След сломанного крыла - Бадани Седжал

Часы проходят в разговорах. Праздник удался, как и надеялась Марин. Она видит, что Джия радуется присутствию друзей. Для этого Марин и потратила столько сил на организацию праздника. Наконец приносят торт, и Джия задувает шестнадцать свечек на нем.

— Загадай желание, бети, — говорит ей Марин. Джия закрывает глаза и делает то, что сказала ей мать. Марин хочется знать, что же загадала дочь.

Наступает вечер, и налетают комары. Гости начинают расходиться, все они благодарят Раджа и Марин за прекрасный вечер. Рани и Соня остаются и помогают убирать со столов. Остается только горстка гостей, с которыми прощается Марин. И вдруг наступает всеобщая тишина.

— Не устраивай сцен, Марин, — предупреждает Радж, подходя к ней.

— О чем ты говоришь? — спрашивает она, не понимая, в чем дело. Только когда к ним подходят Соня и Рани, Марин осознает, что происходит.

— Я так понимаю, что это Адам? — тихо уточняет Соня, указывая на парня, которого обнимает Джия.

— Какого черта он здесь делает? — не обращая внимания на Раджа, Марин направляется к дочери. Муж идет за ней по пятам. Подойдя к парочке, Марин оттаскивает Джию в сторону. — Какая же ты хладнокровная скотина! — выпаливает она. — Судебное предписание запрещает тебе приближаться к Джии, — она крепко держит дочь за руку. — Жду не дождусь, когда тебя упекут за решетку.

— Это я пригласила его, — говорит Джия, освобождаясь от хватки Марин. Она становится между матерью и Адамом, как крепостная стена. — Это мой праздник. Я могу позвать кого захочу.

— Позвони в полицию, — приказывает Марин Раджу, не отрывая взгляда от дочери. — Джия, ты не знаешь, что ты делаешь.

— Я пришел, чтобы просто пожелать Джии счастливого дня рождения, — говорит Адам, подняв руки вверх, словно сдаваясь в плен. — Я не хотел никого побеспокоить.

— Я не желаю тебя слушать! — рявкает Марин на Адама. Она видит, что Радж не собирается никуда звонить, и поворачивается к Соне: — У тебя есть телефон?

— Марин, — произносит Соня предупреждающим тоном, — не надо.

Это не тот ответ, которого ожидала сестра. Кто-то ведь должен быть на ее стороне. Чувствуя, что власть ускользает от нее, она с отчаянием в голосе просит:

— Соня, дай мне твой телефон, пожалуйста.

Марин окружают воспоминания. Все остальное исчезает. Она вспоминает, как отец запер ее в чулан за пятерку с минусом, она вспоминает непрекращающиеся побои, свои безответные мольбы. Ее ладони становятся влажными, а сердце начинает колотиться в груди — верные признаки приступа паники. Язык во рту распухает, и она не в состоянии вымолвить ни слова. Ей не к кому обратиться, никто не хочет поддержать ее в борьбе, которую она проигрывает. Она ждет. Неужели она совсем одна? И тут Соня кладет ей на ладонь свой телефон и кивает, показывая измученной Марин, что она на ее стороне.

— Послушайте, я ухожу, — бормочет Адам, отступая назад. — Я же не причинил никакого вреда.

— Не уходи, — молит его Джия. — Она поворачивается к Марин: — Мамочка, пожалуйста, пойми.

— Что я должна понять, Джия? — спрашивает Марин, обретя дар речи. — Твое поведение саморазрушительно. Я не могу допустить этого.

— Ты не имеешь права! — кричит Джия. Она не замечает, как к ней подходит Рани. Она обнимает Джию за талию и решительно отводит ее от Адама, поближе к их родным.

— Зачем ты позвала его? — устало спрашивает Марин. Последние гости уже ушли, оставив членов семьи наедине друг с другом. Марин едва заметила их уход, сосредоточив все внимание на дочери. — Зачем ты пригласила его?

— Потому что я люблю его, — говорит Джия, взглядом моля мать о понимании. — А ты все еще любишь дедушку, несмотря на то что он делал с тобой. В чем же тут разница?

* * *

Дом опустел, суматоха праздника далеко позади. Радж увез Джию в город, после того как ушел Адам. Он сказал, что ему надо побыть с дочерью и что они скоро вернутся. Теперь сидящая в оцепенении Марин отрешенно наблюдает за тем, как Рани ставит на стол три чашки чая. Чувствуя необходимость хоть чем-нибудь заняться, Марин начинает составлять список гостей, ставших свидетелями семейной сцены. Завтра она обзвонит их с извинениями. Для нее сделать это — все равно что насыпать соли на рану, признать, что ее жизнь безобразна и все это увидели.

— Выпей, — подбадривает ее Рани и подвигает стул поближе. — Когда я была молодой, если в деревне или в семье возникали проблемы, мы все собирались у кого-нибудь в доме и пили чай, чашку за чашкой. Проходили часы, и проблемы, которые казались неразрешимыми, внезапно решались сами собой.

— Дети тоже пили чай? — спрашивает Соня. — С кофеином?

— Конечно, — отвечает с улыбкой Рани. — В Индии чай — один из основных продуктов питания.

Она пододвигает чашку к Марин:

— Попей. Все станет проще.

— Чай не решает проблемы, — отвечает Марин. Она отодвигает от себя дымящуюся чашку, руки у нее дрожат. Она смотрит на свой телефон, проверяя, нет ли сообщения от Раджа. Ничего. Марин захлопывает крышку телефона. Только дрожь в руках выдает, насколько она напугана. — Мне не хочется задерживать вас, — бормочет она. Ей ужасно стыдно. — Спасибо вам за то, что остались, но у нас все в порядке, — она расхаживает по комнате, постоянно выглядывая в окно. И, почти забывшись, говорит сама себе: — Даже не представляю себе, куда они могли поехать.

— Есть какое-то место, куда Джия любит ходить? — мягко спрашивает Соня, пытаясь хоть чуть-чуть успокоить сестру.

— Нет.

Марин вновь хватает телефон и звонит Раджу, но ее звонок сразу идет на голосовую почту. Она пишет ему смс-сообщение. В ответ — молчание.

— Где же они?! — кричит Марин. Ее руки дрожат, она нечаянно роняет телефон и в ужасе смотрит, как он подпрыгивает на мраморном полу. Она подбегает и проверяет, не разбился ли он. — Телефон работает, — говорит она, успокаивая сама себя. Ею движет какая-то неистовая энергия. Она оглядывается вокруг в поисках занятия. — Нужно навести порядок.

— Все уже сделано, — тихо говорит Рани. — Официанты обо всем позаботились.

— Да, конечно. — Марин снова начинает ходить по комнате, не замечая, что Рани и Соня с беспокойством наблюдают за ней. — Где они могут быть? — взглянув на часы, она высчитывает, сколько времени прошло после их отъезда. Всего несколько минут назад она последний раз пробовала дозвониться до Раджа. — Позвоню-ка опять.

— Эй, — говорит Соня, осторожно забирая у нее телефон. — Почему Джия говорила о том, что ты еще любишь отца? — она делает паузу, давая Марин возможность ответить. — Ты никогда не рассказывала ей?..

— Чего не рассказывала? — спрашивает Марин.

— Что ты напугана, — спокойно говорит Рани. Когда Марин поворачивается к матери, та начинает произносить слова медленно, и каждое дается ей с трудом: — Что ты не доверяешь ей.

— Как это не доверяю?

— Ты не говоришь ей правды.

Марин опускает голову, ей становится горько. Она пытается не показать это, скрыть свою последнюю тайну, но у нее нет больше сил. Она падает в кресло, по ее лицу текут слезы.

— Что же мне делать? — умоляюще спрашивает Марин.

— Дай ей то, чего я никогда не давала тебе, — доверие, — спокойно отвечает Рани. Она вертит золотые браслеты на своих запястьях, по три на каждом. Кажется, Рани колеблется, борется сама с собой. Она нервно сглатывает слюну и кусает губы. Наконец она начинает говорить, но слова будто застревают у нее в горле:

— Когда вы были маленькими, я взяла все золото, которое получила в приданое, и переплавила его, чтобы получилось шесть золотых браслетов, по два для каждой из вас. Но носила их сама, ожидая, пока вы не станете достаточно взрослыми, чтобы беречь их.

Она медленно снимает браслеты и кладет их на середину стола.

— Понимаете ли, это золото было единственной в мире вещью, принадлежавшей мне. Все остальное было куплено на деньги вашего отца. Но это золото было из моего приданого, его подарили мне бабушка с дедушкой.