Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев

А какой русский решился бы на сей подвиг?! Кесьлевские ведь — отдали долг не имея еще прибылей с урожая… Но люди сии заботились о своей деловой репутации!

Это — Кесьлевские. В то же самое время кредитный предел для русских помещиков в Московской губернии составлял… вы не поверите. Полторы тысячи рублей. При невозврате сей суммы — новый кредит не выдавался. С 1810 года ни один русский помещик в Московской губернии не мог получить денег в кредит, ибо был должен Кредитному Банку по счетам прошлых лет.

Почувствуйте разницу. Одни просят и получают два миллиона рублей серебром под Честное Слово, а другим не дают и полутора тысяч! Это и называется — разницей в деловой репутации.

Вы по-прежнему удивляетесь, что за сорок лет горстка изгнанников смогла подмять под себя две трети земель Московской губернии, да производить четыре пятых ее урожаев?! А вы не задумывались над тем, что у этих поляков — помимо всего и урожайность на квадрат почему-то в полтора-два раза выше, чем у русских, да еще и на худшей земле?! Почему? А вот — потому.

Павел осознав эту реальность впал в состояние комы. Когда он из нее вышел, он собрал у себя всех русских, подписавших сию ябеду и сказал так:

— Почему вы долга не платите?

На сие ему отвечали:

— У нас — недород. У нас — обстоятельства!

Тогда Павел расчувствовался и заявил:

— Коль русским у нас в стране будет плохо, плохо будет и всей Империи. А может быть и — всему Миру.

Без комментариев.

На основании этих слов Павел уволил Директора Кредитного Банка и собственного казначея, приказав выдать денег всем русским помещикам под их Честное Слово. (Полякам же велели больше не давать и копейки!)

На русский рынок обрушился невиданный "дождь" дешевых рублей. Это при закрытии "Латвийской границы", бойкоте русских товаров средь "северных стран" и очередной Войне на Кавказе…

За 1797 год рубль обесценился в восемь раз. Но даже столь дешевые рубли в Кредитный Банк не вернули и с такою инфляцией! Так русская казна начала свое неуклонное движение в бездну, а Павел к своей могиле.

В конце 1800 года Россия окончательно обанкротилась, — первым рухнул Кредитный Банк под грудой невозвращенных долгов… С октября 1800 года в русской армии не выплачивали никому жалованья, — это просто удивительно, что Павел дожил до марта 1801 года! И это случилось с той самой страной, которой моя бабушка оставила недурную казну в тридцать миллионов рублей серебром!

Да не в павловских ценах, иль ассигнациях Александра, но — бабушкиных "полновесных рублях"! Нет, недаром ее кличут — Великой!

Все сии безобразия до глубины души возмутили "польскую партию". (Павел запретил давать кредиты только полякам и они увидели в том особую обиду в свой адрес.) И если до сего дня "поляки" на Руси грызлись с "немцами", теперь мы впервые оказались с ними — "товарищи по несчастью". Что любопытно, полякам все равно нужны были деньги и они обратились к кошельку моей матушки. В чем им не было отказано. Мало того, — на сей случай матушка нарочно ввела "мягкий кредит" и поляки получали у нее средства под меньший процент. Если угодно — в те дни мы впервые увидели друг в друге не просто врагов, но торговых партнеров и сие стало прологом к нынешнему "Золотому Веку" Империи.

Давайте начистоту. Россия — единственная страна во всем мире, в коей политикой занимаются все, кто угодно, кроме "титульной нации". Дело в российской Природе.

Во всех иных странах становление национальных партий происходило на основании интересов экономических, — обычно на производстве тех, иль иных продуктов питания. На Руси ж — вся земля "зона рискованного земледелия", а на сих рисках не выстроить регулярную экономику. И из этого — последовательную политику.

Поэтому до начала "промышленной революции" на Руси и не могло быть никаких политических партий — столь слабая база в сельском хозяйстве не могла обеспечить общности интересов.

Но, когда на Россию пришел "промышленный бум", здесь уже пронеслась и "бироновщина", и "избиения немцев" так что вопросы национальные вышли на первый план.

Легче всего в любой стране поднимается "промышленность легкая" пищевая, мануфактура и прочее. Наиболее развиты сии отрасли в "легкомысленной" Франции и ее восточной союзнице — Польше. Так что первые же мануфактуры в России возводились только поляками и — для поляков. (Они опасались, что русские учудят в их отношении нечто подобное расправе над курляндским правлением и надеялись, что разрушение мануфактур без поляков — остановят русский погром. Расчет их был верен.)

Так возникла "польская партия". Сегодня в ней уже больше русских, чем чисто поляков, но по сей день — сии люди выступают за поблажки сфере обслуживания, легкой промышленности и ресторанам.

Но вслед за "легкой промышленностью" во всех странах подымается промышленность и "тяжелая". Шахты, выплавка стали, горное дело, военная индустрия всегда были любимым коньком всех германских племен. Так возникла "немецкая партия" Российской Империи. Партия пушек, верфей, шахт и железных дорог.

Обратите внимание на одну тонкость. Начинали-то мы все по — национальному признаку. Но деньги не имеют национальности. Потихоньку все в нашем кругу перемешались, да переженились между собой, так что сегодня — полным-полно немцев в пекарнях, равно как и поляков — в литейных. "Партии" же сохраняют свои имена только лишь на основании былых экономических приоритетов.

Обратите внимание — экономических. Все же решения Павла были продиктованы чем угодно, но только не экономическим смыслом. Неудивительно, что в первые же полгода правления на него ополчились как "немцы", так и "поляки.

(Вся же вражда наших партий свелась сегодня к прениям над бюджетом и вопросам налогообложения, иль напротив — поблажки тем, иль иным областям индустрии. Если так будет и дальше, когда-нибудь мы дорастем до нормальной парламентской демократии. Конечно, хотелось бы — раньше, но — всякому овощу свое время.)

Осенью 1798 года указом Императора Павла я был произведен в прапорщики Лейб-Гвардии Семеновского полка. Государь пошел на сие, скрепя сердце, но его принудила международная обстановка. Когда "обозначились контуры" павловского режима, все инородцы поспешили прочь из столицы. Лютеране с иудеями живо укрылись в матушкиной Риге, хуже пришлось католикам, которые бежали к Наследнику Константину в его полукатолический Киев.

Если такие горести были у армейских чинов, вообразите, что творилось на флоте! Россия "вышла к морю" на нашей памяти и все высшие флотские должности были по праву за "инородцами", имевшими морское образование.

Причем большая часть адмиралов была именно католиками! Ведь моряки по характеру не любят перемен и по добру никто из них не пойдет к чужим берегам проситься на службу. Поэтому русскую форму надевали прежде всего выходцы из Данцига и Курляндии, обученные в польских мореходных училищах, — все прочее побережье было насквозь лютеранским и католическим капитанам было непросто даже бросать якорь в ином порту.

Немногим лютеранам и тут повезло: согласно договору меж бабушкой и матушкой — Балтийский флот был наделен правами "экстерриториальности", так что команда корабля, бросившего якорь в Риге, Ревеле, или Рогервике, надевала черную форму, а вернувшись в Кронштадт и Питер — поднимала бабушкины цвета.

Хуже пришлось католикам. Они не могли пристать к Константину и это породило "эпоху русских географических открытий". Если вспомнить, что адмирала Крузенштерна звали Адам, а адмирала Беллинсгаузена — Тадеуш, можно понять насколько им стало туго.

От хорошей жизни не поплывешь открывать Антарктиду, или — вокруг света…

Завершение же эпохи "русских открытий" связано с тем, что ныне все флотские капитаны с адмиралами — воспитанники Рижской мореходки. (А русская флотская форма не "петровско-андреевская" белая с синим, но "лютеранская" черная с белым.)

Как вымерли последние католики на флоте, так и отпала надобность путешествовать "за три моря". (Кстати, Афанасий Никитин отправился в Индию не от хорошей жизни, но, спасая себя от монгольской сабли, да московского бердыша, — его родимая Тверь затрещала под ударами москвичей, да их татарских союзников.)

Но не всем дано плавать в полярных льдах, или помирать от тропической лихорадки. Поэтому большая часть флотских католиков настояла на военной экспедиции в Средиземное море — против тамошних якобинцев. Так вышел "Второй поход" Ушакова, увенчанный взятием Корфу и созданием "Республики Ионических Островов.

Все было бы хорошо, если б не Павел. Жители Мальты, измученные жестокостями британского правления, увидав столь мощную эскадру вблизи своих берегов и обнаружив известную доброту Ушакова, обратились к Павлу за помощью. И тот стал "Гроссмейстером Мальтийского Ордена" со всеми вытекающими последствиями.