След сломанного крыла - Бадани Седжал

— Соня не знает о ваших чувствах? — спрашивает Дэвид.

— Нет. Я позволила ей уйти, — Рани снова качает головой. — Но я так устала от тоски по ней. Когда уходят твои дети, от тебя остается только половинка, — у Рани потеют ладони и становится мокро под грудью — она должна совершить еще одно признание и боится это сделать. — Мне пришлось выбирать — либо мой муж, либо дочь.

Она бросает взгляд на Брента и думает, что после всех предпринятых ею шагов решающим станет следующий. Рани думает о том, что этот доктор, которого любит ее дочь, — теперь тоже важная часть ее жизни. Он будет держать их будущее в своих руках, но благодаря этому Соня наконец обретет свободу. Рани произносит слова медленно, заставляя Дэвида напряженно прислушиваться к ее речи.

— Я знала, что она никогда не вернется, пока жив ее отец.

— Рани… — кажется, Дэвид начинает понимать, к чему она ведет. Он жестом пытается остановить ее: — Я думаю, вам не стоит продолжать.

— Нет, это последний мой шанс сказать правду, — Рани встает и отходит как можно дальше от человека, с которым провела большую часть своей жизни. — Брент начал терять зрение. Ему помогали только глазные капли, которые ему прописал врач, — Рани роется в своей сумочке и находит то, что искала. — Было важно, чтобы он капал по три капли каждый день. Это поистине чудодейственное средство. Оно помогает вам видеть, когда вы боитесь ослепнуть. Но еще он принимал патентованные капли от покраснения глаз.

Рани ставит флакончик «Визина» на стол рядом с кроватью.

— Я узнала, что это лекарство многоцелевого действия. И при неправильном использовании запросто может превратиться в яд.

Рани порывисто вздыхает. Ее пальцы вертят флакончик, напоминающий ей о каплях, которые она постоянно добавляла в чай Бренту.

Тем вечером, в день рождения Сони, Брент сказал, что она и Рани похожи, желая оскорбить их обеих, но Рани хотелось, чтобы так и было на самом деле. Ей хотелось обладать силой своей дочери. Ей нужно было решиться и не дать Бренту разрушать их жизни дальше.

Рани поднимает глаза и видит, как Дэвид потрясен. На мгновение она испытывает стыд и угрызения совести за то, что так много открыла возлюбленному Сони. Но ей просто не оставалось ничего другого. Ведь для ее дочери, никого не впускавшей в свою жизнь, Дэвид — возможно, единственный, кого она сумеет любить. Рани пыталась сказать Соне, что любит ее, но было уже слишком поздно. Соня не доверяла ей. Но она доверяет Дэвиду, и, может быть, если он сам расскажет ее дочери обо всем, та поверит, что ее любят.

— Но скажите Соне вот что. Важно, чтобы она знала. Видите ли, моя дочь думает, что все, что я делаю, я делаю ради Триши. Но это я сделала ради Сони, потому что люблю ее. Я тосковала по ней и хотела, чтобы она вернулась в дом, где будет жить в безопасности.

Рани сознает, что она совершила и какими могут быть последствия. Она знает, что Дэвид должен сообщить об ее преступлении и что скоро люди узнают об этом. Ей останется только сменить одну тюрьму на другую. Но для нее это единственный способ освободить Соню. Это ее единственный дар дочери, которой раньше она не могла дать ничего.

— И еще одно, — говорит Рани, собираясь уйти. — Скажите Соне, что я начала делать это до того, как узнала правду о Трише, а не после. Задолго до того.

Соня

Я быстро ухожу из палаты. Я хочу, чтобы решение было исполнено, чтобы аппараты были отключены. Я не уверена, что готова к смерти отца, но после недвусмысленных ответов Марин и Триши знаю, что время пришло. Однако из-за отказа Джии мы снова оказываемся там, где были раньше. Мы будем бесконечно ждать другого подходящего случая.

— Как поживает Уилл? — спрашиваю я дежурную сестру. — Есть какие-нибудь новости?

— Его выписали прошлым вечером, — говорит она, — диагностировав эпилепсию. Отправили домой, снабдив лекарствами на случай нового приступа.

— Какого типа у него эпилепсия? — спрашиваю я. Я знаю, что существуют разные типы эпилепсии. Некоторые длятся всю жизнь, а некоторые со временем прекращаются.

— У него легкая форма, — отвечает она. — К восемнадцати годам он ее перерастет, — медсестра прерывается, чтобы ответить на звонок пациента, а потом продолжает: — Поздний приступ — это хороший признак. Приступы продлятся у него всего пару-тройку лет.

— А как насчет футбола? — спрашиваю я.

Она поворачивается в своем кресле в мою сторону:

— Когда они уходили из больницы, я слышала, как он говорил своему отцу, что не хочет больше играть в футбол. Отец обнял его и сказал, что он может поступать, как хочет, лишь бы выздоровел.

Медсестра уходит к пациенту. Эпилепсия оставляет Уиллу и его родным мало шансов, но они справились с ситуацией по-своему. Я думаю о своей реакции на события, которые формировали мою жизнь. Сколько раз я причиняла боль самой себе своими поступками, своим постоянным стремлением убежать куда-то, потому что знала только этот способ решать проблемы.

Что, если был какой-то другой путь починить сломанное? Что, если нужно было выбрать счастье, а не печаль? Я вижу Дэвида, идущего по коридору. Он чем-то сильно озабочен. Дэвид тоже видит меня, и наши взгляды встречаются. Мы киваем друг другу и, словно по уговору, отворачиваемся. Я гоню мысли прочь, понимая, что мне остается только смириться с настоящим положением вещей.

Марин

По дороге домой они молчат: каждый все еще переживает сцену в больнице. Марин тихо сидит рядом с Раджем и — редкий случай! — не дает руководящие указания на каждом повороте. Ей очень хочется поговорить с Джией, спросить, почему она так проголосовала, но Марин не может найти подходящих слов. В зеркале заднего обзора она видит Джию с наушниками на голове и воображает себе музыку, которая льется ей в уши. Взглянув украдкой на Раджа, она видит его напряженный взгляд, прикованный к дороге.

Они с Раджем прошли долгий путь с того дня, когда семь раз обошли костер, чтобы связать себя узами брака. Свадебная церемония проходила в храмовом зале, который ее родители арендовали для такого случая. Внутри было возведено временное возвышение, где брамин, руководивший церемонией, мог сидеть и зачитывать обеты перед пятьюстами членами индийской общины, которые пришли сюда, чтобы стать свидетелями бракосочетания. Марин с трудом могла бы припомнить десяток имен присутствовавших на свадьбе — большинство гостей были не ее друзьями, а родителей.

— Спасибо тебе за этот день, — говорит Марин донельзя удивленному Раджу. — Я знаю, у тебя много работы.

Это единственное, что она может сказать, чтобы выразить свою благодарность.

— Я сделал это для Джии, — тихо говорит Радж. — Я хотел быть там ради нее.

— Да, конечно.

Марин отворачивается к окну и смотрит, как мимо пролетают деревья, растущие по краю дороги. В день свадьбы она поняла, что это навеки, потому что так принято в их культуре. Марин не была влюблена в своего мужа; это был союз равных, которых поженили, чтобы они создали семью и заботились друг о друге долгие годы. Блестящий брак, думала она. Аппетит приходит во время еды.

Чтобы двум молодым людям позволили встретиться, у них должны быть схожие уровень образования и достижения, отмеченные в резюме. Потом понадобится, чтобы совпали и другие их особенности. Например, внешность. Темнокожему парню нечего и мечтать о светлокожей девушке, и наоборот. Крупный мужчина может надеяться получить в жены только крупную женщину. Каждый из этих факторов подвергается самому скрупулезному рассмотрению, и лишь после этого родители дают благословение на брак. Но никто и никогда не упоминает о любви, и вопрос о ней не обсуждается. Будто, раз все остальное у людей совпадает, любовь непременно придет сама самой.

Но этого не случилось. Сейчас Марин готова это признать. Она так и не полюбила Раджа. Он никогда не был нужен ей так, как бывает нужен тот, кого любишь. Она всегда ставила свои нужды и желания выше его желаний и потребностей. Она в точности выполнила то, чего от нее ожидали, — она соединилась с ним, чтобы создать совершенный союз. Их дом был заполнен роскошью, их дочь, воспитанная по совершенному образцу, должна была всегда быть на шаг впереди всех остальных. Но соединявшие их узы оказались слишком слабыми и хрупкими.