Багряная летопись - Юрий Андреев

А тем временем генерал Ханжин, ответив на приветствие Безбородько, подошел к двери салона, запер ее на ключ и повернулся к контрразведчику. Ханжин, как всегда, был выбрит и надушен, китель его был безукоризненно отглажен, но лицо одрябло и осунулось, а волосы заметно поредели и поседели.

— Вот что, дорогой мой, — он доверительно взял Безбородько за локоть, — Верховный главнокомандующий прислал совершенно секретный приказ, который, как вы увидите, касается прежде всего вас. Читайте… — Он вынул из внутреннего кармана плотную бумагу, развернул ее и протянул Безбородько. — Садитесь, голубчик, садитесь, что же стоя-то читать.

Безбородько машинально сел, быстро пробежал лист глазами и начал читать его второй раз — чуть ли не по складам, не торопясь, чтобы привести в порядок разбежавшиеся мысли… Немедленно после получения данного приказа ему предлагалось заняться организацией группы для уничтожения в кратчайший срок одновременно Фрунзе, Новицкого, Куйбышева и Чапаева. За успешное проведение операции назначалось вознаграждение: за Фрунзе — сто тысяч рублей, за остальных — по пятьдесят тысяч. «Оставаться… Рисковать, когда все готово к побегу в Англию… Но четверть миллиона золотом… Но бросить Наташу… Но четверть миллиона!..»

Ханжин всматривался в его застывшее лицо.

— А почему же, спрашивается, только этих голубчиков надо ухлопать? — ласково и вкрадчиво заговорил он. — А вы, Василий Петрович, организуйте так, чтобы и заместителей ликвидировать, и начальников штабов. Головка с человечка долой — пятьдесят тысяч, еще головка — еще пятьдесят тысяч… А там, глядишь, когда вся армия-то без головы осталась, и я с войсками тут как тут: раз — и разгромчик! Два — и мы на Волге! Три — и до Москвы одной ручкой подать, а? Хе-хе-хе. — Он требовательно и искательно глядел в глаза Безбородько и, уловив в них что-то желательное ему, уже твердо сказал: — Надеюсь, приказ вам ясен, дорогой мой полковник? Вот так! А мы Верховному подскажем, что за такую операцию и генерала вам присвоить будет немного, а? Не возражаете, хе-хе-хе?

«Растерялся, старик, все готов обещать, лишь бы перестали наконец его бить… Ну да черт с ним… Главное, золотишка на широкий замах хватит. Из грязи да в большие князи взовьешься, Васька!» И Безбородько твердо произнес, вставая:

— Готов служить родине верой и правдой до самого конца!

— Вот и хорошо, вот и хорошо. Иного от вас не ожидал. А неплохо будет сидеть на вас генеральский мундир, а? Неплохо, неплохо! Итак, приступайте к работе. Уфу нам, видимо, придется на время оставить. Но далеко мы не уйдем: как только головки красных стратегов полетят, мы снова будем тут как тут!

Да, а насчет нашей милой переводчицы не беспокойтесь. Будет с нами как у Христа за пазухой. Я лично буду заботиться о ней и поручу Игорьку опекать ее. Если, конечно, вы не будете возражать?

— Благодарю за заботу. Разрешите идти?

— Желаю удачи! — Ханжин крепко затряс сильную руку темноволосого полковника, жадно всматриваясь в его сузившиеся глаза, потом прижал его к своей пухлой груди и трижды поцеловал. — Ну, иди, Василий. С богом! — И он отвернулся, стирая старческие слезы.

Медленно шагал Безбородько вдоль особого поезда, в хвост, к своему вагону, машинально отвечая вытягивающимся в струнку часовым. Зайди в купе, он сел в угол и задумчиво забарабанил пальцами по столику. Все так же механически он вытащил папиросу, помял, засунул в рот, чиркнул спичкой и только тут как бы очнулся:

— Господи боже мой, что это я, Наташенька, прости, чуть было не надымил. Иди сюда, моя хорошая. — Он протянул ей руку, она, беспокойно глядя на него, перешла к нему, чувствуя, что с Безбородько что-то происходит.

— Видишь ли, мы на некоторое время должны расстаться, — отрывисто произнес он.

— Почему? — тревожно спросила она.

С усталой и горькой усмешкой он посмотрел в ее недоумевающие глаза: неужели лед все-таки тронулся? И надо же — именно сейчас! О женщины! Всегда-то вы так — ломаетесь, пыжитесь, а как до разлуки дойдет: милый, не уходи!..

— Обстоятельства складываются так, что я… ну, как бы это сказать, останусь здесь, в городе, когда этот поезд уйдет.

«Господи, что он задумал, господи… Узнать! Во что бы то ни стало узнать!»

— А я? Я с вами?

Он ласково и уверенно, по-хозяйски, погладил ее по голове:

— Ты не беспокойся, ты будешь выполнять ту же роль переводчицы. На дверь я поставлю надежный замок…

— Среди этой офицерни одна, без вас я не останусь!

— Не беспокойся, милая: Ханжин приказал Игорю опекать тебя. И сам генерал обещал до моего возвращения заботиться о тебе.

— Василий Петрович, без вас я в поезде не останусь!

— Безбородько ласково поцеловал ее в пробор между золотистых прядей.

— Это будет очень, очень опасно! А тебя в городе не спрячешь, ведь каждая собака здесь знает, что ты моя… э-э-э… родственница.

— Но вы остаетесь?

— Меня сам черт не найдет! Да кроме того, я уж так изменю внешность, что даже ты, в упор глядя, меня не узнаешь. А недельки через две-три я отыщу ваш поезд, и мы будем вместе — уже навсегда!

«Что он задумал? Что он задумал?»

Она решительно произнесла:

— Только с нами!

Он привлек ее к себе:

— Родная ты моя! Единственная во всем этом темном мире близкая душа! Зачем же я стану пугать тебя подробностями своей работы? Узнала бы — сама бы не настаивала. Ну поверь на слово: не смею, не смею я ни взять тебя с собой, ни остаться с тобой.

— Я не могу одна, возьмите меня с собой! — умоляюще, настойчиво твердила она.

— Деточка, милая, нельзя!

— Нельзя? Игорь, говорите, опекать будет? А если вы возвратитесь, а я буду замужем, тогда как? — Она откинулась и с гневом посмотрела на него. — Одна я оставаться не хочу. Вы вполне можете взять меня с собой!

— Наташа, но зачем же так страшно угрожать мне? — голос его дрогнул. — Пойми, я остаюсь здесь для очень опасного дела, очень! Я дождусь здесь прихода красных, выполню все, что мне поручили, и вернусь к тебе уже генералом. Ты понимаешь, что в девятнадцать лет будешь генеральшей? Не дочерью генерала, а женой! Я осыплю тебя золотом, мы будем жить, как индийские раджи, но только дождись меня, подожди всего две недели. — Голос его из просительного стал жестким. — И учти, если ты дашь согласие Игорю, то быстро, очень быстро станешь его вдовой! Я понятно сказал? Ты меня знаешь! Запомни это и не пытайся что-нибудь изменить!

«Его обещают сделать генералом. Что же ему поручили? Готовится что-то страшное, какое-то убийство, какое-то зверство. Ему обещали за это высокий чин и много золота… Умереть, на все пойти — сорвать!»

Прильнув к нему, глядя ему прямо в глаза и шепча губами у самых его губ, она спросила:

— Вася, а если я все-таки убегу к тебе, как я тебя найду?

Он нежно приник к ее губам и словно забылся.

Она отвела свою голову назад и настойчиво шепнула:

— Как я найду тебя? Ты мне скажешь, скажешь!

— Милая, не надо спрашивать…

Тесно прижавшись к нему, она негромко, но с силой сказала:

— Я сбегу к тебе! Я буду ходить по улицам и искать тебя. Я буду заходить туда, где ты мог бы скрываться, и я найду тебя все равно!

— Милая, не надо, не надо спрашивать… — Пламенея, он покрывал ее поцелуями. Ее — впервые такую нежную, любящую!

В вагоне было тихо; тихо было и снаружи, но если бы даже ударила буря и стала бы рвать железную крышу, он ничего бы не слыхал: настала счастливейшая минута жизни. Прекрасная, строгая, любимая им Наташа перестала отвергать его. Из-под страдальчески закрытых век ее текли слезы. Он думал — слезы обретенной любви, слезы счастья…

— Вася, Васенька, а если поезд подорвут, мы никогда больше не встретимся?

Безбородько замер на мгновение: потерять ее? Навсегда? Теперь, когда… Он бешено стиснул ее в объятиях:

— Слушай: последний дом справа от большого оврага. На калитке натяжной звонок. Звонить три раза с промежутками. Пароль простой: мне дядю Алёшу. Но это — на самый крайний случай! А сейчас, любовь моя, солнце мое, ты будешь жить здесь и ждать своего генерала. Да? Да? Да?

Вечером, когда уже смеркалось и она сидела одна, не зажигая света, раздался вежливый стук в дверь.

— Кто? — спросила Наташа.

— Дозвольте взойти, ваше благородие.

Она повернула ключ: в коридоре, приложив руку к козырьку, стоял старший унтер-офицер писарь Сидоркин. Она чуть ли не ежедневно видела его за работой в оперативном отделе.

Сидоркин вошел, задвинув за собой дверь:

— Так что приказано вас звать на совещание в салон-вагон, иностранцы будуть.

— А, хорошо, хорошо, — рассеянно ответила Наташа, — сейчас причешусь и приду.

Сидоркин оглянулся на дверь и тихо-тихо произнес:

— Александр Иванович велел передать, чтобы зашли сегодня вечером, сказавши, что за своими вещами, к тете Дусе — на Госпитальную. Провожатый — обязательно, без него отсюда не выпустят. А там уже встретят наши. Разрешите идти, ваше благородие? — громко спросил он.