А жизнь продолжается - Кнут Гамсун

— Хорошо, что ты пришел, — сказала Корнелия.

— Да? — спросил он. — Почему это?

— Все, больше я ничего не скажу, — ответила она, и подошла к нему, и стала выказывать ему свое дружеское расположение.

Август поднялся и собрался уходить. Досадуя на то, что Хендрик, того и гляди, оттеснит Беньямина, он сказал:

— Негоже тебе, Корнелия, заводить шашни со всеми подряд. Ты что, забыла, что вашу с Беньямином помолвку должны были огласить в церкви?

Корнелия ответила:

— Я твердо не обещалась. Хендрик, ты этому не верь.

Возвращаясь домой, Август убеждал себя, что не все еще потеряно, в душе у него по-прежнему неистребимо жила надежда. Корнелия держала его трость у себя на коленях и сама похвалила его игру…

Из-за кустов вышла Осе и стала у него на дороге.

Падаль и шваль, лучше-ка обойти ее подальше, чтоб не запачкаться.

А она что-то такое бормочет, и кривляется, и пророчит ему беду, и сплевывает, словом, проделывает все свои фокусы, которыми привыкла пугать добрых людей.

Вот мерзопакостная баба, ну да он возьмет ее лаской, вот именно, он обойдется с ней мягче мягкого, мы просто над ней малость потешимся.

— Ну что, долговязая чучела, вышла на промысел? Рыщешь по дворам в поисках собачьего варева, чтоб не помереть с голоду? Жалко мне тебя, Осе, уж не взыщи, но как завижу тебя, меня прямо смех разбирает, ха-ха, до того ты закостенела и высохла, наверняка и давалка у тебя пересохла. Я бы подал тебе на бедность, да не хочется об тебя мараться. Не-а. Потому как Господь тебе даже и не подобрал названия, до того ты убогая. Оставайся с миром!

XXX

И все-то Август должен улаживать.

В одиннадцать вечера, когда он уже улегся, в окно к нему постучались. Распахнув его, он увидел почтмейстера Хагена и, выслушав, в чем дело, торопливо набросил на себя одежду. А виной всему были рабочие — они начали ломать капитальную стену!

Почтмейстер вышел на свою вечернюю прогулку и все обнаружил. Он думал остановить их, а они сослались на Августа и продолжали орудовать балдой, кувалдами и ломами, крушили такую хорошую стену, да еще с песнями.

Черт бы их побрал, никогда они не выполняют приказы! Ломать стену ночью, когда это нужно было сделать днем от восьми до часу!

Почтмейстер мчался как на пожар, Август, который и сам был зол на рабочих, бежал с ним ноздря в ноздрю. Запыхавшись, примчались они на пустырь.

— Я отдавал вам такое распоряжение?! — заорал Август.

Рабочие не виноваты, совершенно не виноваты. А-а, это он насчет сроков? А они взяли и решили: сегодня ночью. И чего только они не готовы сделать ради аптекаря. От восьми до часу, а почему именно?

Август покачал головой и отвел почтмейстера в сторону. Откровенно говоря, Август был очень даже доволен, теперь он с самой что ни на есть чистой совестью мог валить на рабочих — которые опять же не виноваты. Только незачем почтмейстеру слушать их болтовню про таинственное «от восьми до часу».

Они оглядели руины, от стены осталось уже так мало, что лучше бы ее доломать. Август покачал головой, вид у него был расстроенный.

— Почтмейстер, вы же сами слышали, они действовали вопреки моим распоряжениям.

Да, почтмейстер это слышал.

— Им ведь что было сказано: залить полупалубу по чертежам почтмейстера, да на отличку.

— Да. Как же можно было так ошибиться? А о каких это они говорили сроках?

Август тотчас нашелся:

— А это когда мы будем ставить опалубку — чтоб закончить к тому времени, когда вы освободитесь, в случае, если вы захотите что-нибудь изменить.

— Ну тогда все понятно, — сказал почтмейстер. — А вам не кажется… раз они уже столько снесли… уж лучше довести это до конца?

Да, Август был такого же мнения. Иного выхода не было.

— Прошу вас сто раз извинить меня за доставленное беспокойство!

Август только рукой махнул:

— Да ничего страшного! — И грозно прикрикнул: — Валяйте, ребята, так ее! Но уж завтра я с вами поговорю!

Так что он и это тоже утряс.

Утром Август позвал Стеффена, чтобы вдвоем перевезти мебель в охотничий домик. Рабочие были уже на линии, они разделались со стеной в час ночи, за оставшиеся пять часов успели еще как выспаться и с новыми силами бурили отверстия. «Полный порядок, десятник, все будет в лучшем виде! А главное, аптекарь вернется домой, глядь, а стены-то и нет!» Август ни словом не попрекнул их за невыполненное распоряжение. Только он знал их насквозь: когда они с таким жаром берутся задело, пыл у них в скором времени остывает, поэтому установить ограду за неделю, пожалуй, будет непросто…

Август встретился в конторе с хозяином. И завершилась их встреча несколько неожиданным образом.

Консул принял Августа без опаски, ведь в прошлый же раз все обошлось. Но за это время Давидсен успел уволиться, и консулу пришлось взять на себя его обязанности. Взять на себя банк! Черт возьми, на собрании правления к нему приступили ну прямо-таки с ножом к горлу, другой кандидатуры не было, а банк не мог оставаться закрытым. Да это просто безумие: у него свое дело, и торговые агенты, и британское консульство, и Сегельфосская усадьба, и все требует присмотра, ему нужно вести двенадцать бухгалтерских книг, не считая деловой переписки. А теперь на него взвалили еще и банк! И все оттого, что Август попросил денег у Давидсена.

Теперь Август наверняка прибежит к нему и потребует свои деньги, скорее всего он сегодня же и появится. Только получить их у консула будет не легче, чем у Давидсена, у консула тоже есть совесть, и он намерен оберегать интересы людей, которые расшвыривают свое состояние. Август не получит у него ни гроша, тут консул будет тверд, как кремень!

— Послушайте, Подручный, — сказал он, — Давидсен из-за вас уволился.

— Из-за меня? — удивился Август.

— Более того, я вынужден был его заместить.

— Быть такого не может! — воскликнул Август. — Я ж на него не стучал кулаком.

— Я не знаю, что между вами произошло, да и не желаю этого знать.

— Я всего-навсего попросил выдать мне несколько тысяч крон.

— Правильно, — сказал консул. — А его совесть, насколько я понимаю, ему не позволила.

Август поразмыслил:

— Если б я знал, к чему это приведет, я бы не стал просить у Давидсена ни единого эре. Потому что деньги мне оказались без надобности.

— Без надобности? — изумился консул.

— Да. Я уже не покупаю овец. Потому что на пастбище может не хватить корму.

У консула как гора с плеч.

— Вон как. Ну что же. Это меняет дело. Так, значит, у вас такая прорва овец?

— Да нет! Несколько тысяч. Надо свериться с записями, тогда скажу точно.

— Это действительно меняет дело, — пробормотал консул. — Значит, деньги вам уже не нужны?

— Нет, — ответил Август. — То есть я собираюсь прикупить несколько усадеб, но это не раньше будущего года.

— Несколько усадеб, говорите?

— Чтоб заготавливать фураж для моего стада.

Консул снова в растерянности.

— Да-а. Гм! Такие планы требуют больших средств.

Август улыбнулся:

— Средства, я думаю, найдутся. Я веду разные дела и во многих странах.

— Это меня радует! — сказал консул. — Я от души желаю, чтобы дела у вас шли хорошо. Что ж, отлично! Кстати, Подручный, я, собственно, хотел спросить у вас совета. Как я уже сказал, мне навязали банк. Вроде бы он и под боком, но ездить туда на автомобиле — глупо, а ходить пешком — терять драгоценное время. Как по-вашему, не перевести ли мне банк сюда?

Август смерил глазами контору.

— Конечно, придется сделать пристройку, — поспешно добавил консул.

Тогда Август кивнул:

— Пристроить вот с этой стороны и прорубить дверь.

— Верно, — сказал консул. — А во что это обойдется? Ну приблизительно?

Август опять улыбнулся:

— Я думаю, господин консул это вполне осилит. Если хотите, я составлю смету.

— Составьте, пожалуйста. Три помещения: сам банковский зал и две конторы. Все из дерева.

О, что касается непродуктивности, то тут они были два сапога пара. Им бы только строить, и затевать новое, и пускать капитал в оборот — покуда он есть.

Перед уходом Август спросил:

— А теперешнее помещение кому принадлежит, банку?

— Нет, мы снимаем его у шкипера Ульсена, — сказал консул. — Ну хорошо, Подручный, не буду вас больше задерживать. А насчет Давидсена — он прекрасный и порядочный человек, который всем желает только добра. Но разумеется, вы вправе распоряжаться своими деньгами.

Все, с Августом улажено. Гордон Тидеманн остался доволен.

То, что он хотел перевести банк, было не просто прихотью. Конечно же, его не устраивал этот низкий домишко, рассчитанный на маленькую шкиперскую семью, он привык к высоким дверям и широким окнам. Но после того как он выстроит новое помещение и подсчитает издержки, он сам будет сдавать его банку и обеспечит себе контракт о сдаче внаем на двадцать лет вперед. Так что это не просто прихоть, Гордон Тидеманн был еще и деловым человеком.