Вся синева неба - да Коста Мелисса

Он поворачивается к ней лицом. Темно, но он все же угадывает ее черты и волосы на подушке.

— Нет. Все хорошо. Просто немного трудно дышать.

Две складочки залегают у нее на лбу.

— Ничего страшного. Спи, Жоанна.

Прошел, может быть, час. Пок два или три раза переменил позу, но Жоанна лежит неподвижно. Эмиль знает, что она не спит. Он в этом глубоко убежден.

— Жоанна…

Шепот не мог бы ее разбудить. Но ее глаза широко открыты и смотрят на него.

— Да?

Он долго колебался, но сказал себе, что после пережитого вместе сегодня утром это вполне естественно.

— Как ты думаешь…

Он сглатывает.

— Как ты думаешь, ты могла бы… прийти…

И заканчивает на выдохе:

— …ко мне?

Он видит, как тонкий силуэт Жоанны приподнимает одеяло и тихо приближается. Она кладет голову ему на плечо, а свою маленькую ручку на его локоть. Он не решается сжать ее слишком крепко, боится сломать.

— Спасибо, — шепчет он в ее волосы.

17 октября, 18:50

На понтоне. Последний закат солнца над озером Дуль

Завтра мы уезжаем в Баж, деревню, которую рекомендовал нам Себастьян, когда мы катались на лодке. После Бажа мы поедем в Грюиссан, чтобы увидеть море.

Осень наступила всерьез. Деревья окрасились оранжевыми бликами, и пришли холода. Газовый обогреватель уже работает на полных оборотах.

Жоанна провела день в порту, потом на пляже у дюн, чтобы запечатлеть на своих полотнах наш последний день в Перьяк-де-Мер. Я знаю, что Себастьян тоже был там, что он хотел напоследок побыть с ней. Не знаю, что она рассказала ему о нашем браке. Вероятно, правду.

Вечером мы пригласили его в кемпинг-кар, чтобы поблагодарить за гостеприимство в Перьяке и проститься. Я приготовил гратен из осенних овощей (кто бы мог подумать, что я однажды стану стряпать такие вещи?). У меня осталось немного времени до прихода Себастьяна, и я воспользовался им, чтобы посидеть на понтоне. И вот я сижу лицом к самому последнему закату над озером Дуль. Розовые фламинго тут как тут, а с ними и рубиновые блики на воде. Я буду жалеть об этом понтоне и об этих закатах. Но мне нравится думать, что следующие будут такими же замечательными.

Они втроем теснятся у стола на банкетке кемпинг-кара, газовый обогреватель стоит у их ног. Несмотря на это, Жоанна кутается в большой черный жилет, а Эмиль обмотал шею шарфом. Только Себастьян, похоже, нечувствителен к низким температурам середины октября. Он принес полную корзину апельсинов. «На десерт», — уточнил он. Пока они ели гратен, он расспрашивал их, куда они поедут дальше. Все стараются как могут не упоминать эпизод с комиссариатом и болезнь Эмиля. Себастьян попросил присылать ему открытки из мест, где они будут, чтобы он мог «попутешествовать с ними», и они от души пообещали.

Теперь Жоанна ставит на стол корзину с апельсинами, а Эмиль приносит чайник и три чашки. Себастьян играет с Поком кусочком шнурка, который вытащил из своего ботинка.

— Скоро здесь будет очень тихо, — вздыхает он. — Зимой в Перьяке невесело.

Он рассказывает, что у них обычно не бывает снега и туристов мало. Они с отцом, как правило, закрывают ресторан с января по март. Потом Жоанна встает, роется в стенном шкафчике и возвращается с двумя полотнами, которые кладет на стол перед Себастьяном.

— Это тебе.

Он, кажется, не понимает ее слов.

— Мне? Это мне?..

— Это подарок.

Его лицо озаряет улыбка. «А мальчишка, должно быть, чертовски влюблен», — думает Эмиль.

— Ты можешь повесить их в ресторане твоего отца, если хочешь… Или в твоем будущем доме.

20

Жоанна кутается в черную шаль. Свежий ветер пахнет морем. Они остановились на обочине шоссе и смотрят на городок Баж вдали, небольшую возвышенность среди озер. Любуются его каменными домиками. Кирпичного цвета крышами. Розовыми фламинго в лагунах неподвижной воды. Маленькими голубыми и белыми лодочками.

— Красиво, правда? — говорит Жоанна.

Этой ночью Эмиль снова дрожал, и она прижалась к нему, успокаивая. Это, кажется, работает. Оба только немного смущены теперь. Как два робких подростка.

— Припаркуемся? — спрашивает она.

— Да. Здесь, мне кажется, хорошо.

На обочине есть площадка. Отсюда открывается красивый вид на Баж. Есть даже низенькая каменная стена, куда удобно присесть, чтобы полюбоваться пейзажем. А завтра можно и сменить место, если у шоссе будет слишком шумно.

— Знаешь, я кое о чем подумала, — тихо говорит Жоанна.

Он поворачивается к ней.

— Чтобы успокоить тревогу…

Он кивает, мол, продолжай.

— Я решила… В общем, я думаю…

Она колеблется. Готова уже бросить это дело, но Эмиль подбадривает ее взглядом.

— Я думаю, упражнения в осознании могли бы тебе помочь…

Он не очень понимает, что она хочет сказать. Ему не хочется говорить ни о своих провалах, ни о своих тревогах. Пусть ему дадут забыть об этом хоть на несколько секунд.

— Я думаю, тебе станет легче жить, и… и это может помочь тебе укорениться, когда случится блэкаут.

— Укорениться?

Она плотнее кутается в шаль.

— Да, в настоящем. Я хочу сказать…

Она как будто ищет слова на горизонте, в серо-белом небе.

— Твое прошлое стирается. Ты… Ты ничего не можешь с этим поделать. Это не в твоей власти…

Она говорит мягким голосом, как обычно.

— А твое будущее… оно…

— Моего будущего не существует.

Она сглатывает и кивает.

— Твое будущее тоже стирается. Значит…

Жоанна выдерживает короткую паузу, и он, кажется, понимает, куда она клонит:

— Значит, у меня остается только настоящее.

Она поворачивается к нему с явным облегчением: он понял.

— У тебя остается настоящий момент. И это… это хорошо в каком-то смысле.

Он смотрит на нее с капелькой горечи.

— А?

— Да. Мой отец когда-то переписал цитату и повесил на стену в гостиной. В ней говорилось: Настоящий момент имеет преимущество над всеми остальными: он принадлежит нам.

Уже давно она не говорила цитатами. Ему этого почти не хватало.

— Он был прав. И я думаю, если ты научишься жить в настоящем, будешь меньше страдать. Если решишь быть только в настоящем моменте и отпустить прошлое, тебе будет не так больно.

— Это выглядит так легко, когда ты говоришь. Отпустить прошлое.

— Я не говорила, что это легко.

Отголосок пережитого слышится в ее голосе. Эмиль пожимает плечами и, отведя взгляд от кружащих в небе чаек, поворачивается к ней.

— Ладно. Я готов учиться.

Ее довольная улыбка чуть окрашена грустью.

— Вот и хорошо. Я думаю, это пойдет тебе на пользу.

Эмиль не знает, поможет ли ему это преодолеть тревогу, но время, проведенное с Жоанной в качестве инструктора, наверняка облегчит ему жизнь.

— Жоанна, ты могла бы повторить мне цитату твоего отца… чтобы я записал ее в дневник?

— Да. Конечно.

В глазах ее мелькает огонек, словно какая-то мысль вдруг пришла ей в голову.

— Можно будет написать ее на двери кемпинг-кара, правда?

Перед глазами встает Жоанна с аметистовым гребнем в волосах, сосредоточенная, она старательно выводит красивые буквы на дверце кемпинг-кара, и он от души соглашается.

— Отличная мысль.

— Значит, вот как, твой отец записывал цитаты на стенах?

— А?

На улице пошел дождь. Им уютно и тепло в машине. Жоанна кутается в шаль, в руке черный фломастер. Она накладывает слой за слоем на буквы, которые написала на входной дверце кемпинг-кара. Сцена вполне похожа на видение Эмиля. Не хватает только аметистового гребня в волосах.

— Это твой отец научил тебя писать цитаты на стенах?

Она улыбается веселой детской улыбкой. Господи, как же она изменилась за считаные месяцы…

— Да. Они были повсюду.

— Это…

Он не знает, какое слово употребить.