А жизнь продолжается - Кнут Гамсун

Он сказал, не отвечая ей прямо:

— Ну, это был еще не самый большой нож! Я видел и почище ножи, которые прячут за голенище, а кинжальчик, что носят на боку в ножнах, — это ерунда. Чем вы смазали рану?

— Ничем, просто наложила лоскут. Промыла сперва, а потом наложила вот этот лоскут.

— Лоскут — это хорошо, — сказал Август. — Лично я ничего другого не употреблял. Но я могу спросить доктора.

— Бога ради, спроси! Только не говори про нож, скажи, что я поднималась по лестнице, споткнулась — и упала ничком.

— Само собой, — заверил ее Август. — Это произошло вчера вечером?

— Да, ночью. Прямо у моего окна.

Услышав это, Август покачал головой.

— И в сорочке какая дырища, на самом видном месте, — посетовала старая хозяйка. — А сорочка новехонькая.

— Крови много было?

— И не говори! А сорочку я выстирала, чтоб никто не видал. Никто ничего не знает.

— До чего мне вас жаль!

— Знаю, что жаль, ты всегда меня так поддерживал…

Август отсутствовал очень недолго, а вернувшись, попросил разрешения снова взглянуть на рану, после чего взял и рывком отодрал лоскут.

— Прошу прощения! — сказал он.

— Ой, как больно!

— Так велел доктор, чтоб еще чуток покровило. А теперь я должен капнуть вот из этого пузырька, — сказал Август. — Щипать не будет нисколечко, — пообещал он, — зато очень поможет.

Август щедро полил рану, и там-таки защипало, защипало так, что не приведи Бог. На лице у старой хозяйки крупными каплями выступила испарина, однако она не издала ни звука, единственно, пока ее немножко не отпустило, судорожно стискивала кулаки. Напоследок Август залепил рану пластырем:

— Ну вот, теперь все как рукой снимет!

— А что сказал доктор, он о чем-нибудь спрашивал?

— Да нет. Раз это для одного из моих рабочих, так он их и раньше пользовал. Случается, они задурят и, осерчав, пыряют друг дружку, ну и вот…

Наконец Август освободился и мог отправиться по своему важному делу и осуществить задуманное. Он был уже на полпути. Однако, подойдя к Сегельфосской лавке, он увидел, что она заперта, а ему там позарез надо было купить одну вещь. А именно изящное кружево, которым можно обшить сорочку, он видел такое у старой хозяйки.

Ничего не поделаешь, придется возвращаться домой. Возвращаться домой, и думать свою думу, и коротать ночь. Теперь у него было все, что ни пожелаешь, а вот покоя не было.

Но и другим тоже приходилось несладко, утром за ним снова послала старая хозяйка. Она провела беспокойную ночь, то и дело просыпалась, ей снились кошмары.

— Не сердись на меня, Подручный, войди в мое положение. Если бы только аптекарь был дома!

Август поразмыслил и сказал:

— Да он уже на обратном пути.

— Ты думаешь?

— Он совсем близко. Еще сутки, и он будет тут.

Это ее подбодрило.

— Только бы знать, что у меня нет внутреннего кровотечения!

— Да нет же, вам это нисколечко не угрожает! — как всегда, уверенно заявил Август. — Дорогая вы моя, в меня десять раз стреляли из револьвера, наносили множественные ножевые раны, и ни разу у меня не было внутреннего кровотечения.

Тут она ободрилась, но все-таки, не удержавшись, спросила:

— А когда же оно бывает?

— Когда нож протыкает тело насквозь и выходит с другой стороны, — объяснил Август. — Тогда мы можем говорить о внутреннем кровотечении. Потому что природа здесь бессильна и раны эти не залечиваются. Только такие ножи в наших краях не водятся.

— Ты уверен? А я слыхала, бывает, что истекают кровью.

Август продолжал ее успокаивать:

— В таком случае вы бы не протянули и полчаса. Нет, вы бы уже лежали холодным трупом. И завтра в это же самое время дня мы бы свезли вас на кладбище. Да вы сами подумайте! Мы бы даже не успели позвать пастора, чтобы он дал вам причастие. И вся кровать у вас была бы в крови.

— Ох! — поежилась старая хозяйка.

— У вас где-то болит?

— Да вроде бы. Ладно, что будет, то будет, — сказала она удрученно, — тут уж я ничего не могу поделать. Подручный, позволь, я тебя кое о чем спрошу: когда ты запирал каюту, ты не видел, там на койке не лежал пояс?

— Лежал, — ответил он. — И пояс, и несколько шпилек, и другие дамские вещицы. Я так сразу и подумал, что это забыла жена шкипера. А почему вы спрашиваете?

— И куда ты все это подевал?

— Да там ничего ценного, выкинул за борт.

— О-о… пряжка-то была серебряная! — воскликнула жена Теодора Лавочника. И прибавила: — По крайней мере, так я слыхала.

— Вот и нет, она была просто никелированная, — возразил Август.

— Правда? Ну и хорошо тогда, что ты ее выбросил. Только куплена она была и оплачена как серебряная… так я слыхала, — прибавила она. — Ну да Бог с ней совсем, мне сейчас не до этого, я, может быть, истекаю кровью.

Август:

— Вы истекаете кровью не больше, чем я. Что же это я хотел сказать… ах да, пора уже выбирать лососевую сеть, а некому.

— Ну и что? — произнесла она, далекая от лососевых сетей и всего мирского.

— Так Александер-то запропал.

— Ну и что?

— Александер из усадьбы, да вы его знаете. Он ушел покупать для меня овец и не возвращается, хотя пора уже выбирать сеть. Четвертый день пошел, так что я даже и не знаю…

Август начал подозревать цыгана. Куда тот подевался? И почему послал ему вдруг записку? Старая хозяйка не могла или не хотела сообщить об Александере ничего нового, но ведь он отправился в путь-дорогу, имея в кармане четыре тысячи крон.

Первым делом Август позвал себе на подмогу Стеффена, и они выбрали сеть. Дольше ее оставлять было нельзя. В сеть попалась всего одна рыбина, зато крупная, она пойдет на господский стол, и вся недолга.

Следующим делом надо было найти докторовых мальчуганов. Дома их не оказалось, он отыскал их только пополудни, в усадьбе у пастора, они помогали убирать сено. Раздетые, в одних рубашках, они сноровисто работали, не отставая от взрослых. За труды свои они ничего не требовали, кроме харчей, о чем договорились с батраком твердо-натвердо. «Что ж так?» — спросил тот. «Да у нас сегодня дома на обед рисовая каша». — «Ау нас, наверно, селедка» — сказал батрак. «Вот здорово!» — обрадовались мальчуганы.

Они рассказали Августу, что, услыхав вчера ночью, как гудит рейсовый пароход, побежали на пристань, там к ним подошел Александер и передал записку, а в самый последний момент он поднялся на борт.

Цыган уехал на север.

Свершив свое последнее деяние на суше и зная, что земля горит у него под ногами, он поспешил на пристань, махнул на борт — и был таков.

А как же с овцами, которых он должен был купить на четыре тысячи?

Август направляется в Южное селение. У него появилось новое важное дело: он пошлет Маттиса на горное пастбище за Йорном Матильдесеном, а сам останется дожидаться, лучшего предлога не сыщешь.

У Тобиаса вся семья на уборке сена, надо успеть его вывезти, пока не сгноил дождь. Родители и сейчас на стороне Августа, он прекрасно видит, что они хотят ему посодействовать, но Корнелия не отходит от матери, и ему никак не удается поговорить с ней один на один. Странно она ведет себя, должна же она понимать, что он ждет от нее ответа.

В соседней усадьбе тоже вывозят сено, и Август решает туда наведаться. С тех пор как он купил у них овец за баснословную цену, хозяева почитают его как незнамо кого, они здороваются с ним, кивают и улыбаются на каждое его слово.

— Прямо душа радуется, — говорят они, — когда видишь в горах такое громадное стадо.

— Это только начало, — отвечает Август.

Он отводит Хендрика в сторону и спрашивает этак между прочим, как у него дела. Спасибо, но только дела у Хендрика неважнецкие, Корнелия окончательно с ним порвала. Он слыхал, что в следующее воскресенье у нее назначено оглашение.

— Ну-у, насчет этого я не знаю, — заметил Август.

— Она и забыла, что дала мне обещание, — пожаловался Хендрик. — У нас все было уже договорено, она даже подбила меня летом креститься наново. А теперь я ей не ко двору, потому что у меня нету велосипеда, а у него есть и он носится на нем вихрем. А еще он подарил ей цепочку с сердечком и меховой воротник, она сама мне показывала. И так они между собой поладили, что мне прямо и жить не хочется.

Август и сам страдает от безнадежной любви, но положение Хендрика поистине его трогает. И поэтому он собирается кое-что предпринять, а именно попридержать Беньямина, этого принца на велосипеде, этого нахалюгу, которого он вытащил из грязи и обеспечил на целое лето хорошим заработком. Август раскидывает умом, а ум у него быстрый, неужели он не найдет выхода! Он спрашивает:

— Скоро вы уже управитесь с сеном?