Случайностей на свете не бывает - Елизавета Пузырева

– Ну, наконец – то, лари! Впрочем, мы не ругаем, результат стоил нашего ожидания. Вы обе прелестно выглядите.

На что мы с Диной вежливо поклонились в заученном накануне поклоне. Чем вызвали улыбки на лицах друзей. Ведь сколько сил положено, чтобы я кланялась и с достоинством, и с почтением. Олдри тем временем подал Дине руку, та коснулась её едва – едва, и мы все впятером вошли в бальный зал. Николса Трейда никто не видел.

Смотритель, не моргнув глазом пропустил меня, хотя я думала, что нужно будет представиться, сказать кто ты и что ты, коли Николаса не было поблизости. Но я была в сопровождении благороднейших отпрысков знатных семейств, как шутя отозвался о себе Треволл и тут же пояснив, что об объявившемся стихийнике и призывнике только ленивый не знал, так что пригласительного с меня не потребовали бы ни при каких обстоятельствах. Ну должны же быть какие –то плюсы от моего дара! Как поговаривал кот Матроскин: «Усы и хвост – вот мои документы!» Так похоже и со мною, представляться нет необходимости.

Я переступила порог залы и услышала позади себя чистый, густой голос смотрителя бала, объявившего наше появление:

– Виконт Треволл, барон Ролманд, студенты Земельного Факультета Академии Стихий, граф Олдри, Дина Лесс призывники и студенты Земельного Факультета Академии Стихий, Ани Вайрес, стихийник земли, призывник, гвардеец охранного подразделения, студент Земельного Факультета Академии Стихий.

Ух ты… И тишина…

Мы все впятером склонились в приветственном поклоне. Картина маслом, однако – где еще таких ботаников можно сыскать! До полноты картины надо даргонийцев еще в ряд поставить, вообще будет глаз не отвести, да и желающих поступить на наш курс явно будет ой как много. Лари, как пить дать, в очередь выстроятся, а конкурс же в этом году, думаю, будет зашкаливать и бить все рекорды. А что вы хотели – ботаник – это звучит гордо! Впрочем, даргоницы не заставили себя ждать, подошли, приветствуя каждого и нас, чем похоже удивили всех приглашенных. Ну не водится за ними такая слава, как вежливость, учтивость и добродушие. Меня же это после знакомства с Реем перестало удивлять. Не стоит вешать ярлыки, давать характеристику, только потому что дракон должен быть кровожадным, а те, в чьих жилах течет их кровь надменными и бесчувственными.

Вскоре я оставила друзей, к которым направились знакомые из разных уголков бального зала. Знакомиться с ними сейчас мне не хотелось, успеется. Я стараюсь идти медленно, с вежливой улыбкой отвечать на поклоны встречающихся мне на пути гостей. За непринуждённой улыбкой никто не замечал моей собранности и внимательности. Где – то здесь был мой враг. Он не мог не прийти после вчерашнего покушения. В голове крутилась детская считалочка: «Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать». Где же он? Где ты? Ну же, не стой в тени…Выходи… Имей смелость выступить вперед, когда напротив тебя стоит не трёхлетний беспомощный ребёнок, а стихийник и призывник, готовый дать отпор. Выходи же…

Я напрягла свое зрение, стараясь не пропустить ни малейшей детали, вглядываясь в мелькавшие передо мною лица. Уж не знаю почему, но я была уверена, что ненависть, толкающая на убийство не может не проявиться на лице, она обязательно будет корректировать черты, проявляя неприглядные оттенки души, накладывая отпечаток, который не сотрешь, не припудришь. Вы замечали это? Людские лица с возрастом начинают отражать душу, делая явным тьму, впрочем, как и свет. Внезапно моё зрение, как и ночью в подземелье стало заостряться. И я начинаю видеть не только мельчайшие детали, а словно минуя преграду очевидности, различаю, или вернее чувствую, вижу души, а если точнее, то их цвет, их переливы, распознавая кто есть, кто. Однако…Как же это может быть? Что со мною все время происходит? У меня уже сил на удивление не остаётся… И ведь не знаю, и объяснить не могу, но ведь вижу… Вот здесь, к примеру, восторг – надо же, как от него плещет яркими, теплыми всполохами, так красиво. И ведь действительно, возле молодой женщины собралась уже небольшая группа людей, все смеются, радуются, не осознавая того, что греются в теплых лучах светлой души. Вот восхищение, отдающее карамелью и ванилью, чуть приторно, слащаво на губах, но терпимо, если в меру. Здесь безудержная радость, как бесконечно осыпающееся конфетти, заслоняет все, отодвигая на задний план, делая душу добрее, ярче осыпается на плечи стоявших рядом, вызывая невольные улыбки. А вот поди же рядом прекрасно соседствует зависть, с душком теплой прелой лежалой гнили, отравляя своим гнилостным дыханием на добрых два – три метра все в округе. Тут же глухая ревность, горькая, словно расколовшийся на зубах черный острый перец, который все пытаются заесть, да проку никакого, так и будет на зубах скрипеть, постоянно внося ноту горечи и в свою жизнь и жизнь окружающих. А тут, поди же, неприязнь, душная и липкая как воздух в жару в закрытой глухо наглухо комнате. Но это все не то. Не то, что мне сейчас надо. Неприязнь, ревность, зависть – в них нет ничего приглядного, но мне нужно понять, где притаилась лютая, непримиримая за столько лет ненависть. Ненависть, что толкает на убийство. Ненависть, для которой трехлетняя малышка всего лишь пешка на шахматной доске, смахнуть которую можно одним щелчком, не задумываясь.

Я продолжаю медленно двигаться по залу, минуя гостей, с которыми вежливо раскланиваюсь в выверенных друзьями поклонах, что – то отвечаю одногруппникам, когда прохожу мимо кого – то из них, надеюсь, что в тему, а не невпопад.

Но вот я ощутила неприятный колкий холодок, и развернувшись в этом направлении делаю шаг, другой, третий. Где – то в стороне от всех, на другом конце зала словно чернильное пятно пульсируя, в такт черному сердцу, разливается через край ненависть, разбрызгивая, словно плюясь, давясь ею смертельно ядовитые брызги. А веет то как оттуда – словно могильным холодом. Это же уже мертвая душа. В ней нет ни чего живого. Страшно, ведь и воззвать будет не к чему. Такой проигрывать нельзя. О пощаде и милости ей точно ничего не известно.

Она, ненависть, пока что не направлена на меня, её вектор в другом направлении. В каком? Я даже не сомневаюсь, что стрелка этого вектора направлена на моих родителей. Так значит, вот где мой враг. Что ж,