Ночь без любви - Виктор Пронин

— Решайся, старик! Пригласи, пообещай, что всем повестки выпишешь… Они даже благодарны будут. У нас каждый радуется, когда его от работы освобождают, а зарплату сохраняют. Из чего я делаю вывод, что наши граждане деньги любят больше, чем работу. Оно и понятно — за деньги можно хоть что-то купить, а работа совершенно бессмысленна. Но с другой стороны..

— Завтра в пятнадцать, — оборвал его Зайцев и положил трубку.

Ксенофонтов с некоторым огорчением пожал плечами, поскольку следователь не позволил ему зачитать весь фельетон, лежавший перед ним на столе, а на следующий день пришел в прокуратуру за полчаса до назначенного времени. Зайцев был на месте, но какой-то растревоженный — передвигал бумаги на столе, зачем-то брал телефонную трубку, но номера не набирал, убегал куда-то, возвращался…

— Старик, — не выдержал Ксенофонтов, — остановись. Присядь. Пусть выровняется твое дыхание, установится пульс… Не надо так стараться, усердие должно соответствовать разуму. Все равно начальство тебя ценит, к празднику, глядишь, подарит что-нибудь — значок, новую лупу, а то и грамоту… Расскажи мне лучше о своих гостях.

— Каких гостях?

— Ну, этих… Которых ты пригласил на нашу сегодняшнюю встречу.

— Это не встреча. Это очная ставка.

— Ну, извини… Я по темноте и невежеству мог сказать и что-то глупое… Со мной это случается. Итак, кого мы ждем?

Зайцев с минуту сидел молча, смиряясь с легкомыслием Ксенофонтова, с его пренебрежением к тем порядкам, которым Зайцев отдавал всю свою жизнь без остатка.

— Придет пять человек. Все те, кто был участником той злополучной охоты.

— Кто остался жив после той злополучной охоты, — поправил Ксенофонтов.

— Что? А, да… Конечно. Придут только живые, — и опять не понравились Зайцеву слова Ксенофонтова, но, поиграв желваками, он продолжил. — Что сказать… Каждому из них где-то около сорока лет, одному чуть больше, другому чуть меньше… Уважаемые люди, у всех семьи, квартиры, дачи, у некоторых машины…

— Любовницы?

— Этими данными следствие не располагает.

— Напрасно. Любовницы более влияют на судьбы людские, нежели любовники. Особенно в районе сорока лет. Но продолжай. Внимательно тебя слушаю.

— Кроме всего прочего, это и довольно состоятельные люди. Должности у них далеко не последние — начальник цеха, директор гастронома, работник исполкома… В этой папке подшиты характеристики с мест, где они работают… Хочешь почитать?

— Конечно, нет.

— И правильно. Отличные характеристики. Каждый тянет на орден. Всем уже назначили общественных защитников, соседи подписи собирают, звонки идут — уважаемые люди пытаются предостеречь меня от роковой ошибки…

— Но один из них убийца. Что же его, бедного, так допекло?

— А черт его знает! Я уже подумал — не ошибка ли какая, недоразумение… Ведь все давно знают друг друга, праздники вместе отмечают, дичь после охоты поровну делят… А что ты хочешь у них спросить?

— Не знаю, — легко, не задумываясь ответил Ксенофонтов. — Что-нибудь придумаю по ходу.

— Очная ставка требует тщательной подготовки, — недовольно заметил Зайцев. — Ни одно слово, ни один вопрос не должен быть случайным.

— Успокойся, старик. Я и не собираюсь задавать случайные вопросы.

Зайцев долгим взглядом посмотрел на Ксенофонтова, вздохнул, открыл стол, достал пачку фотографий. Задумчиво перетасовал их, протянул одну Ксенофонтову.

— Это Пахтусов… Начальник цеха на метизном заводе. Уже предлагал мне гвозди для дачи, дверные петли, замки… Жена, дети почти взрослые, сын в институте, дочка школу заканчивает. С самолюбием товарищ, покричать может, о правах поговорить… А это Васысь, — Зайцев протянул еще один снимок. — Немного странная фамилия, но это не его вина. Человек вроде неплохой, работает фотографом. Своих приятелей одаривает прекрасными снимками… Посмотрел я на эти его снимки и самому захотелось в охотники податься. Живет в центре города, сыну пять лет…

— Маловато сыну-то?

— Подрастет. Машина у него, жена — врач, в поликлинике работает.

— Больничные охотникам выписывает?

— Не знаю, не уточнял.

— Да, а на чем они добирались к озеру в тот день?

— На микроавтобусе. Пахтусов на своем заводе взял. Сам и за рулем сидел. И туда, и обратно.

— Они же все пьяные были?

— Ну и что? — пожал плечами Зайцев. — Если мы с тобой сейчас остановим десять машин, двое водителей из них обязательно окажутся поддатыми. Время такое. Никто ничего не боится. Вот это — Хуздалев. В райисполкоме командует каким-то отделом, чуть ли не жилищным. Четкий товарищ, с юридическим образованием, с пониманием о себе. Этакая легкая административная спесь. Хотя и слова всякие употребляет — извините, пожалуйста, прошу вас… Кто там еще… Вот Феклисов, а это — Ясин. Один из домоуправления, второй — завхоз в институте.

— И ни за кем ничего не числится? Пьянка, развод, хищения, бурная молодость, алименты, жажда справедливости, конфликт с начальством?

— Ничего. За охотниками это водится. Поскольку в руках оружие, стараются выглядеть получше. Чтобы никому и в голову не пришло… Понимаешь, Ксенофонтов, быть охотником нынче накладно. Ружья, патроны — это чепуха. Надо иметь возможность выезжать, доставать лицензии на отстрел всякого зверья, нужно иметь машину, катер, автобус… Тот же Пахтусов! Может и машину достать, и гвозди, и дверные ручки. Хуздалеву в исполкоме нетрудно лицензию раздобыть, Феклисов всегда поможет со стройматериалом, кафельной плиткой, унитазом. Чуть у кого ремонт — сразу к Феклисову. Васысь — снимки делает отличные, Ясин всем дачи обставил списанной мебелью, за копейки они выкупили в институте стулья, диваны, шкафы.

— А Асташкин?

— Погибший занимал должность директора гастронома, — значительно проговорил Зайцев.

— Ого!

— Да, Ксенофонтов. Поэтому для него охота была только потехой, а уж никак не добычей пропитания. Хотя для того же Васыся каждая утка — большое подспорье на семейном столе.

— И давно они сгруппировались?

— В этом составе лет семь или около того.

— Надо же, — удивился Ксенофонтов, но замолчал, поскольку в этот момент открылась дверь и показалась плотная, румяная, гладко выбритая физиономия.

— Входите, Пахтусов, — сказал Зайцев. — Присаживайтесь, где вам удобно.

— Так это вы и есть Пахтусов, — непонятно чему обрадовался Ксенофонтов. — Как поживаете?

— А как поживаю… Хорошо. На аппетит не жалуюсь, погода хорошая, пока вот еще не посадили… Чего еще желать в нашей жизни? — Пахтусов сел, расстегнул пиджак, вытер шею платком, улыбчиво повернулся к Зайцеву. — Что нового на нашем фронте?

— Пока ничего. А вы между собой еще не определили, кто стрелял?

— Не решаемся! Уж коли за дело взялись профессионалы, — Пахтусов рассмеялся. — Там еще Васысь пришел, стесняется войти, курит. Может, позвать? — и, не дожидаясь разрешения, он поднялся, сильными упругими шагами подошел к двери, распахнул ее и крикнул в коридор: — Входите, ребята! Уже можно!

Вошли сразу двое. Остановились у порога, кивнули и молча уставились на Зайцева, ожидая указаний.

— Садитесь, — Зайцев приглашающе показал на расставленные вдоль стены стулья. — Это Васысь, это Хуздалев. Что-то остальные запаздывают…

— Придут, — обронил Васысь. — Куда им деваться…

— На охоту больше не ездили? — беззаботно спросил Ксенофонтов.

— Какая охота! — махнул рукой Хуздалев. — Не знаю, будет ли вообще у нас когда-нибудь охота.

— Почему? Вы теперь не скоро соберетесь кого-нибудь хлопнуть!

— Не понял! — распрямился на стуле Пахтусов. — На что это вы намекаете, интересно узнать?

— Какие намеки! — весело отозвался Ксенофонтов. — Открытым текстом шпарю. Ведь не будете же вы отрицать, что заряд кабаньей картечи Асташкину в спину всадил кто-то из вас? Это мне интересно узнать — чем это он вам так досадил?

— Ну, знаете, — Хуздалев оскорбленно поджал губы. — Чтобы так говорить, нужно иметь основания.

— А они у меня есть, — самоуверенно заявил Ксенофонтов. — Потому и говорю. Труп в морге — разве не основание? He знаю вот только — всей артелью вы его хлопнули, или кто-то в одиночку сработал, — он встал, выглянул из кабинета и, увидев двух человек в курилке, окликнул их. — Вы к Зайцеву? Прошу! Он давно вас ждет. Остальные стрелки в сборе. Зайцев, можете приступать. Пришли опоздавшие. Попытались было вообще уклониться от очной ставки, но я им этого не позволил. Ясин и Феклисов, правильно? Садитесь, стульев здесь предостаточно. Располагайтесь, где кому удобно.

И после этих слов Ксенофонтов от дальнейшего разговора попросту устранился, предоставив Зайцеву самому проводить это важное следственное действие — очную ставку. И тот принялся подробно уточнять, кто где в тот день находился, не видел ли чего подозрительного, где стояла машина, кто первым вернулся к ней, кто разжигал костер, в каком порядке все расположились на брезенте, кто обнаружил труп Асташкина в воде, кто тащил его к костру… Время от времени он с недоумением поглядывал на Ксенофонтова, но тот проявлял полнейшее безразличие к очной ставке — подходил к окну, снова садился, иногда вынимал свой громадный блокнот, что-то вычитывал там, что-то туда вписывал, опять торчал у окна, глядя на прохожих…