Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев

Тем временем во Франции бригадный генерал Наполеон Бонапарт провозглашает себя диктатором. Но на нем пятно египетской катастрофы и ему нужна быстрая победа, дабы забылось давешняя конфузия. Жертву искать не надо, — те же снега, что спасли Суворова прошлой зимой, преградили и ему дорогу к спасению. Он вынужден встать на зимовку в горах и только просит австрийское правительство срочно прислать ему лошадей и пушки. Но австрийцам наплевать на русского командира. Они его руками подчинили себе Север Италии и им Суворов не нужен, — эти католики не посылают ему ни крошки!

И вот — весной 1800 года, вслед за вскрытием перевалов, с альпийских вершин на австрийский Тироль обрушиваются лавины французских горных стрелков. (Бонапарт, предвкушая сладкую месть, всю зиму муштровал два полка фузилеров нарочно для войны в горах.) Армия Суворова окружена вторично и… сдается без единого выстрела. (А что можно требовать от доходяг?) Тут умирает Суворов, а Константин попал под суд Церкви.

Павел тут напугался, что время его правления не несет ни одного "светлого пятна" и сделал вид, что Суворов — "вышел из окружения". Французы, конечно же, передали русским труп генералиссимуса "для погребения" (об этом сохранились документы в архивах, где смерть Суворова зафиксирована французским жандармом и французским же военно-полевым медиком), а Павел устроил из этого ужаснейший фарс.

Карета, якобы с живым Александром Васильевичем, проехала по доброй половине России и пару суток стояла перед Зимним Дворцом. При этом ее натерли молотым чесноком и обрызгали литрами французских духов, но… трупный запах все равно расходился по площади. Люди с ужасом смотрели на эту карету и только крестились, говоря меж собой:

"Это за Курносым прибыла Та — Курносая.

В конце "визита" Павел даже вышел на ступени пред Зимним и обратился к безмолвной карете с "ироической" речью, прославлявшей Суворова и последние сомненья у России отпали. Если Суворов был жив, как получилось, что его карета два дня стояла перед Дворцом, а Государь только сейчас вышел, чтобы приветствовать своего полководца?! Авторитет Павла у армии стал попросту отрицательным!

В войсках говорили:

"Все мы — смертны и даже если Александр Васильевич и погиб, нужно было похоронить его со всей Почестью, а не томить его тело без погребения. Сие не по-христиански. Недаром, видать, Павел стал Гроссмейстером Мальтийского Ордена. Это все эти масоны — нарочно глумятся над телом Александра Васильевича!"

Сегодня есть разные взгляды на эту Историю. Один из юных поганцев как-то сказал:

— Давайте предъявим Империи истинные обстоятельства смерти Суворова. Пусть у Правления Павла и впрямь не останется Светлых Пятен! Когда все узнают правду про Альпийский Поход…

Он не договорил. Я встал со своего места, молча распахнул дверь нашего Тайного Совета и сухо сказал:

— Вон отсюда, поганец! Те люди, что шли через Альпы — Герои. И какой бы у нас ни был Правитель — негоже отымать у них эту Победу. И Суворов умер — непобежденным. Я возглавлял следственную комиссию и доложу из первых рук: Александр Васильевич умер от дистрофии.

Он с первого дня голода объявил, что будет жить, как простой солдат — из солдатского рациона. А какое здоровье — у старика?

Он и помер-то чуть ли — не первым… И Смерть сия — на мой взгляд, героическая.

Если бы Павел тогда — решился сказать о ней, — может быть сам остался бы жив… И не вам, юноша, рассуждать о "светлых пятнах" в Истории. Вы с нами не голодали! Вы последнюю корку на троих не делили… И не вам судить — ни Суворова, ни — нашей Армии!

Тут все армейские, прошедшие через всю сию эпопею (от Аустерлица до Парижа) меня поддержали и мы сего гада — навсегда вычеркнули из всех наших списков. Только бывалый солдат понимает, что такое — Победа, и как умирают Герои без фуража с провиантом…

Но это — не все. Хуже пришлось с Константином.

Оказалось, что сей мужеложец, попав в нашу среду, осознал "насколько плохо быть девочкой" и стал пытать, насиловать, а затем убивать всех своих пленников. Суду предъявлены чудом оставшиеся в живых свидетели ужасов и останки убитых сим нелюдем.

Речь шла о царевиче, и якобинцы поспешили пригласить на суд англичан и швейцарцев, ибо их страны не дружны с Францией. (Судили за "сатанизм", а в таких делах лютеране солидарны с католиками.) Именно этот "нейтральный" суд и признал, что "факты имели место", а "Константин одержим дьяволом" и присужден к… сожжению на костре. (В России долго не верили этому, надеясь, что Наследника оболгали. Но он выказал свое истинное лицо в 1803 году.)

Павел долго просил за сына, и наконец Наполеон сжалился, потребовав денег и военного союза с победительной Францией. Павел согласился на все условия и союз заключен. А вот с контрибуцией неувязка. Вдруг выяснилось, что казна пуста и для исполнения обязательств Павел обратился за кредитом к моей матушке. Матушка была против, но подчинилась общему мнению.

Сам же Павел весьма удивился, — куда делись его денежки? Будучи по природе человеком педантичным и въедливым, он нашел личную просьбу самого Суворова о предоставлении ему единовременного пособия в размере трехсот тысяч рублей серебром "на нужды армии", помеченную датой… через месяц после его смерти в Альпах. И это прошение было удовлетворено, а за полученные деньги расписался… сам Суворов (sic!).

Вот после таких страстей и начинаешь верить в истории о привидениях, вампирах и прочих барабашках, которые, как оказалось — густо населяли покои павловского военного ведомства. Надо отдать должное, — Павел этого так не оставил. Впервые в жизни он озаботился проблемами военного бюджета и первые же справки поставили его перед фактом. Армия, отрезанная от дома горами, лесами и морями — как бы исправно получала довольствие. Вплоть до заключения мира с Францией. А затем, в течение суток в ней якобы погибло — девяносто три процента личного состава!

История с суворовцами дело обычное и в других странах жируют казнокрады хлеще нашего. Но только в павловской России в армии стали служить не только убиенные, но и — неродившиеся. Выяснилось, что стало хорошей традицией создавать вымышленных офицеров, и, учитывая фантастические скорости производства, которые бытовали в павловской среде, эти бестелесные создания проделывали карьеры — головокружительные. К примеру, — знаменитый бригадный генерал Киже, которого никогда не существовало в природе, умудрился получить жалованья на восемьсот тысяч рублей серебром, прежде чем скоропостижно скончался.

Хоть Павел был дураком и наивцем, — но не до такой степени! Так что 26 января 1801 года он объявил о решении начать следствие, а 15 февраля произошло первое слушание о казнокрадстве в русской армии. И на нем впервые звучат имена: Беннигсен, фон Пален, Гагарин, Кутузов-Голенищев и прочие… Павел в ярости обещал казнь с конфискацией всем, кого уличат в сих преступлениях. Но кто ж о таком предупреждает преступников?!

12 марта его не стало. Во главе заговора — начальник штаба русской армии Беннигсен. Убийц подбирал — заведующий кадрами военного ведомства фон Пален. Штаб-квартирой их был дом князя Гагарина, отвечавшего за денежные отправления вне России. Двери замка им открыл сам комендант Михайловского, непосредственный начальник бестелесного Киже — генерал Кутузов.

Таковы выводы моей комиссии. Страшно жить на свете, господа…

Была ранняя весна и кругом лежал серый, ноздреватый снег. Ночью сильно подмораживало, но к вечеру лучи мартовского солнышка все растапливали настолько, что дороги превратились в сплошную кашу. В Зимнем же было слишком много жарких печей и свечи светили слишком ярко для такого случая. Запах чадящего ладана (по случаю смерти) чересчур смешивался с вонью дамских духов (по случаю приема) и меня стало мутить от жара, духоты и местных ароматов задолго до первой стопки.

Я знал, что в окружении Константина все мужеложники и педерасты, но когда я воочию увидал обтянутую кожей белоснежных лосин тугую попку нового Государя, его жеманно отставленный мизинчик, когда он пил шампань (на похоронах собственного отца!), его румяна и напудренный парик — мне оставалось только плюнуть с досады и громко сказать:

— Это — сифилис. Больные приобретают женские черты, даже если и не грешат содомскою мерзостью. Это не вина, но — беда… — я не стеснялся, произнося эти слова и их услыхали многие из присутствующих.

Масоны, окружавшие в ту пору юного Государя и совершившие в 1802 году "малый переворот" с "воцарением" их лидера Кочубея, — меня ошикали, но остатки "павловцев", еще вчера шипевшие в наш адрес "Жиды!", зашумели, выражая моим словам свое одобрение.

Государь, коему живо передали мои слова, не остался в долгу и, подойдя ко мне ближе, воскликнул:

— Беда моего отца состояла не в том, что мой дед был сифилитиком, но в том, что у кого-то слишком много денег!