-моему, но тут все стихло. Исчезли даже помехи. Я осторожненько потрясла трубку, опять приложила ее к уху, и даже нажала несколько раз на кнопочку со значком включения-выключения, но телефон молчал. Он не работал. Уже много лет он не работал...

И мне стало так страшно, что я даже неосознанно шагнула к стенке, прижалась к ней спиной и принялась вглядываться в темноту, но видела только тусклые желтые гирлянды огоньков и их ниточек, и еще то, что они успевали из темноты высвечивать. А они вдруг принялись неровно вспыхивать – то слабее, то ярче, будто перемигивались, или разговаривали так. А может, они живые, огоньки?.. Надо бы подойти, поглядеть, но стра-ашно...

Ну, я же ничего не боюсь... я же патрульный, а не какая-нибудь сопливая девчонка! Я уже и в рейде была – в особо опасном!.. Что мне какие-то там странные телефоны и желтые огоньки... Вот, если я смогу принести в часть ценные наблюдения, меня сразу же официально зачислят! Права Алиса. Надо идти...

Пока я себя так уговаривала, огоньки все продолжали мигать, а Алиса спала. Ну, ничего, я разведаю тихонечко и вернусь, она и не заметит.

Вот, наш командир ни за что каких-то желтых огоньков не испугался бы.

Вспомнив про Дэннера, я почувствовала себя настоящим храбрым солдатом. Еще бы, у меня же такой командир! Я горжусь своим командиром: он ничегошеньки не боится! Ни тварей не испугался, ни охотников – я сама видела в последнем рейде! А сколько раз он людей спасал – а сам ни капельки не боялся!..

Я им горжусь, и тоже хочу заслужить его гордость. Вот.

Выбранный мной огонек вел себя тихо. Только мерцал как новогодняя гирлянда, и на мое приближение никак не реагировал.

Я походила вокруг него, посмотрела со всех сторон. Ничего особенного. Огонек как огонек, ничем не хуже и не лучше остальных.

— Нэйси!

Я вздрогнула и обернулась. И как это Алиса ухитряется так бесшумно подкрадываться?!.. Я даже ауру не чувствовала.

— Нэйси, ты чего не спишь?

— Хочу – и не сплю, – огрызнулась я, отворачиваясь обратно к огоньку. Он почему-то вспыхнул ярче, будто лампочка, когда генератор чинят. – Не мешай. И вообще, ты меня пугаешь.

— Надо спать, – тем же тоном повторила Алиса.

— Отстань

— Ты почему не спишь? – Странно, она целых два раза не сказала «Нэйси».

А... а где аура?

Здесь же нет тварей!

Я обернулась снова. Алиса стояла прямо передо мной, и выражение лица у нее было отсутствующее. У нее не было не только ауры, но и тени.

Ну, так и есть. Оборотень или еще кто похуже. Но... Алиса ведь жива, как они забрали ее лицо и ее голос?

Тут мне сделалось вначале жарко, затем очень-очень холодно, словно я простудилась, а тело как-то сковало.

Алиса ведь не проснулась на звонок телефона. А звонил он оглушительно. И не проснулась, когда я кричала в трубку. И открывала скрипучую дверь.

Ой!..

Я пыталась поглядеть через плечо твари и пыльное стекло будки, и кажется, даже увидела почти смутные очертания настоящей Алисы, а тварь вдруг со всего размаху толкнула меня в грудь, и я полетела на пол. То есть, это я так думала, что на пол, пока не почувствовала мягкое тепло огонька. И все вспыхнуло ослепительным желтым светом.

А дальше наступила темнота.

Аретейни

Ой, мамочки... Все. Нету меня...

Скажете, я дура? И без вас знаю. О-ох, японский эшелон...

Все было, разумеется, совершенно не так, как описывают поэты, и этого следовало ожидать, я и вполне себе ожидала. И что вслед за праздником, как правило, наступает мучительное похмелье, знала, разумеется, наперед. Поддавшись эмоциям, я – взрослый разумный (ну, это я фигурально, вы не думайте) человек – отдавала себе отчет обо всем, что сейчас со мной творилось... до тех пор, пока Дэннеру отчего-то не вздумалось меня поцеловать. Все, крыша, до свиданья. Любовь, Светлые Чувства, все дела – сплошной эпос, а как дальше жить – нет, ну когда ж нас это интересовало-то.

Да и чего я вам рассказываю – сами, небось, все прекрасно знаете.

Во-первых, больно. Все же в девицах бегать четверть века с целью дождаться Великой Любви может исключительно безнадежная дура, то есть, я. Даром, что дура в сфере женской анатомии и связанных с таким вот идиотизмом проблем осведомлена прекрасно.

Во-вторых, стыдно. Вот, вы что бы на его месте обо мне после этого подумали? Впрочем, можете не озвучивать. Просто покивайте мне и нарисуйте на лице вселенскую скорбь. Благодарю, товарищи.

Ну, а в-третьих... По поводу Ответной Великой Любви со стороны Дэннера иллюзий я не питаю абсолютно никаких – хоть на то мозгов хватает. Можете меня поздравить. Вдруг, у меня еще есть шанс не загнать себя в самую глубокую задницу?.. А то в моральную выгребную яму я уже нырнула без акваланга и теперь, вероятно, ищу на дне жемчужницы. Иначе что мне еще там столько времени делать?.. Ну, если только от людей прятаться, потому как от стыда я всей душой мечтала провалиться сквозь землю, а еще лучше – отмотать время назад и заставить своих родителей пользоваться контрацептивными препаратами, для верности еще впарив им ящик презервативов и приклеив их все на отца эпоксидной смолой. А мать – на принудительную стерилизацию, вместе с генетически неполноценными членами общества.

Мы шли по улице, лил дождь, и я старалась не смотреть на Дэннера, но не замечать его в упор, разумеется, не получалось. Он, к счастью, ни о чем не спрашивал – я бы при всем желании не смогла выдавить из себя ни единого слова. От воспоминаний бросало в жар, аура вела себя как атомная боеголовка, взрываясь каждый раз, когда память, чтоб ее, выдавала случайно избранный фрагмент – будь то прикосновение, движение, дыхание, слово. Может, Дэннеру и не с чего меня любить – его энергия, его поведение, его взгляд – все, все, опровергало этот факт с полнейшим разгромом в пух и прах всех разумных доводов, но одно обстоятельство все же, и это объясняло – он слишком долго был один. Слишком долго.

А тут я. Он не мог не заметить моих чувств – я-то знаю, что их только слепой не заметит. И его слова – последнее тому подтверждение.

— Ты спишь?..

Он улыбается, я чувствую его улыбку прикосновением губ к волосам. Рука сильнее сжимает объятия.

— А что, похоже?

— Ну, мало ли.

— Уснешь тут...

Аура греет мощным упругим ровным теплом.

Дэннер вздохнул, сменил позу, вызывая всплеск энергии. Метнулись в темноту золотыми ленточками, замерцали гроздями сочной сирени, плеснули рыжие огненные сполохи. Черного не было. Почти не было... исчез цвет боли, растворился в гармоничном калейдоскопе.

— Надо идти. Ты как, в порядке?

Нет. Но тебе, родной, об этом знать необязательно.

— Смеешься? Да мне никогда так хорошо не было...

Он и, правда, усмехнулся.

— Знаешь, мы, вроде как, во сне... не хочу просыпаться.

— Почему это во сне?

— А наяву чернуха одна. Это только во сне все прекрасно. Изредка.

Зеленые глаза сияют из-под полуприкрытых век, и он впервые не тянет за ворот рубахи – не за что тянуть. Неоднократно замечала за ним эту привычку. Почему? Не хочет показывать шрамы? А сейчас – ему все равно?.. Ну, да, сон есть сон.

— Дэннер... если мы во сне, то я тогда, получается, кто? Вдруг я морок, а?

— А ты быстро учишься. – Вздох и взгляд в сторону. Взгляд больше не лучится. – Вот так вот и привыкают к безнадежности будущего.