Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дуаньдуань вдруг тоже раскашлялся, он был похож на попугая, который подражает хозяину: кашлянул несколько раз и затих. Звуки, издаваемые сыном, вывели Кайхуа из оцепенения, возбуждение, охватившее тело, прошло. Она взяла мальчика на руки и вышла, а Дуаньдуань вдруг выдал:
– Матушка-наставница, кхе-кхе!
За всю свою жизнь он заговорил только два раза, когда обругал своего отца на закате дня и обозвал мать, рассматривая муравья у себя под ногами, больше не произнес ни одного нормального слова. Только что услышанное потрясло Кайхуа не меньше, чем постельная сцена с участием учителя. Выходит, что она дважды испытала шок в доме Аймо.
Затем женщину охватила радость: Дуаньдуань наконец заговорил! В прошлые два раза его реплики звучали совсем невпопад, а на этот раз слова были связаны с происходящим вокруг, это же невиданный прогресс! Для матери только что услышанное было таким же нежданным подарком, каким становится цветение засохшего дерева для заботливого садовника.
Она прижала ребенка к себе, пытаясь заставить его сказать еще что-нибудь:
– Как Дуаньдуань сказал про матушку-наставницу, кхе-кхе, да?
Но мальчик наотрез отказался говорить и молчал. Похоже, он вообще не сознавал, что вымолвил слова, и подавно никак не давал понять, что намерен сказать что-то еще.
Но Кайхуа отказывалась верить, что ее сын не заговорит, веру в лучшее она прятала в глубине души, теперь она все надежды возлагала на учебу в школе. Коли Дуаньдуань сказал что-то дома у учителя, это значит, что у провидения есть какие-то намерения в отношении ее сына. Мальчик до сих пор был заперт в каком-то другом мире, может статься, что учитель Аймо выпустит его оттуда. Аймо стал чуть не святым в представлении женщины, а на святое нельзя покушаться. Только что увиденная сцена и охватившее ее при этом страстное желание были еще свежи в памяти, но быстро меркли и уходили в прошлое, превращаясь в туманное видение. Теперь ей казалось, что все это не связано с учителем.
Кайхуа повела сына домой, надо было как следует подготовиться к первому дню в школе. Первый раз в первый класс – это повод для стольких материнских хлопот, надо купить ранец, новую одежду. Начало учебы – это же начало нового этапа в жизни ребенка, почти историческое событие. Любая мать возлагает самые большие надежды на этот день. Дуаньдуань не такой, как остальные дети, поэтому у Кайхуа не было чрезмерных ожиданий, она лишь надеялась, что благодаря учебе он станет обыкновенным ребенком, как все. Задача непростая, поэтому мать Дуаньдуаня очень серьезно отнеслась к ритуалу подготовки к школе.
Сначала она решила пойти в магазин и купить сыну ранец и новую одежду. Ровно два года не прогуливалась она по улицам села. Хотя до него рукой подать, стоит только пересечь реку Мудань-цзян, но выбраться туда давно не удавалось. Муж Ли Муцзы под предлогом заработков бросил ее одну, оставив наедине во всеми тяготами воспитания такого ребенка, поэтому она почти не выходила со двора, даже соль и стиральный порошок просила купить соседей. А теперь, опять же благодаря сыну, она сможет пройтись по торговой улице села.
Дорога до села долгая и узкая, Кайхуа вела сына за собой, привязанным к своему поясу. Это странное зрелище тут же привлекло много удивленных взоров. Несколько лет назад Дуаньдуань схватил с уличного прилавка пластиковый таз и со смаком принялся его грызть, вот тогда удивленные и возмущенные взгляды чуть не придавили ее к земле. Под этими обвиняющими взорами невольно хотелось провалиться сквозь землю и становится так больно, словно от тебя по кусочкам отрезают плоть.
Но сегодня Кайхуа не собиралась сгибаться ни под чьими взглядами. «Как-никак мой сын идет в школу!» – подбадривала она себя всю дорогу.
На каменном мосту дорога расширилась, можно вести ребенка за руку, но веревку Кайхуа не отвязала, потому что Дуаньдуань в любой момент мог вырваться и убежать. Он был гораздо крупней и сильней ровесников, отличался упрямством. Если мама не отпускала руку сама, он начинал ее кусать, пока не освободится. Тыльная сторона обеих ладоней у Кайхуа была покрыта ссадинами и следами укусов, оставленных зубами сына. Эти раны врезались в память матери, причиняя не столько физическую боль, сколько душевные муки. Таким образом, веревка была необходима на случай, если Дуаньдуань выдернет руку, после чего непременно попытается стукнуться головой о ближайшую стену.
На дороге любопытных взоров стало больше, они, как репей, цеплялись ей за спину. Кайхуа старалась идти с прямой спиной и не опускать голову. Ребенок пристально следил за проехавшей в клубах пыли машиной. Когда она исчезла за поворотом, он начал вырываться. Устремившись в направлении уехавшей машины, он принялся выдергивая руку. После двух неудачных попыток ребенок, как дикий зверек, развернулся, собираясь броситься на мать. Он уже открыл рот, чтобы вцепиться в ее руку, но тут Кайхуа его отпустила. Дуаньдуань, как сорвавшийся с поводьев дикий жеребец, понесся что было сил и протащил мать по земле на расстояние шагов десяти. Кайхуа уселась на землю, она сделала это специально, чтобы остановить сына. Этот прием она придумала давно. Стоящее дерево легко повалить, а вот сдвинуть лежащий камень совсем не просто.
Догнать машину не удалось, и Дуаньдуань впал в бешенство: он вопил не своим голосом, яростно мотал головой, брызжа слюной, которая разлеталась вокруг и пачкала чистую одежду, в которую его одела с утра мать. Вокруг них быстро образовалась толпа зевак, глазевших на мать с сыном, посыпались и реплики. Эти слова были похожи на пугающий треск разрывающихся хлопушек, которые поджигает гурьба ребятишек под Новый год:
– Что же он творит! Он что, сумасшедший?
– Откуда взялся этой идиот?
– Безумного вывели на улицу, во дают!
Подъехала другая машина, люди расступились, Дуаньдуань помчался за ней в переулок, а Кайхуа следом. Погнавшись за сыном, она смогла избавиться от раздраженных взоров толпы. Благо по улицам села ездит много машин. Сегодня у Дуаньдуаня вдруг пробудился к ним интерес, он как вкопанный остановился напротив микроавтобуса и принялся его ощупывать. Кайхуа казалось, что так глядят на только что родившегося младенца, столько в его движениях было любви. Рядом оказался магазин одежды, женщина решила воспользоваться тем, что сын увлечен машиной, и попросила владельца подобрать подходящую одежду ребенку. Хозяин лавки оглядел Дуаньдуаня, его смутило, что мать и сын были связаны веревкой, а на лице у ребенка было отсутствующее выражение. Кайхуа поторопила его, и он вынес на примерку спортивный костюм зеленого цвета с двумя белыми полосками на лампасах. Мать на глаз прикинула, что костюм впору, и расплатилась. В это время к микроавтобусу подошел молодой мужчина с рыжеватыми волосами и жидкой бородкой и грубовато спросил:
– Чей это бутуз, что он делает возле машины?
Кайхуа поспешила прижать мальчика к себе и объяснить:
– Он совсем маленький, не видел машин…
Не успела она договорить, как Дуаньдуань вновь закричал и бросился на машину.
Мужчина посуровел, глаза стали узкими щелочками. Он вдруг завопил так, будто у него штаны загорелись:
– Ты что творишь, не испорти мне машину! Если повредите эмаль, будете платить мне две тысячи восемьсот юаней, поняли!
Кайхуа рассердилась:
– Разуй глаза, это всего лишь ребенок, разве ему по силам эмаль отодрать?
Парень еще сильней разошелся:
– А что, маленькому позволено безобразничать! Сразу видно, что он дурачок, еще вывели такого на улицу.
Ее гнев улетучился, злые слова парня вдруг подействовали успокаивающе. Она посмотрела ему в глаза, схватила Дуаньдуаня за руку и хотела увести от машины, но мальчик упрямо продолжал тянуть к ней руки. У женщины не было сил остановить его, пришлось, нагнувшись, оттащить его на веревке.
Если бы в этот момент Кайхуа обернулась, то увидела бы на лице молодца довольную мину, будто он урвал что-то ценное. Такие ухмылки бывают у тех, кто думает только о себе и плюет на чувства других.
Кайхуа шла вперед, не оборачиваясь, и волокла за собой Дуаньдуаня, они остановились возле книжного магазина. Мальчик горько плакал, она повернулась, чтобы вытереть ему лицо:
– Дуаньдуань, какой тебе нравится ранец, мама тебе его купит.
Ребенок не обращал на нее внимания, погрузившись в свое несчастье. Он в жизни не ответил ни на чей вопрос, и мать не стала ждать ответа, сам выбрала ранец, ручки и тетради и повела Дуаньдуаня назад. Улицы села были грязными, опасаясь, как бы сын еще что-то не выкинул, она хотела как можно быстрей вернуться домой.
Ребенок перестал плакать только у моста через реку Мудань-цзян, мать тоже успокоилась, вытерла ему как следует лицо и повела за руку домой. Тем вечером Кайхуа сначала искупала сына, затем помылась сама, зажгла ароматные палочки и совершила поклоны до земли перед домашним алтарем, молясь бодхисатве. На следующее утро она одела сына в новую одежду, повесила ему на спину ранец и повела в школу.