Нераскаявшаяся - Анн Бренон

Он осекся. В наступающих вечерних сумерках Старший, Пейре из Акса, тоже подошел, чтобы присоединиться к ним, опираясь на руку Санса Меркадье. И Гильельма внезапно поняла, что каждая мысль, которая гнездилась в сердце старого проповедника, каждое слово, которое он здесь слышал, терзали его напоминанием о мученичестве его сына Жаума. Крест или костер. Как может отец вынести без ужаса мысль об орудии мук и страданий своего сына?

— Об истинном кресте, — сказал Старший, — Господь Наш говорит в Своем Евангелии, и там Он разъясняет, что имеется в виду. «Если хочешь достичь Царствия Отца, возьми крест свой и следуй за Мною». Этот крест не может быть орудием зла. Это не крест из преходящей материи, который нашивают себе на плечи и грудь те, кто собирается убивать еретиков и неверных. Это крест заповедей Господа Нашего. Это крест добрых дел и истинного покаяния, крест послушания Слову Божию…

Когда Гильельма, низко склоняясь, просила благословения добрых людей, остававшихся в Верльяке — Мессера Пейре Отье и его нового собрата Санса Меркадье, но также и Гийома из Акса, брата Старшего, который хотел какое–то время побыть с ним — она забыла жар споров с молодыми верующими, доверчивый взгляд юной Себелии, горящие глаза Пейре Саллес. Ее вновь охватила болезненная и резкая ностальгия. Никогда она не сможет жить без слова добрых людей. Никогда не сможет жить без Берната.

На обратной дороге в Бельвез, идя в усиливающейся вечерней прохладе, вместе с Пейре де Ла Гарде и Пейре Фильсом, в сопровождении семьи Дюран, Гильельма больше не думала о Бернате. Она приняла решение. Она не будет сидеть, сложа руки и ждать. Если настанет лето, и она не услышит никаких новостей о том, что Бернат возвращается в Тулузэ, она снова обрежет волосы, которые уже понемногу начали отрастать, снова оденется как юноша, потому что очень опасно для двадцатилетней девушки бродяжничать одной по миру, и тоже пойдет на юг. Она пройдет печальное Лаурагэ, обойдет опасное Сабартес, она едва коснется родной земли Берната, Разес, потом Фенуийиде. Она направится в горы. Она сможет, она пройдет через перевалы, поднимется на пастбища, будет расспрашивать пастухов. Она найдет своего брата Пейре, который скажет ей, где можно встретить Берната и добрых людей.

ГЛАВА 51

25 МАЯ 1309 ГОДА

Ты, Пейре Бернье (…), лживо обратившийся, нераскаявшийся и клятвопреступник, показал нам, что ты неисправим в своем ужасном преступлении, и потому ты недостоин никакой пощады, никакого милосердия и никакого сочувствия, и как вновь впавший в ересь, от которой ранее отрекся, ты не заслуживаешь больше ни малейшего доверия, и никакие твои клятвы и обещания…

Эта весть была возвещена публично, провозглашена с кафедр и прибита к дверям церквей. Верующие Тулузэ, Лаурагэ, Кверси и других мест узнали, что в день праздника Троицы года сего 1309, Монсеньор Бернард Ги из Ордена Братьев–проповедников, инквизитор еретических извращений, поставленный в Тулузе понтификальной властью, а также Монсеньор Гайлард, епископ Тулузы, собираются провести Сермон, торжественную службу для народа, достойных горожан, королевского сенешаля и капитулов города, у портала кафедралирае 9, Монсеньор Бп___________________________________________________________________________________________________________ьного собора Сен — Этьен. Некоторые верующие из бургад, уже представавшие перед судьей, но вина которых была признана незначительной, и их не оставили в тюрьме, получили в этот день вызов явиться в Тулузу и выслушать приговоры. Они знали, что на паперти собора возле старого кладбища им предстоит присоединиться к своим товарищам по несчастью и родственникам, обвинения против которых были более тяжкими — их будет стеречь тюремная стража, а приговоры их будут значительно суровее.

Гийом и Арнот Меркадье пришли в Бельвез сообщить, что они уходят в Тулузу, чтобы сопровождать младшего брата Жаума, получившего вызов явиться для отбытия покаяния. Мальчику, не признавшемуся в слишком тяжких грехах, грозило осуждение на ношение крестов. Он хотел бежать, добраться хотя бы до Гаскони, начать новую жизнь далеко отсюда. Но братья запретили ему, опасаясь привлечь внимание инквизитора к остальной семье, полностью вовлеченной в дела Церкви. Пока что, каким–то образом, им удавалось обходить все ловушки. К тому же, Санс, один из пяти братьев Меркадье, пошел еще дальше и принял крещение добрых христиан. Потому подросток должен был явиться по вызову, а старшие братья, затерявшись в толпе, должны будут слушать и сохранять в своей памяти и сердце приговоры всех верующих, которых назовут в этом печальном списке. Они передадут их имена добрым людям, чтобы те молились за них. Конечно же, в первую очередь речь идет о Пейре Бернье и Гийоме Фалькете, но также и о стольких друзьях из Борна, Верльяка и других мест… Возвращения братьев Меркадье ждали и боялись.

Первым желанием Гильельмы было попроситься идти с братьями Меркадье в Тулузу, но потом она отказалась от этого. Она боялась, что если взглянет в лицо инквизитору, почувствует, как вокруг нее ревет водоворот враждебного мира, ее неминуемо захлестнут слишком сильные эмоции. Потому что когда она только думала о тех осужденных на ношение крестов несчастных людей, которых она видела в Карамане вместе с братом, Пейре Маури, в ней поднимались злые и гневные мысли. Она чувствовала себя такой бессильной, зная, что Бернат в опасности, а ей даже трудно вообразить, с чем ему приходится сейчас бороться. Шесть или семь недель прошло с тех пор, как она услышала новость о побеге молодого человека и его товарищей. И все эти долгие недели никаких других новостей о беглецах не было. Гильельма уже не знала, чего еще ждать, и ждать ли вообще чего–либо. Отсутствие Берната обострило в ней чувство враждебности мира, усилило его чужеродность, расширило и углубило угрозы, которые он таил для нее. Гильельме казалось, что она идет по тропкам, а те обваливаются у нее под ногами. По тропкам, ведущим неизвестно куда.

Печальная и напряженная, она могла в эти дни взять себя в руки и успокоиться, только абсолютно и безгранично посвятив себя делам Церкви, потому что это невидимыми и неразрывными нитями связывало ее с Бернатом. Потому что вера и верность Берната были верой и верностью ее самой и всех им подобных. Единственной ее страстью стало полное растворение в неспокойной и небезопасной семье верующих. Она служила добрым людям всем, чем могла, помогала им во всех их миссиях: она разрывалась ради них на части, стирала простыни и рубахи, чинила им одежду, собирала для них хлеб и кое–какие деньги, вела их по дорогам, первой входила в сомнительные дома, стучала в двери нуждающихся в утешении больных, бросалась в ночь передавать их послания.

Чаще всего она спала в доме у Раймонда Дюрана, в Бельвез, там, где той последней зимней ночью Бернат всё никак не мог сказать ей «прощай», а только сжимал ее в объятиях. Бывало, что ей приходилось проводить ночи, следя за темной дорогой и слушая стрекот сверчков, а иногда и пение соловья, в нескольких шагах от какого–нибудь темного дома, где умирал верующий, и где находились добрый человек Пейре де Ла Гарде и его послушник Пейре Фильс. Иногда она спала несколько часов в борде у Саллес, возле Верльяка, на берегах Теску, перед тем, как идти в Борн, или возвращаться в Бельвез с какой–нибудь вестью для Старшего, Пейре из Акса, от его духовных братьев — Санса Меркадье или Пейре Санса. Она решалась заходить всё дальше и дальше, унося послания во всё более отдаленные места, на затерянные среди холмов хутора друзей. Теперь она хорошо знала эту местность. Она стала молчаливой, от нее редко можно было услышать лишнее слово. Иногда можно было видеть ее исхудавшую фигурку, как она неподвижно стоит, прислонившись спиной к дереву, задрав острый птичий носик к облакам, и следит за их полетом, подставив ветру решительный подбородок. А потом она снова искала утешительного присутствия добрых людей.

В этот майский день, насыщенный роскошью зелени и цветов, пением птиц, жужжанием насекомых, она, как и все в Бельвез, ожидала возвращения из Тулузы братьев Меркадье. В последнее время ожидание стало для нее частью жизни. Одним ожиданием больше, какая разница? Каждый день, спрятавшись в тени и наблюдая за дорогой, или заняв руки тяжелой работой, она вызывала в памяти образы всех тех, кого любила. Всех людей, составлявших часть ее мира, в которых она находила опору и поддержку. Тех, которые уже не вернутся, мучеников, погибших на кострах Церкви, что сдирает шкуру — доброго христианина Жаума из Акса, проповедовавшего как ангел, госпожу Себелию Бэйль с ее несравненной улыбкой. Добрую На Себелию, убеждавшую ее брата, Пейре, забрать Гильельму от злого мужа. И всех других мучеников, сожженных за то, что вновь впали в ересь, и с которыми у нее не было времени подружиться, а насилие и смерть вырвали их из рядов живущих.