Горбун - Вероника Кузнецова

— А почему вы не попрощались со мной, Леонид? — спросила я с невольной грустью.

Услышав своё имя, в последнее время ставшее редким в моих устах, горбун перестал глядеть на меня с прежней суровостью, но от намерения уйти не отказался.

— Я видел, что вы заняты очень важными делами, и не хотел вам мешать.

Сколько же яда умещалось в этом субъекте!

— Я уже освободилась от важных дел, — сказала я, улыбаясь.

— В таком случае, разрешите мне с вами попрощаться, — мягко ответил Дружинин.

— Но как же вы поедете? — спохватилась я. — После тяжёлой работы, не поев, не отдохнув. За кого вы нас с Ирой принимаете? Выпейте сначала кофе, а потом поедете. Это вас не задержит.

Мне, действительно, захотелось, чтобы он остался, а когда мне очень хочется, то не было ещё случая, чтобы моё желание не было выполнено.

— Останьтесь, прошу вас, — ласково сказала я.

— Если только минут на десять, — неуверенно произнёс горбун.

— Это ровно столько, сколько требуется на то, чтобы выпить чашку кофе, если очень спешишь.

— А сколько требуется, если не очень спешишь? — улыбнулся горбун.

— Если за чашкой кофе встречаются русские, то они могут просидеть до вечера. Конечно, если запас кофе у хозяйки достаточный, иначе придётся перейти на чай.

— Как мне хочется в Россию! — с чувством сказал Дружинин.

— К нам все хотят, — согласилась я, подумав про себя, что уехать от нас хотят тоже очень многие.

Своего я достигла, но едва мы вернулись в гостиную, как Нонка бросила на меня укоризненный взгляд, дающий понять, что она не одобряет мой поступок и по-прежнему считает, что я сама виновата в частых визитах горбуна. Ей было не понять, что лучше иметь врага перед глазами, чем за спиной. Но, как бы там ни было, а зверь, хотя бы временно, был укрощён, и недобрые чувства ко мне сменились у него тёплыми чувствами к России.

Наконец все расселись по своим местам, но едва гости взялись за чашки, а лично я — за пирожное, как кукла, поставленная Мартой на диван, упала. Общее внимание перенеслось на Берту, которую её заботливая хозяйка подняла и поустойчивее прислонила к спинке дивана, что-то ей сказав при этом, погрозив пальцем и, судя по жестам, пообещав напоить её кофе потом. Будь я на месте Берты, я бы не преминула вновь завалиться на бок, потому что по себе знаю, как легко забыть своё обещание накормить голодного, когда чувствуешь приятную сытость в собственном желудке. Моя собака тоже прекрасно это знает и предпочитает завтракать, обедать и ужинать вместе с нами, а если удастся, до нас, чтобы иметь время выпросить дополнительный лакомый кусочек. Собаке это удаётся, потому что голос у неё громкий, хорошо натренированный, а бедной Берте, как видно, придётся насытиться обещаниями, так как падать ей было теперь некуда.

— Вы, как всегда, предпочитаете пирожные? — заметил Ларс.

Не хватало ещё, чтобы все начали потешаться над моим пристрастием к сладкому. Датчанина явно заинтересовало, когда же я прекращу заменять нормальную еду пирожными. Хуже всего, что и Марта, как добросовестная мартышка, стала подражать мне и уплетать точно такие же пирожные, какие выбирала я, а ещё хуже, что отец Марты не был доволен быстрым приобретением девочкой дурных привычек и неразумным поглощением такого большого, по его мнению, количества пирожных. Но вот что было ещё хуже, так это то, что несносный горбун выразительно посматривал на меня, из чего следовало, что его интересует, беру ли я ближайшие пирожные или те, что подальше, а я, как назло, сосредоточила внимание на внешней их привлекательности, а не на расположении, и успела взять три ближайших. Кофе был вкусный, ароматный и был бы особенно приятен, если бы напряжённое выражение лица Нонны не служило плохой приправой к трапезе, а косые взгляды Иры, бросаемые на Дружинина, должны были бы лишить его аппетита, если бы он не был так сосредоточен на моих действиях.

Старушка что-то лопотала, обращаясь к своим ближайшим соседям, и Ира отвечала ей весьма благосклонно и сочувственно, что не мешало ей выражать своё отношение к горбуну непроизвольной мимикой, но зато внимание Петера отвлекалось от старушки моим дурным влиянием на Марту или, может быть, моей красивой яркой кофтой, иначе я не могу объяснить, почему он так подолгу останавливал на мне свой взгляд, а тёте Кларе нередко отвечал невпопад, что, видя реакцию датчанки, замечала даже я, хотя для меня их речь сливалась в один неразборчивый поток звуков.

— Большое спасибо, но я, и в самом деле, должен идти, — сказал горбун, взглянув на часы и торопливо поднимаясь.

Нонна сидела слишком неудачно и, чтобы выйти из-за стола, ей потребовалось бы потревожить соседей, а Ира словно приросла к месту и не собиралась вставать, поэтому я сочла себя обязанной проводить Дружинина до двери, как должна была бы поступить хозяйка дома.

— Вы едете на вокзал? — спросила я, чтобы не молчать.

— В аэропорт, — ответил горбун.

Для меня нет ничего тягостнее, чем прощание. Никогда не знаешь, что следует сказать, чтобы гость остался доволен моей любезностью и вместе с тем не задержался на пороге ещё на добрых полчаса. Недаром моя тётушка ввела в наш обиход поговорку: "Не бойся гостя сидячего, но бойся гостя стоячего".

— Может, вы побудете с нами ещё немного?

— "У нас, коммерсантов, время даже дороже денег считается. Затем до приятного свидания и потрудитесь быть здоровы".

Цитату я не узнала, но срамиться не захотела и не стала спрашивать.

— Не за труд, а за удовольствие сочту, — только и смогла я ответить.

Горбун так взглянул на меня, что я ожидала какого-то страшного объяснения, но он лишь посоветовал мне соблюдать осторожность после нового открытия, очевидно, подразумевая исчезновение трупа собаки, сказал, что надо будет сообщить об этом полиции, и открыл дверь.

— До свидания, — довольно сухо бросил он через плечо.

Меня вновь стало мучить предчувствие, что я его обидела.

— Ира сказала, что с удовольствием примет вашего родственника, — вспомнила я, приписав своей подруге тёплые чувства к приезжающему.

Горбун обернулся, и вид его выразил сомнение в объективности моего заверения, но он не успел произнести ни слова, потому что в гостиной послышался шум и испуганные крики.

У меня от любого шума душа ушла бы в пятки, ибо теперь я ждала только новых бед, а от переполоха среди гостей даже у самого хладнокровного человека сдали бы нервы. Я инстинктивно взглянула на горбуна, потому что до сих пор в трудные минуты руководил нами он, и я ещё не успела привыкнуть смотреть на него, как на предполагаемого убийцу.