Том 5. Энн Виккерс - Синклер Льюис

Доктор Уормсер дала Энн выговориться и даже поощряла ее, до трех часов утра слушая сбивчивый рассказ. (Правда, уже после полуночи на столе вдруг бог весть откуда появился легкий ужин, и Энн уговорили съесть яйцо.) К трем часам утра запас горечи истощился, и к Энн вернулась оптимистическая уверенность, что Великие Простые Люди непременно что-нибудь предпримут, если только про все это узнают. И доктор Уормсер перечислила, с кем из газетчиков Энн следует поговорить.

Во-первых, Чарли Эрман, главный редактор «Кроникл», близкий приятель доктора Уормсер. Далее либеральный журналист, сотрудник газеты, консервативной, как банкир-пресвитерианин, но тем не менее обожающей печатать речи социалистов, которые поносят «Кроникл». Кроме того, две-три статьи надо, непременно дать в «Стейтсмен» — либеральный еженедельник, который первым в Америке заявил, что не только Германия, но также и Франция, Англия и Россия еще до 1916 года узнали, что идет мировая война.

Не прошло и двух дней, как Энн из охваченной благоговейным ужасом провинциалки вновь превратилась в жительницу Нью-Йорка. Доктор Уормсер прописала ей несколько новых платьев и обедов в дорогих ресторанах. Энн была богата. Из 1 500 долларов жалованья, полученного за 14 месяцев, у нее осталось 997 долларов 93 цента, остальное ушло на книги, папиросы, железнодорожные билеты и ссуды освобожденным арестанткам, 100 % которых так и не было возвращено. Она купила себе костюм, шелковые чулки — на несколько пар больше, чем требовалось (что является признаком роскоши), вечернее платье, нефритовый мундштук и отправилась на ревю, но возмущенно ушла с середины, потому что в программу входил чрезвычайно забавный скетч, в котором изображалось, как в Современной Тюрьме лакеи подают беспечным взломщикам шампанское в ведерках со льдом…

Линдсей Этвелл еще не вернулся из Вермонта, где он проводил свой отпуск. Через два дня после того, как Энн справлялась о нем в его конторе, он позвонил ей из Дорсета.

— Дорогая, я так рад, что вы вернулись! Нью-Йорк без вас невыносимо скучен. Как вы смотрите на то, чтобы поработать в нью-йоркских тюрьмах? Вы совершенно правы! Здесь гостит судья Бернард Доу Долфин — член Верховного суда штата Нью-Йорк. Очень влиятельный человек. Я сейчас же с ним переговорю. До скорого свидания!

Энн, разумеется, с большим удовольствием услышала бы, что губы у нее, как рубины, только гораздо теплее, и что он все время мечтал о них, но… Хорошо, что он такой энергичный и деловой человек.

Чарли Эрман, главный редактор нью-йоркской «Кроникл», безнадежно испортился за годы, пока он был иностранным корреспондентом — когда его приглашали на чай, он иногда пил чай, а не намекал, чтобы ему смешали коктейль. Сейчас, сидя в старомодной гостиной Мальвины Уормсер, он пил именно чай и слушал, как Энн, изо всех сил старавшаяся сохранить хладнокровие, рассказывает о Копперхед-Гэпе… Бэрди Уоллоп — Топси, Ариэль и Скиппи в одном лице — с исполосованной спиной, изнемогая от жажды, часами висит привязанная за руки к ржавой решетчатой двери темной камеры, и все это потому только, что она вступилась за Джо Филсон.

И окружные тюрьмы в штатах Миссури и Мэриленд, Орегон и Огайо, Канзас и Иллинойс все такие — немного лучше, немного хуже. (Может быть, газета пошлет ее туда, чтобы выяснить это?)

Эрман долго откашливался.

— Так чего же вы от нас хотите?

— Для себя — ничего.

— Знаю, знаю! Для газет хуже всего те люди, которые хотят чего-нибудь не для себя, а для всего человечества. Не сомневаюсь, что в вашей тюрьме все именно так, как вы рассказываете, а в других тюрьмах, вероятно, еще хуже. Но обо всем этом написаны уже десятки книг, например, «В тюрьме» миссис О Хара, «Тени на стене» Фрэнка Танненбаума, «В котле преступлений» Фишмана и так далее. Однако читатели большей частью не интересуются тем, что прямо их не касается. Никто еще не производил переворот ради людей, живущих где-нибудь за сотню миль. Но дело даже не в этом, а в том, что ваш рассказ не содержит ничего нового. Подобные вещи происходят постоянно, а газета существует для того, чтобы печатать новости — что-то совершенно новое. Если в тюрьме произойдет какой-нибудь бунт или скандал, мы это, разумеется, напечатаем, включая все подробности — антисанитарию, скверную пищу, жестокости и так далее. Года два тому назад у нас уже был скандальный материал о том, как женщин подвешивают за руки. Если вы намерены вернуться в Копперхед и написать петицию, которая заставит губернатора принять какие-то меры, если вы влепите затрещину начальнику тюрьмы или каким-нибудь образом добьетесь, чтобы вас отдали под суд, где вы смогли бы рассказать обо всех этих фактах, мы все это напечатаем, причем самым подробнейшим образом. А вам, по всей вероятности, дадут пять лет тюрьмы. Ну как, согласны?

— Нет! — В голосе Энн послышалась дрожь. — Раньше я думала, что никогда не буду ничего бояться. Но попасть в тюрьму я боюсь, смертельно боюсь.

Редакторы остальных газет сказали:

— Да, мы не сомневаемся, что вы говорите правду, но ведь это не ново. Все это ужасно, но это уже старо, и никто не станет этого читать.

Редактор почтенного либерального еженедельника «Стейтсмен» со вздохом произнес:

— Разумеется, я уверен, что вы не преувеличиваете, мисс Виккерс. Есть тюрьмы даже еще хуже. Последние два года у нас шли статьи о каторжной колонии во Французской Гвиане и о кандальных командах во Флориде. Вы их не читали?

— Нет. Боюсь, что у меня не было времени.

— Вот видите! Ни у кого нет времени. Вы говорите, что чувствуете страшную опустошенность от тщетных попыток заставить мир выслушать вас. Я уже тридцать лет пытаюсь заставить мир выслушать правдивый рассказ о всевозможных, вполне устранимых злоупотреблениях, а в результате даже у таких людей, как вы, нет времени. Что, по-вашему, должен чувствовать я? Сначала я возмущался, но постепенно научился быть терпеливым. И все же… столько злоупотреблений! Иногда мне хочется перестать разыгрывать из себя Кассандру и отправиться удить рыбу. Я очень люблю сидеть с удочкой. По крайней мере, это занятие иногда приносит хоть какие-то ощутимые плоды!

Хотите, я покажу вам сообщения о беззакониях, полученные только за сегодняшнее утро, — письма, пропагандистские издания и просто записи телефонных разговоров. Все умоляют немедленно предать эти факты гласности и добиться принятия каких-либо мер. — Он порылся в кипе бумаг, наваленных на гигантском письменном столе в его крохотном кабинете. — И имейте в виду, все эти люди, точно так же, как и вы, хотят, чтоб я помог им открыть глаза миру. М-да… Посмотрим. Ну вот, хотя бы это. В Румынии голодают политические заключенные. В Западной Виргинии голодают шахтеры, их представителей расстреливают; в высшей степени респектабельного школьного учителя! который выступил с протестом, среди ночи схватили и выслали из штата, а его перепуганная семья осталась без единого цента. Жителей Пафуги, британского владения в Тихом океане, эксплуатируют белые владельцы плантаций — платят им двадцать центов в день. Потомки освобожденных рабов американского Юга, поселившиеся в Либерии, обращают в рабство потомков приютивших их местных жителей. Эмма Гольдман[136] утверждает, будто большевики обращаются с анархистами хуже, чем республиканский штат Нью — Йорк. Китайцы — рабочие текстильных фабрик, принадлежащих их соотечественнику, получают шесть центов в день. Постояльцы общежития ХАМЛ в одном из Западных штатов пишут, что секретарь ХАМЛ — аморальная личность, а порядочного молодого рабочего, который пытался протестовать, он упек за решетку, обвинив его в преступном синдикализме. Из университета одного из восточных штатов после тридцати лет безупречной службы уволен профессор — только за то, что он хвалил мормонов.

И еще тысячи других. А я уже помещал столько материалов о тюрьмах, что мне следовало бы некоторое время помолчать. Но если хотите, напишите три коротенькие статейки, примерно по две тысячи слов, про Джозефину… Филсон, кажется? Про Бэрди Уоллоп и про эту старуху, которую повесили, — забыл, как ее зовут.

Энн лихорадочно настрочила три коротенькие статейки, и их добросовестно напечатали в «Стейтсмене». Шуму они наделали столько же, сколько надутый пузырь, брошенный в океан. Пользы от них было столько же, сколько от душеспасительного трактата, подброшенного в подпольный кабак.

Одна из либеральных церковных газет похвалила их в редакционной статье. Три газеты процитировали по одному абзацу каждая. Новорожденный (но, увы, не жилец на этом свете!) журнал «Торжество Женщины» командировал к Энн честолюбивую молодую репортершу, в интервью с которой Энн якобы заявила, что служила старшей надзирательницей в каторжной тюрьме Рэтлснейк-Гэп и вместе с начальником тюрьмы доктором Дрингулом организовала курсы кройки и шитья, в результате чего все арестантки тут же исправились.