Секретное оружие (сборник) - Лев Овалов

Она возражала, но сердце ее замерло. Она вспомнила, в газетах сообщалось о подобном случае. Один дипломат пытался нелегально вывезти какого-то человека за пределы Советского Союза. Осуществить это намерение помешала бдительность таможенников. Но ведь не всегда таможенники проникают в тайны дипломатических чемоданов! Неужели ее действительно вывезли? Теперь в жизни происходит много невероятного!

И, как бы в подтверждение ее мыслям, офицер напомнил об этом случае.

– Мы неоднократно вывозили людей таким способом, – пояснил он. – Об этом писалось даже в советских газетах. Правда, в одном случае мы потерпели неудачу. Но большей частью нам это удается.

Не хотелось верить тому, что говорит этот офицер. «Но если это так, – подумала Мария Сергеевна, – я совсем одна. Одна, вдали от Родины, вдали от своих людей…»

«Ничего не поделаешь, – подумала Мария Сергеевна, – одна так одна. Надо как-то справиться с этим. А впрочем, и не одна, – подумала она, – там, дома, обо мне не могут забыть!»

– Чего же вы от меня хотите? – зло спросила Мария Сергеевна.

– Вы находитесь в самой секретной части нашей тюрьмы, – продолжал офицер. – В секторе стальных комнат. Эти комнаты запрятаны глубоко под землей, сюда никто не может проникнуть. В стальных камерах содержатся те, кого никто не должен видеть и кого, может быть, никто и никогда не увидит до самой их смерти.

На мгновение у Марии Сергеевны закружилась голова. Нестерпимая тоска до физической боли сдавила ее сердце. Но она тут же взяла себя в руки.

– Почему же мне оказана такая честь? – иронически осведомилась она.

– Не бойтесь, – примирительно сказал офицер. – Вам это должно быть понятно. Вы покинете стальную комнату, как только мы договоримся.

– Во-первых, я не боюсь, – твердо отчеканила Мария Сергеевна. – А во-вторых, я ни о чем с вами договариваться не желаю. Я заставлю вас освободить меня.

– Не будьте наивны, вы отлично понимаете, что у вас нет никакой возможности связаться с кем бы то ни было. Выслушайте наши условия…

– Нам не о чем говорить, – холодно ответила Мария Сергеевна. – И я не желаю, понимаете, не же-ла-ю выслушивать никакие условия!

– Напрасно, – сказал офицер. – Все же я скажу то, что мне поручено вам передать. Вы получите в свое распоряжение специальный институт. Получите в свою собственность дом, машину, все удобства. Вам будут платить жалованье, о каком не может мечтать даже Глазунов. Мы переправим сюда вашу дочь. Ваша деятельность ничем не будет ограничена…

– Все это старо, – перебила Мария Сергеевна офицера. – С давних пор все, что вы перечислили, называется тридцать сребреников. Сумма меняется, но смысл остается тот же – плата за предательство. Я могу продолжить за вас. «За это вы познакомите нас с работой вашего московского института, передадите нам все его открытия и в придачу к ним свою совесть».

– Не так сильно, – остановил ее офицер. – Русские любят говорить о совести. Но цена, которую вам предлагают…

– Послушайте, вы… – Мария Сергеевна повысила голос. – Вы привыкли иметь дело с продажными женщинами. Советские люди не продаются. За сорок лет это можно было бы понять.

– Все это слова. Вы же хотите жить!

– Но только не здесь и не в вашем обществе, – зло сказала Мария Сергеевна.

– Слова, слова, – повторил офицер. – Вот бумага. Как только вы напишете заявление, что не желаете больше работать в Советском Союзе, что просите предоставить вам политическое убежище, вы покинете эту комнату!

– Для этого мне не понадобится бумага…

– Вы наивны. – Офицер усмехнулся. – Но вы одумаетесь.

– Это вы наивны…

– Одумаетесь, – повторил офицер. – Просидите здесь неделю, две, три, год, мы не лишим вас ни пищи, ни даже книг, но вы захотите воздуха, света, свободы! И вы напишете тогда все, что только нам будет угодно!

Мария Сергеевна молча взяла книгу и демонстративно ее раскрыла.

– Рано или поздно мы договоримся, – уверенно сказал офицер. – Когда вам захочется меня видеть, скажите об этом Вайолет.

Он вышел, дверь захлопнулась. Мария Сергеевна уронила голову на книгу и тут же ее подняла. Может быть, за ней наблюдают!

Глава 9

Молчать и ждать

Со дня злополучных похорон прошла уже целая неделя. У Леночки начались каникулы. Ее подруги отдыхали, гуляли, ездили за город, загорали, купались – словом, набирались сил, а Леночка жила в состоянии непрестанной нервной напряженности.

Ее тревожила судьба матери, о которой она ничего не знала, она была напугана действиями страшного и невидимого врага, о котором так часто и много говорил Королев, ее сильно потрясла мрачная история с опознанием трупа. Павлик, как только мог, поддерживал ее в эти трудные дни и по-прежнему каждый вечер проводил у Ковригиных. Вот и сегодня он сидит у Леночки. Она берет книгу, но Павлик замечает, что смотрит Леночка вовсе не в книгу, а на кресло, в котором обычно сидела Мария Сергеевна.

Пошли в кухню пить чай, Павлик помог накрыть на стол. Леночка поставила на конфорку чайник, взяла с полки чашку Марии Сергеевны, белую чашку в пестрых цветочках, долго держала ее в руках и со вздохом поставила обратно. Взяла баночку с вишневым вареньем, с любимым вареньем Марии Сергеевны, которое Павлик тоже очень любил, и тут же, точно обжегшись, тоже поставила обратно, как будто в отсутствие Марии Сергеевны к этому варенью нельзя было прикасаться.

Они молча пили чай, и Леночка то и дело настороженно прислушивалась, не зазвонит ли телефон. Королев звонил почти каждый день. «Здравствуйте, Елена Викторовна. Привет вам от вашей мамы. Чувствует она себя превосходно и просит не беспокоиться».

Он ни разу не захотел встретиться с Леночкой, говорил однообразно и лаконично, но и это было хорошо.

Сегодня от него еще не было никаких сообщений, и Леночка очень волновалась.

Звонок раздался поздно вечером.

– Добрый день, Елена Викторовна, как самочувствие? Может быть, повидаемся? У меня для вас письмо…

Как обрадовалась Леночка!

Она стала поспешно собираться. Потом, вспомнив наставление Пронина, нашла в сумочке записку с телефонным номером Ткачева и позвонила к нему.

– Григорий Кузьмич? Это Ковригина. Лена Ковригина. Помните? Только что звонил Василий Петрович, привез от мамы письмо. Просит прийти в кафе «Националь»…

– Очень хорошо, Елена Викторовна, – ответил ей Ткачев. – Поезжайте. Только, пожалуйста, ничего не говорите Королеву…

Леночка быстро провела гребнем по своим коротко остриженным волосам, тронула помадой губы.

– Куда? – нервно спросил Павлик.

– В кафе. Я ненадолго.

– Для чего?

– Нужно, Павлик, нужно.

Павлик насупился.

– К этому… Ну, словом… К этому?

– Да, к этому, – подтвердила Леночка.

– Вольному воля, конечно… – Павлик вдруг вспылил. – Я бы на твоем месте не пошел.

– Почему?

– У тебя несчастье, а ты бегаешь по кафе. Хотя бы из уважения к памяти матери повременила…

Что ж, он был бы прав, если бы с Марией Сергеевной действительно случилось несчастье… А Павлик даже побледнел от волнения.

– Мне это просто непонятно. Ты какая-то бесчувственная. Такое горе… Я до сих пор не могу прийти в себя, а ты бежишь в кафе на свидание с каким-то там… Красишь губы! Прихорашиваешься! Извини, но я начинаю терять к тебе уважение! Иди, иди. Я тоже уйду. Мне здесь нечего делать…

Павлик впервые говорил так резко, и Леночка поняла, что он действительно может уйти.

– Вот что, Павлик, – сказала она. – Я же иду по делу. По очень важному делу!

– Не верю! – воскликнул Павлик.

– Честное слово!

– Я не понимаю, что это за таинственные дела, о которых ты не могла рассказать Марии Сергеевне и не можешь сказать мне… Нет, ты меня извини, но я не верю тебе!

– Послушай, Павлик, я признаюсь тебе во всем, – вдруг решительно заявила Леночка. – Но ты поклянись мне… Дай честное слово, что ты никому ничего не скажешь. Потому что я открою тебе государственную тайну.

Павлик смотрел на нее с недоверием.

– Я открою тебе государственную тайну, – повторила Леночка. – Я никому ничего не говорила, но тебе открою. Не могу видеть, как ты мучаешься. Я верю, ты меня не подведешь…

Она взяла Павлика за руку и тихо сказала:

– Мама жива, ты понимаешь, жива! Ее просто скрыли, ей грозила опасность, и ее спрятали…

Она рассказала Павлику все, что знала сама, рассказала о Королеве, рассказала о беседе с Прониным и его поручении.

Павлик стоял ошеломленный. Он очень уважал и любил Марию Сергеевну. Она заменила ему мать, которую он потерял еще в детстве. Известие о том, что Мария Сергеевна жива, словно бы вернуло и его к жизни. Но уж очень непонятной показалась ему инсценировка ее смерти, фальшивой и ненужной. В ней была какая-то жестокость, что-то садистское…