Моя Гелла - Ксюша Левина

Гелла прикрывает рот рукой, ее глаза становятся больше и круглее, будто это вообще возможно. Она тянет ко мне вторую руку и едва ощутимо касается моей груди, потом живота.

– Ну что ты делаешь? – я будто молю о пощаде, по крайней мере, это так звучит.

– Прошу тебя быть ко мне ближе. Пожалуйста.

Ее желание исполняется за долю секунды.

Глава 31

Привет, моя бессонница

За окном завывает ветер и с мелким треском бьют в стекло первые ноябрьские снежинки. Холод улицы ощущается, даже когда ты в помещении, где абсолютно тепло. И это одна из причин, по которым я прижимаю Геллу ближе к себе, зарываясь в ее волосы и убеждаясь раз за разом по языку ее тела, что мы в безопасности, наши сердца в надежных руках, а значит, и останавливаться нет смысла. Мы просто будем смотреть друг другу в глаза и бесконечно целоваться, пока не станет больно. Мы могли бы остаться тут навечно.

На Гелле уже практически нет одежды, а мои джинсы валяются у кровати. Я впервые ощущаю тепло ее тела своим, и это круче, чем можно представить. Я борюсь с собой, чтобы не торопиться, я твержу себе, что нужно быть осторожным, и все равно теряю иногда голову.

Гелла закусывает губу, улыбается самой хитрой улыбкой на свете и расслабляется. А потом ее язык касается моего. Она сама меня целует, а не позволяет делать это. И сносит крышу сильнее самого умелого поцелуя, какой только бывал в моей жизни. Гелла стонет, потому что мои пальцы касаются ее груди, живота, спускаются ниже, и я так боюсь, что она посмотрит сейчас на меня испуганно, неуверенно. Я не готов с ней прощаться. Не готов отвозить ее домой с извинениями и раскаянием, я хочу привезти ее после этой ночи в свою квартиру и никуда не выпускать, если это возможно. Дать ей все, что она захочет. Дом? На, пожалуйста! Я научусь для тебя готовить, я буду тебе преподавать английский, слушать твои песни, носить в кармане шапку для тебя, я… повзрослею, если тебе это нужно. Я и сам к этому стремился, только, пожалуйста, давай сейчас ты не будешь сомневаться. Пожалуйста, вдруг окажется, что я для тебя что-то значу? И я мир переверну.

Гелла открывает глаза, они темные и пьяные. Губы приоткрываются, и я чувствую на коже ее горячее рваное дыхание. Она пытается лечь удобнее, выгнуться, переместиться, чтобы чувствовать больше, чем есть сейчас, и это вызывает у меня смех, а у нее хмурость на лице.

– Не… смейся… надо мной. – И смеется сама. И запрокидывает голову, вжавшись в подушку затылком. Кожа на ее шее натягивается, будто вот-вот лопнет, особенно если я, вот как сейчас, буду впиваться в нее губами, наслаждаясь стонами, вырывающимися из ее рта. Это. То. Что. Нужно. И я, наверное, ждал достаточно долго, чтобы это со мной произошло.

Одна-две-три секунды, чтобы все-таки раздеться окончательно. Упираюсь локтями в подушку у ее головы, волосы падают на лоб, но я уже не могу их убрать, потому что существует что-то более важное.

Это проще, чем казалось. Это просто одно движение, и мы оба зажмуриваемся, столкнувшись лбами, соприкасаясь кончиками носов, пьяня друг друга горячим дыханием. Гелла не сбегает. Она обхватывает меня за шею руками, чтобы не шевелился, и кусает в плечо с такой силой, что правда можно испугаться, будто ее зубы могут прорвать мою кожу. Я чувствую ее колотящееся сердце под собой, ловлю и запоминаю его ритм, и в том, чтобы сделать следующее движение, есть что-то безжалостное, потому что Гелла взвизгивает и снова меня кусает.

– Прекратить?

– Нет, пожалуйста. – Она мотает головой из стороны в сторону и ловит мои губы своими, настаивая на поцелуях, против которых я ничего не имею. Все что угодно, если ей это будет нужно.

Ветер свистит за окном, снежинки сходят с ума, царапая стекло, и небо вспыхивает, как от молнии, но это, скорее всего, иллюзия, мне так кажется, потому что все вокруг должно быть так же красиво, как то, что у меня сейчас расцветает внутри. Расцветает, прорываясь через сердце, царапая его и заставляя болезненно кровоточить. Это что-то новое и такое крепкое, что я не готов давать ему названия, страшась невероятной силы слов.

Гелла выгибается. Ей явно становится легче. Она будто для того и создана, чтобы я к ней прикасался, все делает ровно так, как я представлял за секунду «до». Это так похоже на сон, но только не опять, нет, это должно быть правдой.

Она настоящая. Настоящая. И я ее люблю.

Мягкие руки Геллы гладят мою спину, потом царапают, я с шипением утыкаюсь в сгиб ее шеи, тону в медовом запахе и, кажется, тоже оставляю на ее коже укус. Наверное, этого не стоит делать, и я отстраняюсь от Геллы, нависнув над ней, сажусь, сжав пальцами ее талию. Теперь я вижу ее всю. От раскрасневшегося лица до расцветающих по груди и шее засосов, мягкого живота, на котором вот-вот будут следы моих пальцев, если не прекращу ее с такой силой сжимать. Я смотрю, а Гелла, наоборот, жмурится. Запрокидывает голову снова и снова, будто ей нет места в теле. Я не знаю, сколько проходит времени.

Не помню, какие еще глупости мы говорим друг другу. Не помню, в какой момент снова прижимаюсь лбом к ее лбу, наслаждаясь хриплыми стонами и обещаниями никогда не исчезать. А я что, прошу об этом вслух?

– Что мне… делать…

– Ничего. – Целую Геллу, провожу пальцами по ее животу и ниже, чтобы показать, чего именно она хочет.

Гелла вздрагивает подо мной снова и снова, вытягивается струной и обхватывает меня ногами, а потом утыкается лбом в мое плечо. И, того хуже, закрывает лицо ладонями.

– Эй. – Убираю с лица ее руки, смотрю в глаза и вижу, что они уже не такие темные, но теперь неестественно сверкающие.

– Привет. – Целую ее губы.

– Привет, – шепчет она.

* * *

– Я заметила тебя давно. И пялилась, – признается Гелла, уткнувшись носом мне в грудь.

Она лежит на животе, раскинув руки и ноги по кровати.

– Что?

– Ну, последний год точно. Про тебя так много говорили, что я не могла этим не заболеть. Все мои подружки постоянно перемывают тебе кости. У нас есть чат «Будни Колчина», подожди, не смейся, и там мы обсуждаем сплетни про тебя.