Нераскаявшаяся - Анн Бренон

Коленопреклоненный, Гийом Меркадье поднял к доброму человеку свое лицо с правильными, но резкими чертами, на котором отражались смешанные чувства:

— Теперь мы должны идти в Верльяк. Нужно рассказать обо всем этом Мессеру Пейре из Акса и нашему младшему брату Сансу, ставшему добрым человеком. Пусть Бог хранит нас, и Вас также, добрый христианин…

У них еще оставалось время подробно рассказать о приговорах, провозглашенных 25 мая 1309 года в Тулузе инквизитором Бернардом Ги. Гильельма лихорадочно пыталась собрать воедино свой расколовшийся мир, где появился еще один мученик, Пейре Бернье. Гийом Фалькет, тоже проводник и товарищ Пейре Бернье, был осужден на вечное заточение в Муре. Так же, как и дама Бланша де Фергюс, и ее сын Виталь Гвиберт. Так же, как и родители Кастеляны Дюран, Гийом де Клайрак и его жена Сапта. Как и все братья и кузены Пейре Бернье. На вечное заточение в Мур. И почти все мужчины и женщины из Верден — Лаурагэ, из Ла Гарде де Верфей, из Виллемур, из Мирпуа–на–Тарне, из Верльяка, из Борна и других мест, попавшиеся в лапы Инквизиции за последние годы. Раймонда, ткачиха, мать Гийома Фалькета, была осуждена на ношение крестов, как и юный Жаум Меркадье, и Пейре — Гвиберт, внук Бланши. Сердана, жена Пейре Бернье, еще не получила приговора. Инквизитор еще не закончил ее дела. А вот труп Жаметты, последней доброй женщины, умершей вот уже пять лет тому, получил свой приговор. «Ода Буррель, из Лиму, ты будешь исторгнута из священной кладбищенской земли, где мы смогли распознать твои кости среди останков добрых католиков, и сожжена в знак твоего вечного проклятия». Это Сердана должна была выявить место захоронения своей еретической подруги. Так она защищала себя, с мрачным упорством добрых верующих, попавших в руки Инквизиции, стараясь никому не навредить. Она называла имена тех, кому уже нечего было бояться в этом мире. Тех, кому уже нечего было ждать. Имена мертвых.

ГЛАВА 52

ИЮНЬ 1309 ГОДА

И потому мы, епископ и инквизитор, посоветовавшись, как это полагается, с людьми учеными и знатоками гражданского и канонического права, перед лицом Бога и ради чистоты правой веры, перед этим святейшим Четвероевангелием, лежащим перед нами… мы призываем тебя, Пейре Бернье, выслушать твой приговор…

Они собрались на сеновале, на берегу Теску, пользуясь долгими июньскими вечерами, светлыми и ласковыми. В лучах заходящего солнца золотились высокие луговые травы, а река искрилась. Как всегда, молодежь — миловидная Себелия Саллес с длинными косами, ее брат Пейре, их друг Гийом Дюран — стояли на страже в отдалении. Если бы вдруг появился бы кто–то нежелательный, то они сразу же подали бы знак собравшимся, и кое–кто спрятался бы в кустах. В этот вечер в Верльяк, в убежище Старшего, пребывали трое добрых людей и послушник. Это, конечно, не очень осторожно, но не было лучшего способа, чтобы утешить впавших в отчаяние верующих. Кроме того, им необходимо было обсудить сложившуюся ситуацию, которая требовала принятия срочных решений. Уже раздавались голоса о том, что Церкви следует временно свернуть свою деятельность и укрыться в Италии. Но как же верующие? Не просить же целые деревни сняться с мест, бросить всё и двинуться в далекое изгнание, вслед за добрыми людьми? А как оставить здесь, в этой земле, осиротевших без пастырей верующих? Но сейчас Старший, Мессер Пейре Отье, проповедовал о Пятидесятнице. Рядом с ним стояли его ученик Санс Меркадье, недавно крещеный юноша, с которым он почти не расставался, и его старый друг, добрый человек Пейре де Ла Гарде, пришедший со своим послушником Пейре Фильсом. Затем, после короткого ужина на воздухе, когда верующие и добрые люди по–братски, хоть и на малое время, разделили между собой в этой обездоленной ночи хрупкий мир и радость единения, пастырь, приходящий ночью, и молодой послушник должны были идти в Бельвез, в сопровождении верующих, обеспечивавших им защиту.

Внезапно вечернюю тишину разорвал резкий свист. Гийом Меркадье вскочил на ноги и бросился к стоящему на страже юному Гийому Дюрану, но потом быстро вернулся вместе с каким–то человеком, которого он, смеясь, хлопал по плечу. Это был добрый верующий из Ториака. Его ожидали намного раньше, сразу же после полудня. Но он опоздал. В борде Бертрана Саллес он принес дурные вести. Начались новые аресты. Попались некоторые верующие, на которых не слишком стоило рассчитывать. Есть опасения, что они назовут имена и места. Каммас в Бельвез и Верльяк могут подвергнуться обыску. Нужно немедленно переводить куда–нибудь добрых людей, искать для них другие убежища.

Во время ужина, пока гасли красивые золотисто–розовые сумерки, мужчины хмуро и озабоченно строили планы. Гильельма слышала их голоса, словно во сне. Она сжимала в руке кусок хлеба, который так и не съела. Кусок хлеба, который этим вечером благословил Старший, Пейре из Акса. Гильельма думала о том, что на дне ее старой полотняной котомки, висящей на стене, вот уже почти два года хранится завернутый в тонкую льняную тряпицу черствый и высохший кусочек хлеба, благословленный однажды вечером Пейре Сансом, в доме ее подруги Кастеляны в Рабастен. Сможет ли она так же хранить немного хлеба, благословленного Мессером Пейре Отье? Ведь против бешенных Римских собак у нее есть только эти несчастные крошащиеся кусочки, благословение ее братьев и вся ее сердечная вера. Этим вечером добыча ускользнет из их зубов, но лай далекой охоты всё ближе. Кто знает, что ждет нас?

Старого проповедника с синим взглядом, Старшего, Пейре из Акса, этой ночью должны были сопровождать сам Пейре Саллес, старший сын его хозяина из Верльяка, и Гийом Меркадье. Он уходил в сторону Гаскони, в безопасное, всегда ждущее его убежище в каммас, принадлежащее двум братьям–вальденсам, Перрину и Арноту Маурэлям, родом из Бургундии, живших возле Бёпуэ, в далекой Ломани, на другом берегу Гаронны. Этому месту можно было абсолютно доверять. Старший прекрасно знал и этот дом, и его хозяев, женами которых были добрые верующие. Они уже принимали его раньше. Двумя годами ранее, он сам дал там утешение и счастливый конец даме Бараньоне Пейре, бежавшей туда из Сен — Сюльпис. Там она и умерла. А недалеко от Бёпуэ, в Вердене–на–Гаронне, в Буильяк, верующих было еще много. Именно в Буильяк жила Гильельма, одна из младших дочерей Старшего, бежавшая из–за ереси несколько лет назад и покинувшая Тулузу вместе со своим мужем, Раймондом Сартром, когда начались серьезные облавы.

Но сейчас все собрались вокруг Мессера Пейре Отье, готовящегося уходить. Юный Пейре Саллес держал за уздечку мула своего отца, внимая наставлениям Гийома Меркадье, слывшего очень опытным проводником. Старший, одетый в плотный синий камзол, уже выйдя за порог борде семьи Саллес и взбираясь в седло мула, стал жаловаться на то, что ему приходится оставлять здесь, в Верльяк, все книги, коими питаются его знание и вера — Библию и теологические трактаты, с которыми ему так трудно расстаться. Он вернулся в дом, тщательно перерыл сундук с книгами, которые он оставлял здесь, вытащил небольшой томик Нового Завета, и, сначала прикоснувшись к нему губами, протянул его Пейре Фильсу, неподвижно застывшему в темноте, за спиной Пейре де Ла Гарде. Последнему послушнику.

И когда старый проповедник, согнувшись в седле, сопровождаемый двумя молодыми людьми, исчез в ночи, дом в Верльяк опустел.

Санс Меркадье, впервые разлученный со своим Старшим, был доверен своим старшим братьям, Арноту и Жоану, которые этой ночью направлялись к себе домой, в Борн, где скрывал свои кресты бесчестья их младший брат Жаум. Потом они должны были доставить его в безопасное место, где он имел бы возможность продолжать свое опасное служение. Добрый человек Пейре Санс и его юный ученик простились с Раймондом Дюраном, его сыном Гийомом и беглянкой Гильельмой Маури. Они уже не могли возвращаться в Бельвез. Сегодня ночью сам Бертран Саллес сопровождал их на север, в сторону Кверси, поближе к стоящему на безлюдье каммас в Монклэр — к Финас Бертрикс и ее мужу, где, как они знали, их ожидает радушный прием и временная безопасность.

Была лунная ночь и добрые люди, словно падающие звезды, оторванные от своих созвездий, пустились в дорогу изгнания. Распался и тесный круг верующих; надежда разлетелась на тысячи осколков, хотя от этого не перестала быть надеждой — но надолго ли? Задрав нос к звездам, с тяжелым сердцем, Гильельма неожиданно споткнулась. Они возвращались в Бельвез — она, Раймонд Дюран и его сын Гийом. В Бельвез, но надолго ли? Услышав, как она оступилась, храбрый Раймонд обернулся к ней:

— Знаешь, Гильельма, боюсь, что ты слишком долго жила в Бельвез, тебе следует чаще менять место жительства. Завтра я отведу тебя к моему брату, Думенку Дюрану, кожевнику, в Рабастен. Там мы и решим, как быть дальше.