Меч Немезиды - Данил Корецкий

— Да это обычная компьютерная игрушка, — сказал кто-то из тройки Булкина. — Старик в машинки гоняет, чтобы дорогой не заскучать, вот и весь радар…

Кузьмин только крутил головой, переводя взгляд с одного на другого. Он уже кое-что понял. И представлял, что бы было, если бы Бердоева расшифровали. Какой тут бортовой компьютер?! Какие игрушки?!

— А может, у него пара горячих сюжетов есть на этом самом компьютере? — поинтересовался Кулаков. — Лейла, его любовница, а? Или другие девушки?..

— Отвали! — коротко ответил Бердоев.

«У них железные тросы вместо нервов», — подумал Кузьмин и, откинувшись на мягкую спинку, закрыл глаза и расслабился. Но тут же вздрогнул и выпрямился. Опять надвинулся подвал и острое лезвие под кадыком… Он заглянул в рюмку и допил остатки водки.

— Наверное, красивая баба, эта Лейла, — сказал Блинов. — Кто-нибудь видел ее?

Нет, никто не видел. Лейлой занималась группа «зеро», это они спровадили ее куда-то, а может, и в расход пустили даже… А что это за группа такая — «зеро»? Кто они вообще? Что за короли с горы?

— Да местные арабы, наверное, — сказал Шаура. — Завербованные агенты из местных. Или наши узбеки типа Бердоева, заброшенные для глубокого оседания…

— Но ты, — сказал Бердоев. — Я не узбек, я осетин! Просто жил там…

— Да какая разница, — Блинов махнул рукой. — Мне вот про Лейлу интересно!

— Не, я ихних баб не понимаю, — сказал Кулаков. — Зачем лицо прятать, фигуру закутывать? Чего стесняться? Мы когда вывозили медсестричек из клиники, затолкали их с доктором в фургон — железо раскаленное, жарища, духотища! — а они все равно кутаются. Одна даже в обморок хлопнулась, но и тогда не развернулась. Почему? Что, их врач без намордников не видел? Или мы — через час попрощались, деньги на переезд вручили и навсегда расстались. Так к чему мучиться? У меня сразу представление, что они страшные и этого стесняются…

— Да нет, обычай такой. Эти бенладены испокон века баб своих тряпьем накрывают…

Так и идет медленный, ни к чему не обязывающий треп ни о чем. Вроде как психоанализ у американцев. Психоанализ — не психоанализ, а вытягивается из нервных клеток нечеловеческое напряжение последних суток: медленно, по капле, но вытягивается…

Шаура облокотился на холодный вогнутый борт, прищурился блаженно, замурлыкал любимую песню:

В Америке «Дельта», в Испании «Гал»Его безуспешно искали.А он в это время рыбешку таскалИз речки на Среднем Урале.

— Нет ли у кого телефона с собой, братцы? — Это Кузьмин спрашивает, весь белый сидит, водка ему плохо пошла с дороги.

Нет телефона, Кузьмин. Бойцам на «холоде» телефоны не положены. Погоди, приземлимся, тогда и позвонишь кому надо…

А Кузьмин говорит: даже не знаю, будет ли кому звонить.

А чего так?

Да вот так…

Оказывается, пока они там, в плену, сидели, охрана им мозги прессовала вовсю, говорили, мол, родня вся ваша у нас на мушке — фотки, адреса показывали, всякие такие подробности. У Суворского дочка маленькая, так они даже номер сада и номер группы знали. А что, говорят, ждем только, когда квартиры свои продадут, чтобы вас выкупить, и тогда всех перестреляем, а вам ушки и пальчики передадим.

Карпенко слушал это и хмурился. Потом сказал Кузьмину:

— Все в порядке с вашими семьями, не переживай. И телефон у меня есть. Только сперва я один звоночек сделаю, лады? — И подозвал Бердоева: — Садитесь рядом, Руслан Магомедович, переводить будете. Я фразу скажу, а вы переведете, потом вторую…

На Джизан опускались ранние сумерки, заходящее солнце почти растворилось в Красном море, отдав ему свой огонь. Саид аль-Хакатти сидел в доме своего отца, на открытой террасе, за большим столом. Все его дядья и братья были здесь, и четверо его насиров из «Торжества ислама», и Ахмед Кайван, брат похищенного Салеха, который еще не оправился от сердечного приступа. Женщины молча разносили чай и кофе, но, похоже, никто не притронулся к своей чашке. Это было плохое время для Саида. Старшие насиры открыто выражали свое недовольство тем, что заложники отпущены, а самим им приходится сидеть и ждать, когда враг объявит свою волю. Разве это дело? Разве так должны поступать воины ислама?

Саид молчал. Им нельзя ничего объяснить: они не поймут. Чужая боль не болит, только своя…

Медленно тянулось время, как будто вся пустыня стекала через колбочки песочных часов, опрокинутых в ожидании благой вести.

И, наконец, враг дал о себе знать.

Зазвонил мобильный Саида — только не обычный его золотисто-черный Vertu, доверенный главному телохранителю, а личный — старая Nokia, которую Саид всегда держал при себе. Этот звонок был равносилен просунувшемуся в дверь дулу чужого автомата! И по Vertu-то звонить могли человек двадцать во всем мире. А номер Nokia предназначался для особых случаев, его знали лишь пятеро приближенных, которые остались в живых. Однако Ахмед, Рашид, Аббас, Джабир и Мирза, его насиры, сидели сейчас рядом за столом, звонить они не могли. Рашид Дар-Салах и Халил Афзали не могли звонить с того света. Значит…

Саид взял трубку. Номер звонившего не отобразился. Но голос шейх узнал сразу. Пульсирующий от скрытой силы, он бился в мембране и явно не нес хороших вестей. После каждой фразы тихий вкрадчивый переводчик повторял ее по-арабски.

— Слушай меня, поганая собака! Я получил своих заложников, как и хотел. Теперь ты можешь получить своих…

Наступила короткая пауза.

— Помнишь автобус с журналистами в Кусане? Ты взял выкуп и убил их всех…

Снова пауза.

— Я решил поступить с тобой так, как ты поступал с другими…

— Где мой отец?! — не сдержавшись, рявкнул Саид. — Где брат моего друга?

— В старом гончарном цехе в Наджире, в шести километрах от города. Я их повесил, Саид. Обоих. А цех заминировал. Ты учил, а я хороший ученик. Будь здоров, Саид.

Когда бледный как смерть аль-Хакатти объявил печальную весть, Ахмед Кайван захрипел, схватился за сердце и откинулся на подушки. Губы его посинели. Остальные насиры разразились возмущенными криками.

Не прошло и часа, как руины закрытого еще в конце 60-х гончарного завода в Наджире были оцеплены. Дауд аль-Хакатти и Салех Кайван находились в устье одной из восьми печей для обжига — полуразваленных и забитых всяким мусором. Их могли бы найти и быстрее, но какое-то время ушло на поиски бомбы.

Бомбы не нашли. А оба пленника оказались живы и здоровы. По правде говоря, у старого Хакатти были повреждены кисти рук — связанный старик пытался вскрыть вены о торчащий из стены осколок камня, чтобы избежать позорной смерти от гяуров. Но лишь заработал себе несколько кровоточащих ссадин и растяжение связок.

За эту ночь Саид аль-Хакатти поседел как лунь. Ахмед Кайван долго лечился, но так и не восстановил здоровья. Моральный дух руководителей группировки был безнадежно подорван. А через месяц «Белого шейха» Саида убили. Предположительно — свои же насиры, окончательно утратившие веру в своего предводителя. Группировка «Торжество ислама» просуществовала еще полгода, пока Рашид, Аббас, Джабир и Мирза решали, кто из них более достоин ее возглавить. Но тут в дело вмешались дядья аль-Хакатти, а также его двоюродные братья… Террористическая организация, некогда наводившая ужас на весь Западный мир, переключилась на внутренние разборки и фактически прекратила свое существование. Во всяком случае, на политической арене она не появлялась, и контртеррористические службы мира о ней больше не слышали.

Круизный лайнер «Лев Толстой» приближался к Трабзону, оставляя за кормой широкий белый бурун, растянувшийся в прозрачной бирюзовой воде на добрый километр.

— Смотри, самолетик! — Стройная девушка на палубе для загара подняла тонкую руку и указала острым малиновым ноготком в прозрачное светло-голубое небо, в котором маленький серебристый крестик оставлял за собой похожий — белый, постепенно тающий инверсионный след.

— Интересно, кто на нем летит?

Мужчина в соседнем шезлонге провел ладонью по ее загорелому животу, чуть выше узеньких стрингов.

— Люди, дорогая, кто же еще…

Он запустил большой палец под резинку и погладил чисто выбритый лобок. Она не шелохнулась.

— Русские?

— Вряд ли. Скорей всего какие-нибудь немцы или англичане.

— А может, греки?

— Может, и греки.

— А ты мне купишь шубу в Афинах?

Разговор принял приземленный и сугубо практичный характер. А юркий «Фалькон» на высоте семи тысяч метров разрезал серебристыми крыльями ледяной разреженный воздух. В нем не было ни немцев, ни англичан, ни греков, только русские и один осетин. Большинство дремали, предвкушая встречу с домом. Кузьмин о чем-то озабоченно шептался с генералом Карпенко, Шаура пел: