Обещание страсти - Даниэла Стил

Глава 23

Люк повесил трубку с выражением растерянности на лице, и Кассия сразу все поняла.

– Кто это был?

Можно и не спрашивать. Она знала, кто бы ни звонил, какой бы город это ни был, это не имеет значения. У него всегда такое лицо и такие интонации в голосе, когда звонят по поводу тюрем. Но сейчас, в преддверии Рождества…

– Это был один из моих сумасшедших друзей в Чино.

– И?

Она не позволила ему увильнуть от ответа.

– И… – Он провел пятерней по волосам и зажал в зубах кончик сигары, лежавшей на столе. Была почти полночь, и он ходил по дому в одних шортах, босиком и с голой грудью. – И они хотят, чтобы я приехал. Ты справишься с этим, Мама?

– Ты имеешь в виду, поехать с тобой? – Он впервые предложил это.

– Нет, я имею в виду остаться здесь. Я вернусь к Рождеству. Похоже, я им нужен. Или, по крайней мере, они так думают.

Но в его голосе было что-то грубоватое, чисто мужское; настоящий мачо. И в его словах чувствовался азарт, как бы он ни пытался скрыть его. Он любит то, чем занимается. Встречи, люди, беспорядки, его Дело. Ему нравится мстить «свиньям» и помогать своим братьям. Именно для этого он живет. И в этом мире нет места для Кассии. Это мир мужчин, которые так долго жили без женщин, что могли обходиться без них, если нужно. Им трудно снова принять женщин в свою жизнь. И в этом вопросе Люк несгибаем. Ему и на секунду не пришло бы в голову взять ее с собой. Особенно если там поджидает опасность. И после того, что случилось в Сан-Франциско. И после того, как его едва не застрелили. Она знает: безумие надеяться, что он возьмет ее с собой на этот раз. Он не возьмет.

– Да, я справлюсь, Люк. Но я буду скучать по тебе. – Она постаралась спрятать свою печаль и страх, но он все понял. Она посмотрела на него и пожала плечами. – Что поделаешь. Ты уверен, что вернешься к Рождеству?

– Настолько, насколько можно быть уверенным. Они боятся, что могут начаться беспорядки. Но я думаю, мы сможем все уладить, прежде чем такое случится.

Может быть. Если. Ей интересно знать, действительно ли он этого хочет, или ему больше нравится играть с огнем. Но, наверное, нечестно так думать по отношению к нему.

– Мне очень жаль, Мама.

– Мне тоже, но со мной все будет в порядке.

Она подошла к нему и обняла за шею. Поцеловав его в затылок, она почувствовала пряный аромат сигары. Он отправляется на «войну». Опять.

– Лукас, – она не решалась заговорить об этом, но почувствовала, что должна.

– Что, детка?

– Ты сошел с ума, если собираешься взяться за это дело. Накануне слушания.

Она побоялась озвучить свои страхи, но он понял, о чем она думает. Он сам думал об этом.

– Господи, Кассия, не начинай все снова. – Он вырвался из ее объятий, встал и отошел в другой конец комнаты, полуголый, пыхтящий сигарой, со свирепым выражением лица. – Лучше позаботься о том, чтобы с тобой ничего не случилось. И какая, к черту, разница, чем я буду сейчас заниматься? У них и так накопилась целая куча всякого дерьма, которым меня будут забрасывать на слушании. Я занимался этими делами с момента, когда вышел из кутузки. Ты думаешь, еще один раз что-то изменит?

– Может быть. – Она неподвижно стояла и не отрываясь смотрела ему в глаза. – Может быть, этот один раз будет решающим в выборе между тюрьмой и свободой. Или между жизнью и смертью.

– Чепуха. И в любом случае я должен это сделать, вот и все.

Он ушел в спальню и захлопнул за собой дверь. Она стала размышлять над тем, насколько она близка к истине. Он не имеет права так поступать с ней, ставить на карту свою жизнь, а вместе с ней и жизнь ее самой. Если эта поездка будет стоить ему свободы или жизни, что, по его мнению, это сделает с ней? Или он об этом не думает? Ублюдок.

Кассия направилась вслед за ним в спальню и остановилась, глядя, как он достает из шкафа чемодан. Она наблюдала за ним с горящими глазами и со свинцовой тяжестью на сердце.

– Лукас. – Он не ответил. – Не уезжай, пожалуйста, Люк, не ради меня. Ради себя.

Он обернулся, чтобы взглянуть на нее, и она без слов поняла, что проиграла.

Двадцать третьего декабря она наконец получила от него звонок, которого боялась. Он не приедет домой на Рождество. Он не сможет вырваться еще по меньшей мере неделю. Четыре человека уже погибли в результате забастовки в Чино, и последнее, о чем он может думать, – это Рождество и дом. На очень короткое мгновение Кассии захотелось высказать ему, какой он негодяй, но она не смогла. Он не негодяй. Он просто Люк.

Она не захотела признаваться Эдварду, что собирается встретить Рождество в одиночестве. Это такое грустное признание, расписка в своем поражении. Он постарается быть с ней милым и будет настаивать, чтобы она провела Рождество с ним на Палм-Бич, одна мысль о чем ей ненавистна. Она хотела провести этот праздник с Люком, а не с Эдвардом или Хилари. Она поразмыслила над тем, не полететь ли ей в Калифорнию, чтобы удивить его, но сама знала, что ей будут не рады. Его не позабавит и не порадует ее выходка, кроме того, у него вряд ли найдется для нее время.

Итак, она одна. Со стопкой выгравированных приглашений и написанных красными и зелеными чернилами записок с предложением зайти выпить или заскочить на самую шикарную вечеринку. За такие приглашения большинство людей отдали бы все. Гоголь-моголь, пунш, шампанское, икра, паштеты, симпатичные маленькие сувенирчики от Бенделя или Кардена. Череда благотворительных балов, торжественный прием в Опере, праздник на коньках в Рокфеллер-центре в ознаменование бракосочетания Халперна Медли и Марины Уолтерс. «Эль-Марокко» будет насыщен атмосферой праздника. И всегда можно отправиться в Гштаад или Шамони, Куршавель или Клостерс, Афины, Рим, Палм-Бич. Но ничто не привлекает ее. Совсем.

Слегка поразмыслив над этим, она решила, что будет себя чувствовать менее одинокой в одиночестве, чем посреди пустого веселья. Она не настроена празднично. Она подумала, не пригласить ли кого-нибудь из друзей, чтобы составить ей компанию, но не смогла решить, кого именно она хотела бы позвать. Только Лукаса. И все другие будут заняты своими планами, как сейчас они заняты в Бергдорфе или Саксе, покупая жуткие розовые тапочки и зеленые платья, или попивая ром в Дубовой комнате, или помогая своим матерям подготовиться к празднику в Филадельфии, или Бостоне, или Бронксвиле, или Гринвиче. Все наверняка были очень заняты, а она совершенно одна. Она и целая армия швейцаров и прислуги, каждый из которых получил определенную сумму. Пятнадцатого декабря управляющий домом ненавязчиво прислал ей вместе с почтой их список. Двадцать два человека, ожидающих своей подачки. Веселого Рождества!

В полдень двадцать четвертого декабря Кассия поняла, что ей нечем заняться. Она разгуливала по квартире в кремовом атласном халате и улыбалась про себя. На улице земля была уже покрыта снегом.