Сказание о страннике - Дэвид Билсборо

Заметив вошедшего человека, вэттеры застыли в изумлении. Ребенок хрипло булькнул и спрятался за матерью. Охотники замурлыкали — возможно, так они смеялись, — а перед тем, как провести путника внутрь, жестами велели ему снять промокшие ботинки.

Босые ноги Гэпа погрузились в мягкие, сухие, пружинящие — какая роскошь! — опилки, устилающие пол. В воздухе стоял до боли знакомый чистый запах, и юношу накрыло внезапной волной ностальгии. Многое в этом караульном помещении напоминало об оставленных дома вещах: крепкие дубовые скамьи — некоторые с валяющимися под ними изношенными сандалиями; восковые свечи в углублениях вдоль стен; стойки, битком набитые копьями и луками; приколотый к стене выбеленный лыковый листок с грубым карандашным рисунком: два больших вэттера и один маленький стоят и улыбаются на верхушке дерева под оранжевым солнцем.

Ступени, вырезанные внутри стены, поднимались спиралью вдоль ствола и исчезали в отверстии, ведущем к платформе наверху. В другом конце комнаты виднелись два круглых окна и дверной проем. Клин держал открытой толстую дверь на кожаных петлях, оттуда-то и лилась музыка. И хотя Гэпу очень хотелось узнать, куда ведет маленькая лесенка, почетный эскорт провел юношу через открытую дверь...

...Прямо в сказку из самой волшебной истории сказителей-травников Фрийи.

После сумрака леса Гэпу казалось, что он попал в другой мир, наполненный светом, звуком и движением, и с каждым шагом краски и звуки становились все ярче. Чем дальше он шел, тем яснее понимал, что перед ним не тайное убежище, а целый город.

Они вышли на выложенную камнем тропинку, с обеих сторон огороженную буйно разросшейся живой изгородью. Вэттеры жестами показали, что перед тем, как спуститься на дорожку, надо снова обуться. Дорожка вела к двум огромным промоинам в скале и дальше — меж них. Вот по этой «улице» они и пошли, мимо распахнутых окон и дверей пещерных жилищ. Большая часть казалась пустыми; или же просто непривычным глазам чужестранца не удавалось разглядеть чудеса, таящиеся внутри. Впрочем, свет масляных ламп выхватывал то склонившийся над шкурой силуэт со скребком в руке, то тень, разводящую огонь или подметающую пол. Местами из окон высовывались обитатели с трубками в зубах, почесывая за ушком ручных белок. Они с любопытством — как на приведенную охотниками диковинку —- смотрели на проходящего мимо Гэпа.

Из узкой расселины тропинка вела в другой мир; до Гэпа ни одному человеку не доводилось видеть ничего подобного — ни наяву, ни во сне.

На юношу обрушилась танцующая лавина причудливых силуэтов и разноцветных огней, волнующие экзотические ароматы, оркестр звуков, от которых кругом игла голова. Перед ним открылся мир, полный совершенно невообразимых вещей, какие не встретишь и в самых безумных россказнях изобретательнейших искателей приключений.

Первое, что испытал Гэп, войдя в город, — смущение и замешательство; свет был какой-то не такой, пропорции нарушены, будто сама сила тяготения решила почудить. Как же он жалел, что потерял очки! Его ошеломленному взору предстали деревья, растущие из домов, дома, растущие на деревьях, внутри них, на изрезанных карстами скалах, на острых пиках, выступах и колоннах — повсюду деревья, повсюду дома. И со всех сторон сбегаются вэттеры, и каждый норовит пробраться поближе: кто-то планирует с высокой скалы словно птица, кто-то спешит спуститься с деревьев. У всех приветливые лица, и каждый хочет сам убедиться, что за гость пожаловал.

Это уже слишком, подумал Гэп, слишком... В голове не умещалось. Он посмотрел наверх: там, без конца, все выше и выше карабкались жилища: каждая хижина, каждый шалаш на дереве, каждый веревочный мост, каждый обитаемый скальный уступ выхватывались из сумерек светом бесчисленных факелов, фонарей, свечей и улавливающих солнечные лучи кристаллов. Гэп будто стоял на дне самого огромного в мире, самого заросшего и густонаселенного колодца. Все это было изумительно, чудно и походило на сон; очень скоро он заставил себя опустить взгляд, рассудив, что душевное здоровье дороже, и сосредоточился на привычной для себя высоте.

Оставив попытки усвоить всё сразу, Гэп стал присматриваться понемногу, по одному разбирая тысячи проносящихся в голове образов и ощущений и дожидаясь, пока сбитые с толку органы чувств не придут в более-менее согласованный порядок.

Через некоторое время его вывели на широкую открытую площадку меж гигантских каменных колонн, куда отовсюду стремительно прибывали вэттеры, кто по земле, кто — планируя сверху. Деревьев здесь было меньше — в основном невысокие и лиственные, — и на каждом виднелось по два-три дома, к которым вели крепкие с виду деревянные лестницы, а порой — простая веревка. Изредка попадались деревья крупнее, с широкими, выдолбленными у земли стволами, способными вместить несколько семей. И хотя каждый из этих великанов имел лишь один-два входа у самых корней, свет от бесчисленных окон разливался по стволу на высоте до пятидесяти футов.

Отдельно располагались длинные невысокие постройки, сложенные из дерева или камня и освещенные изнутри многоцветным пламенем свечей. Не моложе охранявших город гигантских деревьев, поросшие мхом, они, казалось, излучали постоянство.

И все же вэттеры в большинстве своем предпочитали селиться в пещерах, вырубленных почти в каждой скале. Повсюду высились отдельные, похожие на термитники конические башенки с дверями, окнами, карнизами и дымоходами. Карстовые промоины были заселены ещё плотнее: все ярусы сверху донизу занимали бесчисленные жилища, входы в которые едва виднелись среди лиан. На нижнем ярусе, очевидно, располагались торговые лавки и мастерские.

Многие из здешних ремесел были знакомы молодому эскельцу; он заметил строителей, пивоваров, плотников, бондарей, кожевников, ткачей, гончаров, оружейников... Но были и лавки, о предназначении которых юноша мог только гадать: «заготовители» грибов, варщики лягушачьего жира, дрессировщики белок, змеерезы, розгоделы, лозорубы, коропеки, шишковары и специалисты по выращиванию «живых канатов».

Из общего гвалта, музыки, смеха, криков, скрипов, бульканья, шипения и визга пилы выделялся знакомый звон молотка о наковальню — где-то в городе работала кузня. Гэп решил, что этот уникальный вэттер-кузнец наверняка занимает самое высокое положение в здешнем обществе, наподобие великого мага в человеческих городах.

Каждая лавка пахла по-своему, но над всем этим — посреди бурлящего котла зрелищ и звуков — плыл характерный дурманящий аромат города вэттеров, неповторимый букет: медовые соты, цветы, пот и моча, варево и жарево, дрожжи и навоз и сотни других незнакомых запахов складывались для Гэпа в один, «чужестранный».

Видел бы Гэп себя со стороны, как по-дурацки он стоит, с вытаращенными глазами и разинутым ртом, наверняка почувствовал бы себя крайне неловко. Стоило одному из сопровождающих ткнуть юношу заостренной палкой, как он вышел из оцепенения, осознал, что к нему прикованы сотни глаз, и впрямь почувствовал себя крайне неловко.

Гэп на каждом шагу замечал все новые и новые удивленные глаза на усатых мордочках. Где бы ни появлялась процессия, горожане тут забывали обо всем (даже о том, чтобы прикрыть отвисшую челюсть), бросали дела и принимались изумленно глазеть на странного чужака.

Тогда-то нашему путешественнику и пришло в голову, что, вероятно, он первый человек, которого они видят. Раз-другой Гэп пытался осторожно протянуть навстречу раскрытую ладонь — жест, который, по его мнению, трудно истолковать превратно. Однако истолковали как раз превратно: кто-то отшатнулся, кто-то оскалился, а один вэттер вообще с воплем кинулся прочь.

Вести распространялись как лесной пожар, и вскоре толпы зевак заполонили узкие улочки и рыночные площади. Из окон выглядывали лица, летуны старались спикировать поближе. Совсем близко они не подходили, держась на почтительном расстоянии, и поначалу Гэпу это даже нравилось, хотя вскоре, как ни странно, стало раздражать.

Идя по городу, Гэп смог получше разглядеть вэттеров. Он уже успел привыкнуть к их запаху с терпким оттенком псины и начал замечать различия. Привели его сюда взрослые —- вероятно, мужского пола, но, похоже, вэттеры разнились между собой так же сильно, как люди. Одежда указывала на положение в обществе: одни носили короткие накидки из меха, с неким подобием пояса или сумки; другие ходили нагишом, щеголяя густой шерстью самых разных расцветок, длины и фасонов. Наименьшим почетом пользовались вэттеры, чья клочковатая шерсть была рыжей и кудрявой (видимо, есть вещи, которые одинаковы везде).

Выяснилось, что эти экзотические создания делят свой мир с другими диковинными расами. Несколько куда более высоких фигур проталкивалось сквозь толпу, странно приседая на ходу. Сначала он не мог разобрать, что перед ним такое, однако когда новые существа подобрались поближе, вэттеры вдруг показались Гэпу родными.