Алхимия желания - Тарун Дж. Теджпал

— Ганди? Махатма Ганди?

— А кто еще, по-вашему, сэр? Махатма Ганди! Он сидел за этим столом и пил чай. Госпожа и он. Говорили об ахимсе, сатиаграхе и всех этих вещах о свободе.

— Вы шутите, Стефен, — сказал я.

— Прямо там, сэр, поверьте мне, — уверил он меня. — В своем белом дхоти. Потягивал чай с улыбкой. Он приехал проведать Камла Неру в санатории Бховали.

— С ним был Джавахарлал Неру?

— Нет, нет, сэр, он был в тюрьме. Поверьте мне, сэр, страна всегда важнее жены. Не обижайтесь, мадам.

— Стефен, я хочу, чтобы вы это повторили перед своей женой, — возмутилась Физз.

Стефен захихикал.

— Мадам, я не Джавахарлал Неру, — сказал он.

У задней стены гостиной была лестница, ведущая на второй этаж. Физз шла за мной, а я — за Стефеном. Одна ступенька была опасной, и Стефен предупредил нас об этом. Мы вышли в холл с дверями в каждой стене. Три из них вели в спальни, а одна — на длинный балкон, который тянулся вдоль всего дома. Привыкнув к твердому полу, мы осторожно ступали по планкам. Стефен заметил нашу осторожную походку и засмеялся.

— Поверьте мне, сэр, слон с носорогом могли бы станцевать фокстрот на этих полах, и ничего бы не произошло, — улыбнулся он.

В доказательство своих слов он начал прыгать вверх и вниз, громко напевая мелодию «Приходи, сентябрь». Па-па-па-паам-паам-пам-пам-пааам. Паампам-па-пам-пам-пам-пам-пам-пам…

Пол задрожал. У нас почти упало сердце.

— Стефен, контролируйте себя. Вы рушите мой дом, — попросила Физз.

Здесь было намного больше света, проникающего сквозь передний балкон и сквозь щели в планках у нас над головой. Я поднялся по лестнице и оказался на чердаке. Он был большим и заброшенным, с двумя забитыми окнами с каждого конца; вся крыша была залатана на скорую руку, дерево под ней прогнило, просачивалась вода.

Когда мы снова добрались до основания лестницы, Стефен остановился и начал сражаться с дверью справа от него, которую мы пропустили по пути наверх. После некоторых попыток толкнуть ее или потянуть на себя ему удалось открыть ее.

— Это последняя комната, — важно сказал он. — Вообще-то, комнаты.

Когда мы вошли и посмотрели вверх, небо было прекрасного голубого цвета. Простая тонкая балка делила его пополам — последний остаток крыши. Комната над нами отсутствовала. Можно было увидеть доски деревянных балок, которые когда-то поддерживали пол над каменной стеной. Некоторые были аккуратно отпилены, другие раскололись, словно их ударили о колено. Мы были в закрытой коробке без крышки. Это было похоже на открытый корт для сквоша, но разрушенный у наших ног, что заставляло меня воображать, будто я стою в доме, в который угодила бомба в одном из сражений в этих британских фильмах.

Пол был усыпан камнями, гниющим деревом, кучками сырой травы, ржавыми скобами и гвоздями, сухими ветками, разорванными в клочья мешками, пустыми бутылками, разрезанными банками, скрученными листами олова. Дверь и два окна, снятые с петель, стояли прислоненными к стене — стеклянные безглазые рамы, разрушающееся дерево. Неподвижные стены поднимались на два этажа вверх, штукатурка горчичного цвета облезла, обнажая твердую каменную основу.

Даже при свете дня, высоких голубых небесах, нестихаемой болтовне Стефена это было жутко. Словно мы случайно увидели, как это все закончится. Дом постепенно превращался в руины.

Гниение начиналось в момент создания.

Это мрачное чувство периодически охватывало меня, когда мы начали восстанавливать дом. Каждый раз, как был положен новый ряд кирпичей, была выпилена, обрезана и прибита новая доска, каждый раз, как наливали цемент из мешалки, выпрямляли и резали листы олова, все, что я видел, — это окончательная разруха.

Процесс разрушения начинается с создания.

Сея семена, я видел, что из них вырастут не деревья, а дрова для камина. И всегда ко мне приходил образ этой высокой двойной комнаты без пола и крыши; обломки того, что когда-то было живым, лежало мертвым у моих ног.

— Поверьте мне, сэр, когда эти комнаты отремонтируют, вы не захотите покидать их. Они будут самыми лучшими, — сказал Стефен.

Я посмотрел на камни, отсутствующий пол, отсутствующую крышу, единственную балку, поддерживающую небо.

Мы все видим и слышим то, что нам хочется.

Вы слышите звук закрывающихся дверей, а я — открывающихся.

Мне следовало спросить его, посещал ли это место и Абул Калам азад? Потягивал чай с госпожой.

Когда мы вышли через переднюю дверь, он остался внутри.

— Я буду с вами через минуту, — сказал он.

Мы слышали, как он скрипит засовом. Мы ждали на каменной веранде. Над нами был разрушающийся балкон — серо-черные доски, гниющие и с большими щелями. Стефен появился из-за дома, усмехаясь. Он выпрыгнул через окно в кухне, затем закрыл его.

— Самос безопасное место в мире, — заметил он. — Единственная кража случилась здесь пять лет назад. Восемь кочанов капусты с полей Према Сингха рядом с Гетиа падао. Полиция провела расследование. Поймали вора. Ему пришлось месяц работать на полях Према.

Затем Стефен повел нас на экскурсию по имению. Были еще одни развалины на террасе перед домом. Остался только каменный плинтус. Он сказал, что когда-то это была оранжерея. И еще было двухэтажное помещение возле передних ворот. Оба этажа испорчены, двери и окна разрушены, олово с крыши снято. Большая часть имения заросла, и с трудом можно было найти дорогу через него — лантана, трава, кусты, ползучие растения были повсюду. Деревья нужно было обрезать, многие почти слились вместе.

Когда мы вернулись под деодар, я сказал:

— Машина идет вместе с домом?

— Поверьте мне, сэр, сейчас она плохо выглядит, но многие знаменитые люди путешествовали в этой машине, — уверил нас Стефен.

— Да, — хотелось сказать мне, — Луис и Эдвина Маунтбэттен.

Мы пожали ему руку и пообещали скоро вернуться.

Он посмотрел на Физз и сказал:

— Мадам, вы купите этот дом и никогда не забудете Стефена.

Это было более точное предсказание, чем мы могли себе представить.

Он ушел, лающие собаки потащили его за собой. Я заметил, что пестрая собака с перебитой задней лапой была самой агрессивной, показывала зубы и рычала на всех. Даже три другие собаки пятились от нее. Мы медленно шли за этим цирком, хромая собака поворачивалась, чтобы броситься на нас. Когда мы вышли из нижних ворот — ворот там не было, просто сломанные каменные колонны, — то перешли через дорогу. Рядом Со столбом «До Бховали 10 км» была маленькая каменная скамейка. Сидя на ней, можно было посмотреть на дом снизу верх. Камень под нами — голый, неприкрытый цемент — был теплым.