Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны - Алексей Архипович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта тренировка закончилась здорово за полночь, мы работали весь день, почти 24 часа, и чувствовали себя полностью выжатыми.
Ни одна тренировок не проходила без накладок. Мало когда получалось просто пройтись по каждому пункту списка. Да еще инженеры и техники, следившие за каждым испытанием, «подбрасывали» нам аварии и отказы, чтобы все усложнить и посмотреть, как мы справимся. Часто бывало так, что тренажеры-симуляторы сами ломались, и приходилось откладывать упражнение, пока не устранят неисправность. До полета «Аполлона-9» симуляторы и так страдали от многочисленных проблем, особенно в «интеграционных имитациях», когда работали через прямую связь с реальным Центром управления полетами. Наш запуск тоже чуть было не перенесли, потому что мы не успевали отработать сближение на орбите. А еще после того, как заканчивалась очередная тренировка, наши действия разбирали и нам часто приходилось объяснять, почему мы с чем-то не справились. Все это держало наш экипаж в большом напряжении.
Алексей Леонов
Напряженно готовясь к новым космическим полетам, многие космонавты одновременно продолжали учиться в академии имени Жуковского. Гагарина вдобавок выбрали в депутаты Верховного Совета. Он по возможности посещал его заседания, но еще его нагрузили обязанностями заместителя директора Центра подготовки космонавтов и часто отправляли в командировки по стране или за рубеж выступать от имени отряда космонавтов. Не знаю, как он справлялся с такой бешеной нагрузкой, – наверное, благодаря тому, что был молод, здоров, да еще, думаю, являлся трудоголиком от природы.
Его плотный рабочий график далеко не всегда позволял ему летать самому столько, сколько бы хотелось. Иногда Гагарин месяцами не пилотировал самолет. Когда кто-то из нас не летал больше месяца, ему следовало выполнить контрольный полет на самолете-спарке под командованием военного офицера-летчика, который проверял, хватает ли космонавту мастерства управлять самолетом в сложных условиях.
К весне 1968 года Юрий побывал в нескольких поездках подряд, сходил в короткий отпуск, сдал экзаменационную сессию в академии и, получается, не летал самостоятельно уже около трех месяцев. Это означало, что ему пришла пора пройти рутинную проверку пилотажных навыков. Гагарин взлетел с аэродрома Чкаловский 27 марта 1968 года на учебно-тренировочном МиГ-15 вместе с командиром Владимиром Серёгиным, летчиком-ветераном.
В то утро я командовал тренировкой космонавтов, готовившихся к лунным экспедициям. Мы вылетели на тяжелом вертолете с аэродрома Киржач примерно в 80 километрах от Чкаловского, и я занимался тем, что проверял, как моя группа космонавтов выполняет прыжки с парашютом. Погода стояла очень плохая: низкая облачность и сильный дождь. Моя команда прыгнула всего раз, и погода ухудшилась еще сильнее. Дождь перешел в мокрый снег, метеоусловия стали такими ужасными, что я остановил тренировку и запросил разрешения вернуться на базу.
Пока мы ждали на аэродроме разрешения, я услышал вдалеке два громких удара. Мы даже поспорили, что это за шум – взрыв или звук реактивного самолета, преодолевшего звуковой барьер. Мне показалось, что мы слышали и то, и другое.
Через 20 минут нам радировали приказ возвращаться на базу, и я повел вертолет на Чкаловский. Где-то посередине полета я услышал, как диспетчеры напряженно повторяют позывной Юрия Гагарина:
– Семьсот-сорок-первый, Семьсот-сорок-первый, ответьте, Семьсот-сорок первый.
Ответа не было.
Сперва я подумал, что они пытаются вызвать меня, ведь мой позывной – Восемьсот-сорок-первый – звучал похоже, поэтому я вышел на связь:
– Восемьсот-сорок-первый. Слышу вас. Вызываете меня?
Но нет, мне сказали, что вызывают на связь не меня. И ничего больше.
Когда мы сели на Чкаловском, ко мне подбежал офицер, чтобы сообщить, что топливо на самолете Гагарина и Серёгина должно было уже 40 минут как закончиться, но их самолета все нет. Я пошел прямо на командный пост и сказал генералу Каманину:
– Знаю, что даже предполагать такое не хочется, но я слышал звук взрыва вот с этой стороны…
Я нарисовал грубый план области, о которой говорил.
– Думаю, мы должны послать вертолет, чтобы проверить на месте.
Так немедленно и поступили. Через 20 минут пилот доложил, что видит столб дыма в роще недалеко от указанного места. Ему приказали приземлиться на ближайшей поляне и пешком пройти до источника дыма. Землю еще покрыл глубокий снег, и пилот шел до места почти два часа. Он нашел там обломки самолета.
Выслали поисковую группу. Нашли порванный фрагмент летной куртки Серёгина, но, не считая частей самолета, ничего больше. Не было никакого следа Юрия. Сначала мы подумали, что он катапультировался. Уже стемнело, но даже в ночи около 400 солдат продолжали обыскивать окрестности с фонариками, зовя Гагарина по имени.
На рассвете место катастрофы обыскали еще раз. Обнаружили обрывки летной куртки Юрия вместе с маленькими фрагментами плоти. Их поместили в хирургический лоток и показали мне.
За несколько дней до этого мы с Юрием ходили к парикмахеру. Я стоял позади Гагарина и разговаривал с ним, пока парикмахер его стриг. Когда он дошел до волос на затылке, то обратил внимание на большую темно-коричневую родинку на шее Юрия.
– Осторожно, не порежьте, – предупредил я парикмахера.
– Я всегда стригу осторожно, – ответил он.
И теперь, глядя на кусочки плоти, лежавшие в железном лотке, на одном я заметил ту самую родинку.
– Можно дальше не искать, – сказал я спасателям. – Он здесь.
Не могу описать свои чувства. Все, что осталось от этого невероятного человека, которого я любил как брата, лежало теперь в металлической тарелке. Дыхание смерти рядом со мной еще ни разу не было таким отчетливым и кошмарным. Я много раз потом рисовал в карандаше и писал в красках то ужасающее место катастрофы: переломанные деревья, дым, обломки…
Через несколько дней после аварии создали комиссию по расследованию, которую возглавил министр обороны. Мы с Германом Титовым вошли в нее как представители отряда космонавтов. Рассматривали много возможных причин катастрофы. По одной версии самолет Юрия, пытаясь уклониться от стаи птиц, вошел в неконтролируемый штопор. По другой он столкнулся с аэростатом, остатки которого нашли недалеко от места катастрофы. Вторая версия и стала заключением комиссии по расследованию аварии. Но ни
