Нью-Йорк - Эдвард Резерфорд

Она хотела выяснить, придется ли ей заниматься сыном, или можно и дальше жить, не зная забот. А вызвано это желание было, по мнению Мастера, тем, что она сошлась с другим мужчиной. С любовником в доме малыш будет решительно неудобен, подумал Мастер. Немногим лучше мужа.

Поэтому он с известной оглядкой ответил письмом, выдержанным в духе равной неискренности. Он, дескать, знает, как она тоскует по сыну, но сейчас, пока в морях рыскают пираты патриотов, мальчику лучше остаться в Нью-Йорке.

Он прикинул, не ознакомить ли с письмом Джеймса, но счел это бессмысленным. Он даже не сообщил ему об излияниях Ванессы в адрес Уэстона. Мальчик уже редко вспоминал мать, – наверное, оно и к лучшему.

Последующие месяцы выдались довольно спокойными для Абигейл. У нее было много дел по хозяйству. Она присматривала за Уэстоном, когда он бывал не в школе, и каждые несколько недель составляла подробный отчет о его жизни. Добавив немного домашних новостей, она пересылала его Джеймсу через Сьюзен. И хотя эти письма не сразу достигали Вест-Пойнта, она знала, что он получал их с благодарностью.

Грей Альбион и его товарищи вернулись в дом. Короткое время казалось, что Грея направят в Джорджию, но генерал Клинтон передумал и оставил его в Нью-Йорке. Правда, Грей был так занят, что виделись они меньше. С приближением зимы Клинтон назначил его ответственным за обогрев войск.

– Боюсь, – сказал однажды в декабре Альбион, – что нам придется вырубить красивые рощи на севере города. Мне очень не хочется, но выхода нет.

Он часто отсутствовал по нескольку дней. Абигейл не особо следила за его приходами и уходами, но обратила внимание на несомненную перемену в его поведении. Непринужденное высокомерие, порой раздражавшее ее раньше, сошло на нет. Короткая весенняя стычка с патриотами по пути из Филадельфии заставила его проникнуться бо́льшим уважением к неприятелю.

– Теперь они похожи на настоящих солдат, – признал он. – В другой раз нам обязательно накостыляют.

Она заметила, что изменился и его тон. Если раньше он относился к ней как к младшей сестре, то теперь говорил о более серьезных вещах: ходе войны, шансах на заключение мира и будущем колоний. Мало того, он интересовался ее мнением и ценил его не меньше своего.

– Вот бы мне показать вам Лондон, мисс Абигейл! – обронил он однажды.

Для поддержания разговора она спросила, чем ему дорог Лондон. О величественных лондонских видах ей было известно от отца, но Альбион заговорил о местах поскромнее: о чудесных старых парках у реки, о церквях, где молились крестоносцы, об узких улочках с деревянными домами и навязчивым эхо. Его красивое лицо смягчалось по мере воспоминаний.

В другой раз он завел речь о своей родне:

– Я думаю, мисс Абигейл, они вам понравятся. Мой отец – аристократ до мозга костей. Я по сравнению с ним деревенский увалень.

А однажды он вспомнил няню:

– Она так и живет с нами, хотя ей почти восемьдесят. Я люблю, когда удается, посидеть с ней.

Абигейл было приятно услышать о таком внимании.

В начале весны 1779 года пришли ободряющие новости с Юга. Британские «красные мундиры», действовавшие в Джорджии, взяли сперва Саванну, а потом Огасту. Вскоре британская власть восстановилась во всей Джорджии. В Нью-Йорке поговаривали об экспедиции вверх по Гудзону. Альбион мимоходом обмолвился об этих планах, но отец сказал Абигейл:

– Он умоляет Клинтона отпустить его. Ему хочется размяться. – А чуть позже сообщил, что Альбион добился своего.

Не успел закончиться май, а небольшая флотилия уже приготовилась выступить. Абигейл с отцом пришли на пристань. Бойцы в красных мундирах с перекрещенными перевязями выглядели очень элегантно. Альбион возбужденно говорил о своем задании, и Абигейл осознала, что никогда не видела его таким – суровым, со строгим взором, раздающим отрывистые приказы. И слишком, конечно, занятым, чтобы обращать внимание на нее.

Когда суда вышли на середину реки и устремились вверх по течению, она повернулась к отцу:

– Папа, там же Джеймс. А вдруг они с Греем…

– Я знаю, Эбби, – тихо ответил тот. – Давай не будем об этом думать.

Прошло какое-то время, и прибыли новости. Красномундирникам сопутствовал успех: Вашингтон удерживал Вест-Пойнт, но два меньших форта они взяли. Говорили и о потерях.

Грея Альбиона доставили днем позже. Абигейл велели отвести Уэстона к другу дома на время, пока будет трудиться врач.

– Тревожиться не о чем, – уверенно изрек ее отец. – Мушкетная пуля в ноге. Врач вынет ее в считаные секунды.

Но когда они вернулись ближе к вечеру, Джон успел посерьезнеть.

– Все в порядке. Он спит, – так он сказал Уэстону. Но Абигейл признался: – Он потерял много крови.

Когда она увидела Грея утром, его глаза были полузакрыты, но он узнал ее и слабо улыбнулся. На следующий день она заходила к нему несколько раз. Вечером заметила, что его трясет. Ближе к ночи начался жар.

Рана была заражена. Врач, хорошо с ними знакомый, был лаконичен.

– Ухаживайте за ним, мисс Абигейл, – сказал он после чистки раны. – Вы ничем не хуже моих сиделок. Будем молиться, чтобы зараза не распространилась и не пришлось отнимать ногу. Постарайтесь унять лихорадку – это главный враг.

В последующие дни состояние Альбиона колебалось. Иногда он метался в жару и бреду, и Абигейл оставалось лишь остужать его тело и лоб мокрыми полотенцами. Иногда бывал в сознании, но боялся.

– Что, ногу отрежут? – спрашивал он.

– Нет, – солгала она, – об этом и речи нет.

И слава богу, инфекция не разошлась, хотя на поправку он пошел только через десять дней. Миновал месяц, когда он начал ковылять с костылем и стал снова похож на себя.

За день до того, как он встал, случилась мелкая странность. Да и случилась ли? Грей спал. Абигейл сидела подле него в английском кресле. Дневное солнце, проникавшее в окно, приятно согревало. В комнате царила тишина. И Абигейл, должно быть, задремала. Ей пригрезилось, будто они идут по берегу и вдруг он поворачивается и тихо, но с чувством произносит: «Вы еще так молоды. Но где мне найти такую, как вы?»

Тут она проснулась и обнаружила, что Грей не спит и задумчиво ее рассматривает. Ей осталось гадать, сном или явью были его слова.

Примечательной особенностью бизнеса Мастера в тот период стали наезды Сьюзен из графства Датчесс. Время от времени она появлялась с двумя-тремя подводами с товаром. Мастер организовывал торговлю, а британцы знай радовались покупать. В последние месяцы этот бизнес сделался еще выгоднее, так как раньше зерно поставляли по реке с севера и занимались этим ирокезы. Но патриоты перегородили этот ручеек. В прошлый раз Сьюзен доставила два фургона зерна, и Мастер продал его в пять раз дороже, чем до войны.

Насчет этического аспекта этих сделок Сьюзен, когда Абигейл спросила однажды, на чьей та стороне, ответила просто:

– На стороне моих соседей, Эбби. И многих других. Если в графстве Датчесс правят патриоты, то я патриотка. Но если мое зерно купят по хорошей цене британцы, то я, черт возьми, продам. А что касается шелков, и чая, и вина, которые я вывожу из Нью-Йорка, то в моей округе полно патриотов, которые купят их с удовольствием и не спросят, откуда они прибыли.

– А как отнесется Вашингтон к тому, что ты продаешь нам зерно?

– Придет в бешенство. Но он не узнает.

– А Джеймс?

– Думаю, тоже, но и он не узнает.

Британские власти запрещали такую торговлю. Нью-йоркские купцы-лоялисты не имели права снабжать повстанцев чем бы то ни было, но на это смотрели сквозь пальцы. Британские торговцы были рады поставить северным патриотам любые предметы роскоши – лишь бы платили. Это сочли бы незаконным, поймай их кто за руку, а потому попадались немногие. Сьюзен просто платила караульным на выезде из города.

Но в этом деле Мастер продемонстрировал свою старомодную лояльность. Отлично зная, чем занимается Сьюзен, сам он неизменно отказывался участвовать в снабжении патриотов. Поэтому Абигейл была крайне удивлена беседой, которая состоялась в сентябре в отцовской библиотеке.

Грей Альбион был на службе. Накануне в благодарность за уход он преподнес Абигейл два красивых подарка. Одним была шелковая шаль, тщательно подобранная в тон к ее любимому платью, вторым – красиво переплетенное издание «Путешествий Гулливера»: однажды она обмолвилась, что любит эту книгу. И Абигейл была довольна и растрогана его хлопотами. В то утро он отправился в форт к генералу Клинтону, где собирался пробыть допоздна. Уэстон находился в школе, и Абигейл с отцом были одни, когда пришла Сьюзен.

На сей раз она прибыла в город с тремя подводами. Отец сразу же согласился пойти с ней и организовать распродажу. Но затем, к изумлению Абигейл, добавил:

– У меня на складе полным-полно шелка, да есть еще отличное вино и бренди. Не захватишь, когда поедешь обратно?

– Конечно, – рассмеялась Сьюзен.