Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ) - Дарья Аредова

Усмехнувшись собственной шутке, я устроился поудобнее и продолжил расстрел паука. И тут случилось непредвиденное.

Вот, правду говорят – век живи – век учись. Когда б ты старших слушал, Селиванов. Для начала, хотя бы старших по званию.

...Лапы у моего паука подкосились, и он начал крениться вбок. Он был уже убит, только еще не успел сообразить, что умирает, и до сих пор упрямо пытался подняться, скользя по залитой собственной кровью земле.

— Прости, подруга, – сказал я, опуская оружие. – Закон. Я защищался. Я бы не убил тебя, не будь тебе необходимо убить меня, правда? Пищевая цепь...

Ее было жалко. Все же, она была единственным живым существом в мертвом городе. И она не сдалась на милость победителя.

А я и не знал, что у них есть иголки...

Иголочка выстрелила откуда-то из-за ее нижней челюсти и воткнулась в бедро. Я успел удивленно поглядеть в последний раз на паука, хотел, было, вытащить ее – но пальцы отчего-то не слушались. В следующее мгновение картинка поплыла перед глазами, и я свалился на землю рядом с уже затихшим пауком.

— Лидия, не спи на ходу!..

— Она мой лук сломала, скажите ей!..

— А потому что нечего тратить время на игрушечную ерунду, балда! Я тебе настоящий сделаю! Не ябедничай! Товарищ командир, он меня не слушается совсем!..

— Ласточка, у меня каша пригорела! Вот...

Лесли протягивает кастрюльку. Аретейни мельком оборачивается, не прекращая что-то стирать в тазике.

— С солью прокипяти, или с содой – она и отмоется.

— Спасибо! А завтрак скоро будет?

— Так вам уже и завтрак! – Ласточка брызгает в Лесли водой, и ее смех звенит колокольчиком в такт мелодичной перекличке птиц. Ветер тихонько шумит в листве, шевеля темные тени ветвей на зелено-золотом. Вдалеке медленно ползет красный трактор по золотому полю пшеницы. Плеснула рыба в пруду, и какая-то девочка кинулась к берегу, склонившись над водой и полоща в ней смоляными косами. Береза трепещет листочками, качает плакучими ветвями. Ласточка смеется, Нэйси что-то втолковывает крепкому загорелому мальчишке в кепке.

Это моя картинка?.. Ее же нет, она же была во сне. Образ, созданный описаниями прочитанных книг. Красивый, несуществующий образ...

— Дэннер, не спи!..

— Товарищ командир!

Чья-то рука сильно тряхнула за плечо, и я увидел Аретейни. Рука была мокрая и теплая. Ласточка улыбнулась.

— Ты как, нормально?

Я резко поднялся. Аретейни обхватила меня за плечи и снова засмеялась. Это сон такой?.. Нет?.. Я хотел, было, обнять ее в ответ, но она отстранилась и сильно толкнула меня обеими руками, вследствие чего я снова полетел в траву. От прикосновения почему-то пронзила резкая боль, будто в ладонях у Ласточки были спрятаны лезвия. Кровь пропитала рубаху, небо потемнело, хлынул ливень – черный. Аретейни больше не улыбалась. На ней была моя рубаха с погонами.

— Вставай, – сказала она. – Нечего сопли распускать. Вставай.

Лучик солнца золотил мохнатую шерсть паука. Я попытался повернуться, но тело не слушалось.

Надо бы записать в учебник, что они и отстреливаться умеют. Если выживу...

Ч-черт... верните меня обратно... жарко же...

Кровь паука сделалась за время моего триумфального обморока вязкой и настолько сильно пахнущей, что немедленно замутило. Голова раскалывалась, я чувствовал себя, будто с похмелья. Рядом валялась обожравшаяся вяженка и страдальчески подрагивала листочками.

— Так-то, – наставительно произнес я. – Нечего паучью кровь сосать, дурья твоя сердцевина.

Чего-чего – а хорошенькое похмелье я ей гарантирую.

Так, надо вставать. Повернувшись на спину, я ухитрился непослушными руками вытащить ампулу и «пистолет», закатать рукав и сделать инъекцию. Сейчас... отпустит... Кондорово пьянство и Лидиино бл... хм... ну ладненько, не будем, как же мне хреново-то...

— Дэннер!!..

Мне почудилось, что я все еще сплю.

Ласточка – живая и настоящая, клянусь! – вихрем вылетела из-за деревьев и бросилась на колени. В следующее мгновение я захрипел. Не знал, что у нее настолько сильные руки.

— Живой!.. – сбивчиво шептала она, ухитряясь гладить меня по слипшимся от паучьей крови волосам и целуя, куда придется. – Живой, твою мать... боги милосердные...

— Можно просто Дэннер... – простонал я, не делая ни малейших попыток высвободиться. Вот она, компенсация всех моих приключений, и умереть теперь не жалко. Эгоист я бездушный, убейте меня! Она переживала, беспокоилась – а я счастлив, словно ребенок, что она за меня беспокоилась.

— Командир! – Даклер. Вот ведь, вурдалачий хрен, весь момент испортил.

Нэйси

В ярком электрическом свете желтые лучики были плохо видны, и мы то и дело нечаянно задевали их, или проходили насквозь, но ничего не происходило. Только колебалось энергетическое поле, да появлялись миражи, на которые мы вскоре перестали обращать внимание.

Мы уже облазили весь огромный цех вдоль и поперек, так и не сумели догадаться, что же в нем делали, и зачем тут большой конвейер. Не знаю, что мы тут искали, но хотя бы тварей в цеху не было. А выбираться через лес и Белую Черту – самое настоящее самоубийство. Наконец, Алиса выдала первую за всю ночь разумную мысль – чему я несказанно удивилась.

— Нэйси, – сказала она, останавливаясь и присаживаясь на пыльную трухлявую скамейку и вытягивая ноги, – мы должны найти какую-нибудь еду, а то с голоду помрем.

Я плюхнулась рядом. Настроение было паршивое.

— Где мы ее найдем-то? Тут вон... – я постучала по пыльному дерматину скамейки, отчего он вместе с поролоном немедленно рассыпался липкой трухой, – даже скамейки сгнили. Представляешь, что тогда осталось от еды?

— Что?

— Ничего.

— Ничего?..

— Ничегошеньки! – Туман, она издевается, что ли?!

Но Алиса глядела такими удивленными глазами, что было ясно – эта дуреха говорит серьезно. Вот, нашла спутницу на свою голову... И чего я с ней поперлась?

— Ладно, – говорю, – ты как хочешь – а я спать хочу. Пока я не посплю, мы вряд ли сможем чего-то решить, а утром поглядим, что да как. Может быть, оружие какое найдем, или патроны. Или химзащиту. Посмотрим.

Алиса грустно кивнула. Мы устроились в какой-то маленькой комнатке – должно быть, проходная, посередке сохранилась маленькая будка и ряд ржавых покосившихся турникетов. В будке лежали какие-то бумаги и карандаш, только, стоило нам открыть дверь, все это рассыпалось прахом. Подумав немного, мы забрались в будку и тщательно закрыли за собой дверь – мало ли, что. Кое-как завернувшись в куртки и прижавшись друг к другу для тепла, уснули мгновенно.

Мне снилась какая-то белиберда, где мы с Алисой носились по странному месту, в котором было очень светло и жарко, и свет слепил и резал глаза, а вокруг было много людей. Мы наблюдали какой-то военный парад, там по большой широкой улице ехали танки, шли солдаты и реяли на ветру алые знамена, и радостно кричали люди, но мы не различали слов. Затем мы увидели Дэннера и Аретейни, они прошли мимо нас, не оглядываясь, и о чем-то оживленно разговаривали, мы попытались догнать их, но толпа оттеснила. После мы стояли рядом с какой-то огромной машиной, она мигала лампочками, напоминая тот пульт из миража, и вокруг нас были люди в светло-бирюзовой униформе. И грянул взрыв.

Я проснулась в темной будке, вскочила от совершенно неожиданного здесь звука. Звонил телефон.

Лидия

Это было невероятно. Я думала, что он погиб в тумане, но он был здесь – живой и невредимый. Он даже ничуть не изменился за два года своего отсутствия – та же мягкость, те же загорелые руки, те же темные волосы топорщились на голове коротким жестким ежиком. А Витька спал. Спал и, наверное, видел сны, потому что иногда шевелился, вздрагивал и что-то невнятно говорил.

Он уже видел дочерей?.. Наверное, нет. Он ушел тогда на этот странный, вечно работающий завод у Белой Черты, после долгого разговора с одним из Странников, а мы решили, что он погиб. Нэйси думает, что он тоже Странник, и она не простила ему этого. Она считает, что он их нарочно бросил. Девочку можно понять – ведь они остались тогда совсем одни, и мы с Дэннером взялись им помогать. Но они, конечно же, все равно скучали по родителям. А мы не могли в полной мере дать им то, что необходимо каждому ребенку – защиту и любовь. Семью. Девочки понимали это и были нам благодарны хотя бы за попытку.