А жизнь продолжается - Кнут Гамсун

Что до Августа, то он сидел и завирался в свое удовольствие. Потому что был сегодня в радужном настроении, ну а как же, все теперь складывалось как нельзя лучше, денег убыло, овец прибыло, есть крепкая надежда заполучить девушку в Южном, всеобщее уважение и пиджак на шелку. А старался он, мозолил язык не для кого-нибудь, а для Эстер, никто не умел слушать так, как она, глаза и щеки горят, грудь вздымается. Эстер была вдохновенной слушательницей, ему не было нужды сдерживать себя, и не перебарщивать, и умалять чудесное, в полленских горницах слыхивали и про Билеалову комету, и про девушку, что утопилась в море. О, длинными зимними вечерами сколько же в полленских горницах их было поведано, сказаний и таинственных происшествий, а уж спето песен…

— Да уж, Август, чего ты только не навидался! — сказала фру Лунд. — Прямо заслушаешься. Я все вспоминаю Поллен, сколько же ты там всего затеял, понастроил и насадил.

— Это в Поллене-то? — отозвался Август. — Да ну, пустяки! Жалко вот, адвокат решился ума, он все упрашивал меня пойти к нему в компаньоны, тогда б мы открыли банк. Это было бы самое подходящее для меня дело, я ж на этом собаку съел.

— Да у тебя и без того столько всего на руках. И как ты все успеваешь?

— Привычка, — ответил он.

Сейчас они были наедине и могли говорить свободно. И у фру Лунд сразу же развязался язык. Нет, она вовсе не собиралась плакаться, просто Август был душа-человек, притом старый знакомец.

— Ну как, у вас по-прежнему все в порядке? — спросил он.

— Да вроде бы, — ответила фру Лунд. — Когда он только-только вернулся домой, все было чудесно и замечательно, а потом уже стало не так. Да я ничего и не ожидала.

Август понял по ее тону, что пылкие чувства по той или иной причине несколько поостыли и радость схлынула. Он сказал:

— Так, значит, доктор купил себе мотоцикл?

Ну да. Только что удивительно, с появлением мотоцикла в доме стало ничуть не благостнее, а совсем даже наоборот. Теперь он уже больше не упоминает про свой изъян и не говорит, как чудно, что она готова терпеть его с искусственным глазом. А стало быть, и у нее нет повода сказать ему, что, даже если б он ослеп, все равно он ей нужен. Нет, он уже привык и считает себя таким же полноценным, как раньше.

— Да, так вот оно и бывает! — произнес Август, чтобы хоть что-то сказать.

А теперь вот он купил мотоцикл, и ему хочется, чтобы она за него боялась, когда он ездит. Это что, действительно так опасно?

— Ничего подобного! — презрительно сказал Август. — Просто он еще в себе не уверен.

Так с какой стати ей сидеть и трястись от страха? А он как раз этого и добивается. А еще он запретил ей ходить в Сегельфосскую лавку, где торгует кудрявый приказчик, да ты его знаешь. Нет, ему это не по нраву. А другой раз она встретила на улице нового помощника судьи, так ему и это не понравилось.

— А я о чем говорю! — воскликнул Август. — Я знаю, как оно бывает, ежели люди характерные. Но только не надо из-за этого переживать.

Видит Бог, ей и словом-то перемолвиться особенно не с кем, да и о ком ей еще беспокоиться, ну что бы ему пойти ей навстречу, но он до того неуступчивый. Они ж не ходят в кусты и не обжимаются, потому как это стыд и срам и никуда не годится. Но он такой. И хотя у него стеклянный глаз, который ему приходится вынимать и споласкивать, она как-то возьми и скажи, что этот глаз такой же красивый, как и другой. Потому что он говорит, раз это по ее вине он остался без глаза и на всю жизнь сделался инвалидом, то не грех бы ей и посокрушаться. Но ведь так оно и есть, ведь это она привела тогда Осе и стала всему причиной. То же самое и с мотоциклом, он говорит, ее не волнует, как он ездит, так какая разница, если он потеряет и второй глаз. Ну разве ж так можно?

— Хотите, я с ним потолкую? — предложил Август.

— Нет, нет, нет! — вскричала она испуганно. — Обещай, что не проговоришься и не покажешь виду.

— Да мне ничего не стоит.

— Нет, даже и не думай, будет еще только хуже. Да и по правде, не так уж все и плохо, он ведь может и по-хорошему, бывает, он скажет: «Ты же знаешь, Эстер! Ты да я…» Если б мне только было позволено, если б мне понести и родить девочку, я бы и словечка не молвила.

— Что значит позволено? Да я бы и спрашивать не стал!

— Ты так думаешь? Он ведь много лет вообще не хотел детей, ну а теперь считает, у нас их достаточно. А как бы славно после мальчиков родить девочку, или двух девочек, уж такое это было бы для меня утешение. А он не хочет. Ну а я ему повинуюсь, как оно и положено.

— Ничего вам такого не положено! — неожиданно провозглашает Август. — Где это слыхано! Вам нужно всего-навсего взять да и забеременеть. Разве это не написано нам на роду и разве не это заповедал Господь иудеям и прочим людям! Вы знаете, как вам за это взяться?

— Знаю, — без обиняков отвечает повеселевшая фру Лунд. — Я уж сколько раз думала пойти ему поперек, да все не решалась. Ведь оно откроется.

— Откроется? Ну так что? Это будет уже потом. Дадите ему с денек выговориться, на том и закончится.

— Знаешь, Август, — вдруг произносит фру Лунд, — когда ты сидишь вот так вот и меня уговариваешь, мне кажется, ничего тут такого и нету, другой раз я возьму и так прямо и сделаю.

Ублаготворясь, они все еще продолжали обсуждать эту тему, когда в гостиной вновь появился доктор. Мальчиков он не нашел.

— Очень жаль, — сказал, поднимаясь, Август, — так я ваших мальцов на этот раз и не повидал.

— Куда вам спешить, посидите еще немножко.

Август:

— Я и так уже засиделся, собственно, я зашел к вам по дороге на телеграф. Дело в том, что я хочу заказать мотор для консульской шхуны.

— Для шхуны?

— Да, только он должен быть наподобие тех, которые устанавливает на своих рыболовецких судах Вандербильт.

Он покинул их, довольный в душе, что помог советом бедной малютке Эстер. Где это слыхано, чтобы муж так артачился! Ну погоди же!

Тут-то его и перехватил аптекарь Хольм.

— Вот какая штука, — сказал ему Хольм, — похоже, я стал владельцем того самого пустыря. Какого вы на этот счет мнения?

— Самого что ни на есть положительного. Вы будете строиться?

— Если только сперва заполучу ваших рабочих, чтоб закончили подвал.

— За этим дело не станет.

— О, — сказал Хольм, — с вами можно иметь дело! У вас есть время, чтобы пройтись со мной до гостиницы? Там сидит дожидается одна дама, которая вам обрадуется.

Они пришли в гостиницу, где Августу был оказан радушный прием, старая хозяйка воскликнула:

— Подручный, до чего ж приятно тебя видеть!

Хольм:

— Похоже, я купил пустырь.

— Так выпьем! — предложил Вендт.

— И Август обещает одолжить мне своих рабочих.

Старая хозяйка:

— Так оно и будет. Он человек отзывчивый.

От внимания Августа не ускользнуло, что она немножко принарядилась. Он начал догадываться, что собрались они тут не случайно, однако не стал задавать никаких вопросов. Разглядывая чертежи почтмейстера, он одобрительно закивал, но, дойдя до так называемой полупалубы, покачал головой. О, Август не новичок в строительном деле, он заливал фундаменты и ставил дома с незапамятных пор, эта самая полупалуба слишком неестественна и зависает в воздухе, под нее надо будет подводить опоры.

— Что же нам делать? — спросил Хольм.

— Взять и передвинуть заднюю стену на один метр внутрь. Материалы есть, останется лишь заплатить рабочим. Но за полупалубу и опоры тоже ведь придется платить, оно так на так и выйдет.

— Вы думаете? Мне очень бы не хотелось ничего переделывать, а то почтмейстер обидится.

Ха! Август уже придумал, как выйти из положения: заднюю стену рабочие могут снести за каких-то несколько часов, а когда придет почтмейстер, то выяснится, что сделали они это, к сожалению, по невежеству, не разобрав чертежей! Август не шутил, он говорил со знанием дела, у него и в мыслях не было наносить кому-то обиду. Ведь на идею почтмейстера построить одноэтажный дом никто и не покушается, все расчеты — его, три подвальные стены так и останутся.

Хольм уступил. Ну как старой хозяйке не гордиться своим Подручным!

— Мы спустимся не прежде, чем услышим гудок! — предупредил Вендт. — Ах ты черт, стоило мне только сказать… Но допить мы еще успеем!

По дороге на пристань Август сообразил, что его спутники не просто идут туда поглазеть, а сядут на пароход. Однако он по-прежнему не задавал никаких вопросов, даже не полюбопытствовал, поджила ли у старой хозяйки рана. Вид у нее был свежий, настроение бодрое. На слова Хольма, что он немножко волнуется и робеет, она со смехом ответила:

— Да отчего же? Пусть их себе удивляются на здоровье! А если наш отъезд вызовет какие-то недоумения, Подручный сумеет им все объяснить.