Степь - Дмитрий Манасыпов

— Хорошо… — с ленцой протянул четырехрукий. — Отправь кого-то за госпожой.

Староста вздрогнул, услышав эти слова. Слухи о банде солдат Полуночи, где верховодит баба, ходили давно. Страшные и кровавые слухи. Со стороны ворот, куда опрометью бросился один из напавших на деревню, гулко накатывал топот копыт.

Люди в толпе замерли. Староста, вытягивая шею, всмотрелся в скачущую сюда группу нелюдей. Вздрогнул, понимая, что впереди, одетая в длинный плащ с капюшоном, скачет женщина.

Подлетев к кольцу мутантов, окруживших деревенских, та встала, не став красоваться и поднимать вороного на дыбы. Вытянутый тонкий подбородок и презрительно сжатые губы, единственное, что виднелось из-под капюшона, повернулись вслед движению голову.

— Кто староста?

Он выступил вперед. Коленки предательски тряслись, но дед все-таки поднял голову, стараясь не опускать собственное достоинство сейчас, когда смерть показалась совсем неминуемой. Разве что теплилась надежда на то, что прискакали чтобы обложить деревню данью, наплевав на все более крепчающий на западе Альянс. Но тут же, не успев стать ощутимой, надежда погасла.

— Две недели назад рядом с вашим сраным хутором проходило несколько повозок с моими соплеменниками. — Слова падали вниз, тяжелые, наливающиеся металлом пуль и клинков. — Ты помнишь это, человек?

Надежда пропала совсем, жалобно всхлипнув напоследок. Староста проглотил комок и кивнул.

— Что? — женщина чуть наклонилась с седла, стеком подняла лицо старосты к себе. — Я еще раз спрашиваю — помнишь?

— Да.

— И что вы с ними сделали?

— Убили. Всех убили, госпожа.

Деревенские начали сбиваться в кучку. Несколько мужиков, тех, что поотчаяннее и поудалее, наоборот, незаметно стали пробираться к краю толпы. Силы-то неравны, но попробовать выжить стоило.

— Скоты, глупые скоты. Неужели ты думал, что они шли сами по себе и что за них никто не заступится? — Она выпрямилась в седле. — Убейте всех. Никого не жалеть.

Бабы заорали. Те самые деревенские удальцы, что запоздало поняли — биться надо было раньше, рванули к охранникам. Но… ни у кого и ничего не вышло.

Стрелять напавшие не стали. Ни сразу, во всяком случае, не хотели зацепить друг друга. Убивать, что мутанты, что бывшие биосолдаты были обучены хотя бы и голыми руками.

Женщина в фиолетовом длинном плаще сидела в седле, прямая и неподвижная. Лишь показывала иногда рукой в ту сторону, где что-то шло не так.

Мальчишка в конуре забился в самый угол, зажимая уши, и тихо плакал. Вопли и ор снаружи потихоньку становился все тише. Пока не пропали полностью. А потом калитку все же вышибли.

Медведь не бросился на вошедших. Встал, расставив лапы, и зарычал. Низким горловым басом, говорящим только одно: не подходи.

Но они подошли. Стрелять по псу не стали, красовались, поигрывая длинными клинками. Двое поплатились, чуть позже упав на землю, хрипя разорванными глотками и загребая землю костенеющими пальцами. Только тогда невысокий острозубый тип расстрелял пса. Подошел к конуре, перешагнув через все еще тянувшегося к нему Медведя, заглянул в темноту. Принюхался, втягивая воздух широкими ноздрями.

— Псиной несет, не пойму ничего.

— Да пальни ты туда, Хорь, а лучше так гранату кинь. Только давай мы отойдем.

— Вот еще, гранаты тратить.

Хорь выстрелил в будку из широкоствольного пистолета, встал и пошел на улицу. Если бы он не пожалел картечи, заряженной в двухствольный обрез, мальчишка не выжил.

Он выбрался из конуры уже поздним вечером. Ухо ему оторвало пулей, и лицо, шея и живот оказались покрыты засохшей красной коркой. Малец остановился у холодного Медведя, погладил пса по грязной шерсти и пошел дальше. Молча, спокойно и не спеша.

В воздухе густо звенело. Мух и гнуса налетело столько, что они казались небольшим темным облаком. Несколько сели прямо на развороченные остатки уха, но мальчишка не обратил на них внимания. Встал посередине широкой деревенской улицы и огляделся. Его нашли там же, спустя два дня. Вернувшийся скорняк и приехавший с ним бортник с заимки подняли его на руки, осторожно прижимая к себе почти околодевшее тело еще живого мальчонки. На улицу они старались смотреть меньше. Кровь давно засохла и стала грязно-коричневой и просто бурой. Но солнце только встало, и улица казалось совершенно алой.

Енот выдохнул, качнувшись назад. Вцепился в собственную чашку с остывшим кофе и выпил его залпом. Вжался спиной в спинку стула, смотря на нее, улыбающуюся напротив.

— Зачем ты мне это показала?

— Странный ты… — Королева спокойно отпила свой кофе. — Я показала тебе один из эпизодов, за которые меня и назвали Алой. Согласись, что так звучит весьма поэтично и возвышенно. Могли бы назвать кровавой, просто убийцей или еще как-то неинтересно.

— Почему ты убила их всех? Сколько их там было, двести, триста?

— Около того, ты наблюдательный. Почему всех? Ты сейчас ведь не шутишь, как я понимаю. Надо же, почему я приказала убить их всех… Может быть, Енот, потому что до этого они убили пятьдесят моих сестер и двадцать братьев, не задумываясь и даже не пытаясь поговорить? Как ты думаешь, из-за чего те погибли?

— Мы не любим таких особей, как ты. — Енот проглотил слюну. — Ну, или как твои люди.

— Да ладно тебе? — Королева засмеялась. — Я же из-за того, что мне просто не нравится мой парикмахер, не убила его до сих пор. Да и чистых тоже не люблю. Хотя… Енот, какой ты чистый? Но, самое смешное, ведь деревенские убили их не из-за того, что мутанты, не такие, как они сами. Не из-за третьего глаза или груди, хотя именно ее обладательницу мы все же нашли живой. Девочку оставили именно из-за третьей, и, заметь, рудиментарной молочной железы. Скоты… А убили их, Енот, из-за волов и телег, и добра, что там оказалось. Хотя и орали про грязных выродков и проклятых уродов.

— Всех зачем?

— А чтобы боялись. Ты же не знаешь, через что нам пришлось пройти, а говоришь так, как будто являешься воплощением высшей справедливости. Или реинкарнацией Мэдмакса. Ты не реинкарнация вашего нового святого, Енот?

— Нет, — он смотрел на зеленую ткань скатерти. — Я не высшая справедливость. И не Мэдмакс.

— И хорошо. — Королева отмахнулась рукой от сунувшегося между опущенными тяжелыми портьерами четырехрукого биосолдата. Кто он такой Енот теперь знал. — Ваш Мэдмакс был еще тем чудовищем и монстром. Хотя, что про него говорить, если есть ты. Сколько ты убиваешь людей, мальчик, два года?

Енот тихо выдохнул. Она знала про него все, включая срок службы в отряде. И играла в кошки-мышки, развлекаясь. После увиденного в собственной голове он не удивлялся этому. Женщина, сидевшая напротив него, не была даже Высшим мутантом. Кем? Он не знал ответа на собственный вопрос. Но был готов поверить во что угодно. Даже в демонов Прорыва, о которых порой судачили несведущие в вопросе жители пустошей.

— Чуть меньше. — Сколько ему осталось прожить, вот что интересно? — Но где-то так.

— Всего два года… но ведь и твои руки, Енот, по локоть, если не по самые плечи в крови. А ваш Мэдмакс убил намного больше. И людей, и не только их. Но он практически настоящий святой, а я чудовище. Интересно, не находишь?

— Всякое бывает. Он защищал людей.

— От них же самих и защищал, и последствий дел рук их предков. Но в чем ему нельзя было отказать, так это в упертости и храбрости. Иногда мне его не хватает, с ним воевали интересно. А нового игрока его уровня пока так и не появилось. Хотя вру. Ваш Генерал, мальчик, о-о-о, этот полузомби, скрещенный с механической каталкой и аппаратами для выживания заткнет за пояс даже Мэдмакса. Ты, Енот, из отряда Капитана, так ведь?

— Откуда ты это знаешь?

— Тоже мне, тайна. Я знаю про каждый из ваших отрядов, знаю биографию каждого рядового бойца. Мне доставляет удовольствие играть с вами в шахматы, где ты, к примеру, все-таки не пешка.

— Вот спасибо. И кто я по твоей классификации?

— А это вопрос, мой мальчик. — Королева сложила пальцы домиком и подперла подбородок. — Все зависит от того, кто тобой играет. И на чьей стороне ты будешь играть. Сам будешь играть, вот в чем вопрос.

— То есть мы наконец-то добрались до того места, где ты мне объяснишь — на хрена я тебе нужен?

— Да, — она согласно кивнула. — Именно так. Обязательно все объясню.

— Заплатишь хорошо? — Енот вздохнул. — Бочка варенья и ящик печенья меня не удовлетворят.

— О, чувствуется подчерк Инженера и его шуточки. — Королева улыбнулась еще раз. Улыбки ее начали надоедать. — А что ты хочешь, Енот?