Гранат и Омела (СИ) - Морган Даяна

— Она знает, как выбраться из Саргона? — Варес опять его перебил, глядя Авалон в глаза. Дамиан раздраженно фыркнул.

— Насколько я поняла, она участвовала в войне и пыталась отразить нападение на город. Она хозяйка гостиницы «У Марты». И она знает тоннели, честно. Она нас пыталась вывести из города…

Варес задумчиво потер подбородок и поправил усы.

— Обратиться за помощью к вёльве? Хммм… пахнет, как отлучение от Храма.

Дамиан открыл рот, спросить, кого он помнит из гарнизона, потому что уверен был в благоразумности капитана, но не успел и слова проронить.

— Я в деле. — Варес уперся в колени и встал.

Дамиан аж забыл, как разговаривать. Чуть не подавившись языком, он тоже поднялся.

— Нет!

— У тебя есть другой вариант?

— Да! Твои знакомые из гарнизона.

— Я сказал тебе, что это может не выгореть. К тому же, меня могут сдать.

— Насрать. Придумаем что-нибудь! Да хоть этот завал руками разберем.

Варес закатил глаза и направился к выходу.

— Стоять, капитан! Это приказ инквизитора, — Дамиан был уверен, что «магия» повиновения вышестоящему храмовнику сработает.

Всегда срабатывало.

— Осади, Баргаст. Ты больше не инквизитор. — Варес обернулся и пожал плечами.

Всегда да не в этот раз.

— А вот я все еще капитан, — добавил он, усмехнулся и был таков.

Дамиан впал в тихую, ледяную ярость. Он то и дело поглядывал на Авалон, представляя, как душит ее. Вот только мысли его, как и Варес, оказались своевольными: то и дело подсовывали ему образы их сплетенных тел. А Авалон как будто вообще не замечала, как сильно вывела его из себя. Жалась в стеганке Вареса, уткнувшись подбородком в колени, и не смотрела на Дамиана. Он хотел подойти и заставить ее поднять на него глаза. Осознав, что действительно делает к ней шаг, он ушел к лестнице.

Тьма скрывает гнусные пороки, таящиеся в темных углах, куда не попадает ни один отблеск княжева огня. Вёльвы, дщери Лилит, вскормлены тьмой и лунным светом. Сладострастие — их яд. Ложь — их язык. Грязь — их суть. Да будешь ты непоколебим, сын огня да земли, вознеся меч свой над гнилыми созданиями тьмы, Лилит, вечного врага Князя мира сего.

Дамиан повторял наизусть параграф Княжевого писания, раздирая руки в кровь оторванной от лестницы щепкой. Он не мог нагреть ее от огня и очистить помыслы от греховных мыслей, но нахлынувшая боль принесла ему облегчение. Он мечтал об этом моменте еще тогда, касаясь ее кожи. Он был одурманен пороком. Одурманен ее вёльвским ядом. Одурманен и отравлен. И не будет ему спокойствия, пока он не очистится огнем.

Дамиан потерял понимание времени, причиняя себе боль. Он разодрал обе руки, пытаясь избавиться от желания, плескавшегося ядом в венах, и жара, скопившегося в паху. Раны приятно пульсировали, кровь щекотно скользила по коже и капала с пальцев прямо в пыль, где скатывалась в маленькие шарики грязи. Однако одна мысль о ее мягких губах вновь подкармливала огонь в его груди, и все приходилось начинать заново.

Звук открывающегося люка заставил его вздрогнуть. Одернув рукава, Дамиан резко поднялся с лестницы и уставился вверх. Он надеялся, что Варес придет ни с чем. Но в последнее время Князь отвернулся от его молитв. Зря было надеяться на его снисхождение в этот раз.

— Жив, значит, — едва только спустилась, скривилась Марта и подбоченилась. — Жаль. Но правду говорят: ослы не мухи, не мрут от оплеухи.

Варес ухмыльнулся. Дамиан сжал кулаки и едва сдержался от ответного оскорбления.

Нетерпеливые до старости не доживают.

Терпение — добродетель успеха.

Никогда еще наставления Симеона не казались такой отборной чушью. Дождавшись, пока Марта пройдет мимо, к Авалон, Дамиан бросил на Вареса взгляд, который испепелил бы его на месте, если бы его взгляды на него действовали. По-видимому, Варес остался невосприимчив, судя по тому, что его ухмылка стала шире.

— Потрясающая женщина!

— Иди на хер, Варес! — процедил Дамиан и направился туда, где находились вёльвы. Не хватало еще, чтобы они придумали план побега за время его отсутствия.

— Есть идти на хер, сир! — хохотнул Варес.

Дамиан, не поворачиваясь, швырнул в него щепку. Только благодаря боли в ноге он смог не заорать. Сколько бы он ни старался держаться своей веры и благочестия, его все равно словно горной лавиной сносило к реальной измене Храму. Сначала Граната с ее кровавой сделкой, потом новая кровавая сделка с Авалон, после этого — обряд сживления, поцелуй с вёльвой, а теперь еще и сотрудничество. Чем он теперь не предатель? Кто-то донес Падре, что Дамиан вступил в сговор с вёльвой, и тогда это была ложь. А теперь? А теперь Дамиан своими руками навертел такого, что сам запутался: предатель он или нет, ведь стоило совершить одну измену, и она могла проложить путь для новых.

Окончательно увязнув в сомнениях, он, хромая, добрел до их своеобразного лагеря. Марта, тихо переговаривавшаяся с Авалон, замолкла и злобно уставилась на него. Дамиан прикусил щеку изнутри. Вёльва нужна была для его выживания. И все же не зубоскалить оказалось до невозможного тяжко. Особенно при условии, что Марте рот никто не заткнул.

— Теперь-то ты моей помощи желаешь, да, инквизитор?

Дамиан из последних сил молчал.

— Твоими стараниями она простыла, и начался жар, — проворчала Марта, указывая на Авалон.

— Моими стараниями? — огрызнулся он. — Я ничего не сделал.

— Вот именно! — Марта перевела взгляд на Вареса. — А ты чего шкеришься, как ишак?

Физиономия капитана вытянулась от восхищенного удивления. Дамиан готов был встряхнуть его за плечи, чтобы сбросить с лица это благоговейное выражение.

— Тебя это тоже касается. — Марта продолжала распекать Вареса. — Начнется у нее лихорадка — твой бестолковый брат загнется раньше, чем мы выберемся из города. С обрядом сживления шутки плохи!

Варес нахмурился и повернулся к Дамиану с немым вопросом в глазах, и этот вопрос напомнил Дамиану глубокую черную пещеру, в которую совсем не хочется входить.

Дойдут и до глухого вести, как ты ни пытайся его увести.

— Он умирал. Только так я могла его спасти, — подала голос Авалон, даже не посмотрев на него. Дамиан хотел разозлиться из-за того, что она влезла в их разборки, но тем не менее внутри ощутил облегчение. Возможно, с таким объяснением ситуация, в которой он оказался против своей воли, не будет казаться Варесу настолько катастрофичной, какой была на самом деле. Дамиан не хотел потерять его дружбу и верное плечо. Варес молчал, и Дамиан не выдержал тяжелой гнетущей тишины.

— Твоя цена за безопасный выход из города?

— Кровавая сделка. Я выведу вас из города, а ты, остолоп, должен довезти нас до горячих источников в трех днях отсюда.

Да лучше у меня язык отсохнет.

— Нет. Никогда больше.

— За вашу заботу, миледи, я вас сердечно благодарю. — Варес с полной серьезностью поклонился Авалон. — Позвольте мне связаться кровав…

— Она вёльва! — взорвался Дамиан. — Хватит лебезить перед ней, как будто она высокородная леди, а не исчадие Лилит!

— Но она все еще придворная дама, чурбан ты бестолковый! — огрызнулся Варес и бросил на него разозленный взгляд, но Дамиан так и не понял, что такого сказал. — Она жизнь тебе спасла, а ты ведешь себя, как мудило.

— И в жопе у него кадило, — согласно изрекла Марта, затем покачала головой и сказала с нажимом, ткнув в сторону Дамиана пальцем: — Либо ты, либо остаемся здесь, пока нас не найдут храмовники. Я свое отбегала, мне надоело.

Категоричный отрицательный ответ вертелся на кончике языка, но Дамиан в последнее мгновение заколебался. С одной стороны, он понимал, что другого пути нет, жизнь прижала его со всех сторон. Смерть, конечно, была для него желанным другом. Вместе они провели годы рука об руку, следуя друг за другом, как ночь за сумерками. С другой стороны, никогда раньше он не ощущал дыхание смерти на своем затылке настолько часто. Да, его глупые решения и так множились, как идущая на нерест рыба. Заключать новую кровавую сделку после того, как едва улизнул от предыдущей, тоже чувствовалось, как неправильное решение. А когда неправильное решение остается единственным, оно становится хорошим решением. Во всяком случае, когда оттягивает время сожжения за предательство. Дамиан не мог определиться, чувствует ли он себя виноватым за то, что согласился. Может быть, он был испуган сильнее, чем мог себе сознаться. А, может, в него просто вселился бес противоречия, и он хотел выжить вопреки желанию Ерихона, плетущего интриги.