Время скорпионов - D.O.A.

Бездыханное тело рухнуло на землю.

Быстрый взгляд на двоих других. Длинный в капюшоне был в ауте, электрический шок оглоушил его. Нервный коротышка с трудом старался отползти подальше. Агент вооружился дубинкой и пошел на него. Жестко пригвоздив сопляка мордой к асфальту, он послал ему разряд в затылок.

Помассировав натруженные руки и плечи, Линкс аккуратно прощупал грудную клетку и ребра в поисках самых болезненных точек. Ничего. А потом рука нащупала в кармане куртки горбик. Плеер. Экран сочился жидкими кристаллами. Ни одна кнопка не работала.

Линкс со злостью убрал его, отвесил последний удар ногой по Большой Глотке и уехал.

Понсо в одиночестве сидел в видеозале Министерства внутренних дел. Держа в руке пульт, он просматривал записи из двадцатого округа, собранные Тригоном. Он видел, как возле мечети Пуанкаре появился Ружар, как к нему подошел Мохаммед Туати — религиозный пропагандист, уже неоднократно встречавшийся полицейским из оперативного отдела. Они обладали многочасовыми, но ничего не дающими записями разговоров этого человека, подозреваемого в том, что он чуть больше, нежели мстительный моралист. Все их наблюдения оказались бесполезными, они не принесли ни малейшего ощутимого результата.

Теперь, возможно, что-то изменится.

В инциденте девятого января не было ничего интересного, кроме присутствия в тех местах журналиста, так что любопытство Понсо вызвал главным образом второй отрывок, отмеченный подчиненным.

Чтобы просмотреть пятый эпизод, он немного отмотал запись и поставил на «воспроизведение».

Снова какой-то человек попал в поле зрения их камеры. До понедельника она находилась в спинке водительского сиденья автомобиля, припаркованного у тротуара, и в течение десяти дней снимала определенное здание.

На экране некто, снятый со спины, направился к бару «Аль Джазир», этой второй горячей точке двадцатого округа, идентифицированной, но пока не разработанной. Не первоочередной. Подойдя к закрытому заведению, человек покрутился возле него, занервничал и наконец в раздражении несколько раз пнул ногой металлическую штору.

Пока ничего из ряда вон выходящего. Вероятно, какой-то перевозбужденный алкаш. Но вот недовольный опять появился на экране. Теперь он затравленно смотрит прямо в камеру.

Понсо нажал на паузу.

На него растерянно смотрел Мустафа Фодиль. За его спиной бар с опущенной металлической шторой. Полицейский, тоже взволнованный, смотрел исламисту прямо в глаза.

Бар.

Хаммуд, тайный финансист многих фундаменталистских движений, посещал это место. Хаммуд мертв. Лоран Сесийон, обращенный, подручный джихада, посещал этот бар. Сесийон мертв.

До сих пор Понсо отрицал очевидное, поскольку это его устраивало.

Мустафа Фодиль, подозреваемый и задержанный коллегами из контрразведки в ходе разработки другого дела, тоже, по всей видимости, посещал этот бар, поскольку заявился туда едва ли не сразу после освобождения из-под стражи. И вид у него был отнюдь не безмятежный. По последним данным, Фодиль пока еще жив. Следует немедленно установить, существует ли какая-то иная связь между ним, Сесийоном и Хаммудом.

Зато связь между обращенным и Ружаром оказалась вполне реальной. Разве журналист не расспрашивал о нем Понсо? Дорого бы он дал, чтобы узнать, чем вызваны эти расспросы. Несколько недель назад Ружар говорил ему еще кое о ком: о Стейнере. А в понедельник девчонка, которую он повсюду за собой таскает, снова подняла вопрос о бывшем разведчике, намекая на возможность связи Стейнер-Сесийон.

Великий Стейнер был ветераном боевой части внешней разведки. Этого полицейский журналисту не сказал. Единственное дело, которое свело их, относилось к восьмидесятым годам. Обе их службы, действующие в непересекающихся пространствах и редко идущие на контакт, должны были договориться, чтобы, не поднимая шума, положить конец проискам агентов иракской разведки. Те позволили себе заявиться во Францию для вербовки иранских диссидентов. Такая инициатива могла спровоцировать громкий дипломатический скандал с режимом Тегерана; скандал, за которым, безусловно, последует новая волна покушений, сравнимая с тем, что произошло в 1985–1986 годах.

В беседе с Ружаром Понсо также опустил еще одну вещь: насовсем из внешней разведки никто не уходит. Завтра с утра пораньше надо бы поговорить с шефом. И с Магрелла́ тоже, чтобы предупредить его.

И с «Арно».

15.11.2001

ПРАЗДНИК МОЛОДОГО «БОЖОЛЕ»! / АФГАНИСТАН: ПОБЕДА БЛИЗКА / АВАРИЯ НЬЮ-ЙОРКСКОГО АЭРОБУСА: СУДЬБА НАСТИГАЕТ УЦЕЛЕВШЕГО В ТРАГЕДИИ ОДИННАДЦАТОГО СЕНТЯБРЯ / НАВОДНЕНИЯ В АЛЖИРЕ: ТЯЖЕЛЫЙ ИТОГ И НАРОДНОЕ НЕДОВОЛЬСТВО / МАТИНЬОН И КНИГА, СБИВАЮЩАЯ С ВЕРНОГО ПУТИ / ПРЕМЬЕР-МИНИСТР СОБИРАЕТСЯ БОРОТЬСЯ С ПРОСТИТУЦИЕЙ / БЮДЖЕТНЫЙ ДЕФИЦИТ ФРАНЦИИ ДОСТИГ НОВЫХ ВЕРШИН / ТЕРАПИЯ: ЗАБАСТОВКА СИДЕЛОК / «МУЛИНЕКС»: НЕВЫПОЛНИМЫЙ СОЦИАЛЬНЫЙ ПЛАН / РОНСКИЙ ПОСТСКРИПТУМ В ШКВАЛЕ ТАЙНЫХ ФИНАНСИРОВАНИЙ / ВЗРЫВ НА ЗАВОДЕ: ДЕМОНСТРАЦИЯ ПРОТЕСТА / СТРЕЛЬБА ПО ПОЛИЦЕЙСКИМ / ПЕДОФИЛ-РЕЦИДИВИСТ / ЗАДЕРЖАНИЕ БАНДЫ ГАСТРОЛЕРОВ / АГРЕССИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ВАГОНОВОЖАТОЙ В МЕТРО / КИНО: РЭМБО ОСТАНЕТСЯ В АФГАНИСТАНЕ.

Амель сложила газету. Последнюю в сегодняшней стопке. Ни одного происшествия, вызывающего тревогу. Она немного успокоилась, хотя подобное отсутствие событий вовсе не означало, что ничего не происходит, просто никто еще ничего не увидел. Или не сказал. Это лишь усиливало ее бредовые подозрения относительно череды смертей, организованных бывшим шпионом в целях устранения в столице отдельных подозреваемых в приверженности исламизму.

Утешительная мысль.

Ружар находился неподалеку. Стоя перед окном своего офиса с видом на Сакре-Кёр, он позвонил Клейну и шутил с ним по телефону. Была прекрасная погода, из окна открывался великолепный вид. Все выглядело нормально и спокойно, несмотря на то что пресса, похоже, думала иначе. В газетах только и говорилось что о войнах, несчастных случаях, нападениях, мошенничествах, закрытиях заводов, забастовках.

И о хорошем вине, чтобы обо всем этом забыть.

Телефонная трубка легла на рычаги.

Ружар протянул Амель листок, на котором только что записал какую-то информацию:

— Смотри, я получил то, что требовалось.

Молодая женщина кончиками пальцев взяла записку, но читать не стала. Она не могла отрывать взгляда от окна.

— Что-то не так?

— Нет, нет. — Прошло несколько секунд. — Мне так кажется или и правда становится все больше и больше агрессивных и притягивающих внимание сообщений о насилии?

Ружар снисходительно посмотрел на нее:

— Ничего нового под солнцем. Пошли, есть более неотложные дела.

Они покинули площадь Пигаль и отправились на улицу Зеленски в десятом округе, в квартиру Лорана Сесийона.

Их встретила низкорослая женщина в возрасте, назвавшаяся консьержкой, и пропустила в здание.

— Никогда не имела желания познакомиться поближе с этим парнем. — Она раскатисто произносила «р». — Знала только, где он живет, и мне этого вполне хватало. — Она посмотрела вокруг. — Не нравились мне его дружки. Одни негры и арабы. — Тут старуха наконец обратила внимание на присутствие Амель: — Понимаете, я частенько ловила их на пожарной лестнице, когда они курили травку. — Она сделала паузу, чтобы посмотреть, принято ли ее извинение. Нет. — Зайдите к соседке с четвертого этажа, она вам то же самое скажет. Это я не по злобе говорю.

Оставив ее на площадке, журналисты направились к лифту.

Дверь квартиры Сесийона по-прежнему украшали нетронутые печати — знак, что полиция была здесь и ушла. На площадке находилось еще две двери, за одной из них слышался шум.

Они позвонили.

Дверь открыла молодая женщина. Амель представилась и узнала имя собеседницы: Фатима. Та сразу принялась объяснять, что нечасто встречалась с соседом. Скорее она его слышала — его и всех тех, кто к нему приходил.

— Всегда очень поздно. Они никогда не считались с этим, а ведь стены-то не больно толстые…

— Что за люди к нему приходили?

— Шпана, наркоманы, ну… не всегда. Как-то ночью мы с мужем видели с ним верующих из мечети. Мы вышли, потому что они слишком громко разговаривали на площадке. В тот вечер мы чуть было не нарвались на неприятности. Эти люди такие строгие. — Фатима на минуту умолкла. — Такие суровые. Когда они появились, мой муж перешел в другую мечеть. Они ему не понравились.

Вмешался Ружар:

— Вы ведь говорите о людях из мечети Пуанкаре?

Соседка кивнула.

Задав еще два-три не давших ничего нового дополнительных вопроса, журналисты распрощались с соседкой и быстро обошли ближайшие лавки. Мало кто узнал Сесийона на имевшейся у них с собой фотографии. Только продавец из бакалейной лавки, увидев снимок, сразу скривился. Не сказав им ни слова, он тут же скрылся в подсобке и не вернулся, хотя они несколько раз звали его.